Морское братство - Александр Зонин

Ковалев, как обычно, говорил скупо, но все чувствовали, что аврал встряхнул, оживил старшину.

Когда по трансляции сообщили об аварии «Ангары» и предстоящей буксировке, Ковалев оказался первым помощником боцмана Кийко. Он хлопотал, чтобы люди оделись потеплее в непромокаемое, чтобы никто не выходил наверх без рукавиц. Наставлял, как лучше пробираться подветренным бортом на корму, чтобы не смыло волной. Он азартно и ловко вместе с матросами боцманской команды волочил бухту стального троса и приготовился бросить проводник.

В ожидании подхода к «Ангаре» группа Ковалева разместилась за щитом орудия. Люди тесно прижимались друг к другу, когда волны накрывали их с головой, а потом, фыркая и моргая покрасневшими глазами, прикидывали расстояние до транспорта и спорили, кто раньше подойдет. «Умный» был ближе, но ему мешала встречная волна. «Упорный» был дальше, но, описав большую дугу, он снова шел с попутным ветром.

В расчеты спорщиков вносило путаницу неправильное движение транспорта. Огромная неуправляемая коробка болталась между валами, покорно разворачиваясь то влево, то вправо, ложилась на борт, черпая воду, или зарывалась в волну носом. Тогда через ее полубак низвергался поток, заливая грузы на палубах и разбиваясь на струи в надстройке спардека. Страшно было подумать, что эту громаду потащит едва видный на волне «Упорный».

Даже любивший лихачить Неделяев два раза проскочил, не подав буксирный конец, из опасения получить удар в борт всей тяжестью «Ангары». Ему пришлось возвращаться, описывая большой круг, и в это время более осторожный Бекренев, регулируя скорости и давая задний ход правой машиной, прошел на расстоянии, позволившем забросить проводник. Теперь надо было удержаться на близкой дистанции, чтобы вытянули буксир, и в то же время избежать столкновения с транспортом. Обычная работа машинами «враздрай» — одной вперед, другой назад — сейчас плохо помогала удерживать корабль на месте. Колтаков должен был непрерывно переводить рукоятки штурвала. И почти так же непрерывно телеграфные сигналы меняли режим машин.

На носу транспорта работали бывалые арктические моряки, и трос скоро вытащили к высокому форштевню. Но в тот момент, когда Бекренев заметил несколько рук, протянувшихся к стальному тросу, яростный вал кинулся на транспорт, швырнул его в сторону, проводник лопнул, и трос начал тонуть.

«Упорному» грозило наматывание каната на винты. Кийко заставил немедленно перетягивать трос по борту подальше от кормы. Матросы проделали эту работу, встречая грудью жестокие удары волн. Ветер теперь был позади траверза, и люди, тащившие трос, попадали в неистовый водоворот, в страшные быстрины. Порой волны тащили их за борт, и они покачивались вокруг спасательного троса, ожидая, когда новая волна кинет их снова на корабль.

Николай Ильич подосадовал, что передоверил трудный маневр молодому командиру. Надо было заходить навстречу дрейфующему транспорту. Теперь в борьбе с морем новый маневр затянется больше чем на полчаса, а может быть, и на весь час. Следовало также прикрепить к тросу три бросательных конца с анкерками. С транспорта их легко взяли бы кошками. И, наконец, надо соединить стальной трос с якорь-цепью для большей прочности буксира.

Охватив плечи Бекренева и пригибаясь вплотную к его уху, Николай Ильич прокричал свои соображения.

Бекренев слушал, закусив губы, с выражением обиды. Конечно, он и сам все это знал, но положился на артиллерийского офицера и мичмана Кийко. Подвели. Теперь Неделяев натянет нос и будет с месяц хвастать, как у него все ловко делалось, а на «Упорном» в шторм пытались подать буксир по-рейдовому.

Обрывки слов долетали к Сенцову, и он решил спуститься на ют. На трапах ветер бил в спину, и двигаться было сносно, но, дойдя до шкафута, он невольно отступил.

Впереди бурлили водовороты, и только штормовой леер изредка выходил из волны, указывая, что здесь не пучина моря, а палуба корабля.

Сенцов встретился с Ковалевым.

— Путешествие здесь может быть с приключениями, — прокричал он.

Ковалев, приложив ко рту ладони рупором, гудел:

— И не ходите! Команда отдыхает, пока снова не подойдем.

В тесном проходе к каютам офицерского состава и умывальникам, у двери в ленинскую