Сердце Агрессора - Андрей

На уничтожение солдата у робота не ушло и половины секунды, и вот уже его шаги стихли в грохоте артиллерийской канонады, которая снова вытеснила тишину из ночи.

Началась гроза. Между багровыми зарницами ракетных ударов вспыхивали ослепительно–белые трещины молний. Словно люди, в своей животной ярости, пытались расколоть небо. Тяжелые капли влаги, грязные от сажи измаравшей небо, громко застучали по камням разрушенного города. Ручей этой грязной воды стек по ступеням в подвал штаба командующего ежердов, смешался с начавшей запекаться кровью убитого солдата и, словно испугавшись горящих огнем безумца глаз экселленца, поспешил скрыться под мебелью.

В этот момент в подвал, почти бесшумно, вошли два бойца в броне с незнакомым черно–зеленым пятнистым активным покрытием. На шлемах с забралами, полностью скрывающими лицо, была прикреплена маленькая красная эмблема с тремя буквами — И. А.Б. В руках они несли оружие незнакомого вида размером с обычную импульсную винтовку.

— Какого… — проговорил экселленц, отрывая руку с полевым коммуникатором ото рта, и поворачиваясь к выходу.

Между тем бойцы неизвестной мне армии молча осмотрели помещение и встали по обе стороны дверного проема. Через пару секунд из дождя вышел человек в обычном гражданском плаще. Взмахом руки он велел бойцам выйти, они ударили, почти одновременно, левыми кулаками по грудной броне и тихо, а от этого жутко, скрылись за пеленой дождя. И все–таки я был уверен, что далеко они не ушли.

— Доигрался, Густав? — очень тихо проговорил вошедший.

Это был плотный мужчина среднего роста, чуть лысоватый и седоватый. Он не кричал, не размахивал руками, не грозил и наверняка не был вооружен, но от него исходила такая аура силы и власти, что я прекрасно расслышал его слова не смотря на звон в ушах и уличный грохот.

— Антон?! — жалобно пропищал грозный командующий ежердов.

Человек, которого экселленц назвал Антоном, не торопясь прошел к коммуникатору, взял его из рук экселленца и сказал три слова:

— Браун… Прекратить огонь.

Через секунду на планете День грохотала только ночная гроза. Да и та пошла на убыль.

— Антон, все так глупо получилось… — уже более спокойно сказал ежерд.

— Это была твоя последняя ошибка, Густав, — ни сколько не громче обычного выговорил Антон. — Тебя объявят военным преступником. Ежерды на некоторое время потеряют право на войну. Войска вернут на Ежерд. День получит независимость. Новым экселленцем будет Ицхак Роллер.

Антон подошел к столу, выдвинул стул и уселся, тщательно подобрав полы плаща так, чтоб они не касались кровавой лужи на полу.

— А я… — попытался что–то сказать ежерд.

— Только одна планета примет тебя, не задавая вопросов… Конвикт.

— Каторга?! — вскричал побледневший завоеватель.

— Это ее щенок? — сменил тему Антон. — Я возьму его себе. Его не будут искать…

— Да, да забирай… Послушай, Браун, но если ты поможешь… твое влияние…

— Я все сказал, Густав. Хочешь сохранить жизнь — беги.

Антон Браун встал и медленно пошел к выходу. Видимо его спина была на столько заманчивой мишенью, что Густав не смог удержаться. Он схватил брошенный на стол бластер и…

Из темноты ночи вылетела небольшая слепящая глаза молния, ударила в оружие экселленца и потухла, выбив бластер из руки. Антон обернулся, укоризненно посмотрел на Густава, и на грани шепота пробормотал в ночь слова, навсегда врезавшиеся мне в память:

— Заберите детеныша… Могли бы и убить эту крысу. Он с нами уже рассчитался.

Антон Браун не торопясь поднялся по ступенькам, и вспыхнувшая трещина молнии высветила его силуэт на фоне ночи, значительно увеличив его размеры.

Из тьмы вынырнул молчаливый воин в глухом шлеме. Как тень, проскользнул по подвалу, легко меня поднял, и я второй раз за ночь выехал под низкие тучи на плече солдата.

Сигнал перегрева спинового сегмента брони продолжал отвлекать внимание, хотя за одиннадцать часов можно было бы и привыкнуть. Можно было бы одним прикосновением к клавишам на поясе отключить эту ненавистную мигалку. Можно было почесать зудящий от пота живот и похлопать по онемевшей от долгого лежания в одной позе ноге. Можно было просто встать и уйти в тень. Я на секунду представил, как все это проделываю и улыбнулся. К счастью хотя бы лицом шевелить было можно.

Я представил: вот переворачиваюсь на спину, почесываю живот, хлопаю по ноге, встаю, потягиваюсь и медленно иду в тень травяного навеса. Представил удивленные лица городского колдуна, молодых бронзоволиких воинов пришедших за «волшебной змеей», женщин в самотканых платьях и остальных людей сидящих и лежащих под кустами вокруг площади.

Да, смешно.

Жрец скрылся под навесом и вскоре вернулся с небольшой глиняной бутылочкой и шприцем. Четверо молодых воинов тот час улеглись на пыльные плиты площади ногами к солнцу. Остальные: старики, женщины и дети отошли шагов на сто, где и расселись, повернувшись спиной к навесу.

Я понял, что какой–то из тех Богов, про которых я вспоминал, медленно запекаясь в броне, вспомнил обо мне и наконец–то начинается долгожданное представление.

— Клэб, выпускай муху. Начинаем, — прошептал я в микрофон, и почти сразу маленький черный микрофон вылетел из–за навеса и прилепился к спине жреца. Немедленно вспыхнули сигналы в шлемах всех пятерых бойцов личной армии Антона Брауна, извещающие об устойчивом приеме и переводе на всеобщий язык получаемого сигнала.

— …И поднялся змей, и обогнали жала его лучи священного солнца… — тем временем тянул молитву жрец, не забывая вкалывать одним и тем же шприцем кубика по два всем четверым юношам. Закончив это действие, от которого у любого нормального врача волосы встали бы дыбом, жрец умолк. Аккуратно слив остатки эликсира из шприца в бутылочку, он взял веер, уселся в пыль перед молодыми самоубийцами и принялся их обмахивать, отгоняя насекомых. Настало время.

— Готовность — два, — твердо сказал я сначала себе, потом в микрофон. Мышцы подтянулись, все проблемы забыты, цель определена.

— Готовность один. Клэб, от меня по солнцу первый, Яго — второй, Дин — третий, я — четвертый, Сэнди — жрец. Сэнди, живой жрец!

Ничуть не скрываясь, мы возникли из укрытий вокруг площади. Все туземцы открыли рты от изумления, но мысль о том, что это все–таки довольно забавно, даже не пришла мне в голову.

— Начали! — крикнул я.

— ТКА! — крикнул жрец.

Все пятеро нападавших выстрелили одновременно. Все пять зарядов запеклись стекловидной корочкой на каменных плитах в тех самых местах, где только что отдыхали жрец со своими пациентами.

Колдун в мгновение ока оказался под навесом, четверо молодых воинов вообще исчезли. Страх, жуткой холодной и влажной ладонью сдавил пах. Я понятия не имею, почему поступил именно так, а не иначе, глядя как из ниоткуда появляется тень воина, и как отделяются головы моих солдат. Как хорошо, что нас было на одного больше. Это дало мне время.

Я бросил ружье, одновременно сорвав локальную химическую мину с пояса. Следующий миг — включение активной химзащиты костюма и активизация мины. С легким хлопком мина хлопнула, и на месте ее взрыва немедленно образовался вихрь ядовитых газов. Я, конечно же, забыл о правилах применения подобных устройств, так что дальнейшее развитие событии наблюдать не смог. Сколь бы не была крепка броня высокой защиты — от прямого попадания каменной мостовой по затылку она спасти не смогла.

Забытье не было долгим. Вода, в которую разложился запрещенный в Федерации газ, еще не успела высохнуть. Но все же жаркие лучи местного светила делали свое дело, и спустя пол часа ни одна комиссия не смогла бы определить, что здесь было применено химическое оружие.

Мигали уже несколько предупреждений о перегреве брони, так что, определив по приборам отсутствие человеческих существ в радиусе полукилометра, я с огромным удовольствием снял шлем. Этого нельзя было делать вне базы Института, но после пережитого, на правила мне было наплевать.

Сначала я вынул из скрюченных смертью и паром со сложной формулой пальцев жреца бутылочку с эликсиром, и перелил содержание в герметичный термос на поясе. Потом ножом вырубил образцы мяса у четверых принявших снадобье индейцев, и рассовал трофеи по четырем герметичным контейнерам. Погибших товарищей я сложил в тени навеса, пристроив их головы рядом, а индейцев свалил в кучу на середине площади. Смерть, невзирая на лица, забрала всех, и в одной куче оказались и жрец, и воины, и старики, и дети. Следовало выполнить основную заповедь Института: ни каких следов. Поэтому, я обсыпал индейскую кучу термитным порошком, взятым из снаряжения моей команды, и поджег. Надев шлем, я нажал кнопку вызова, сел в тени и принялся ждать.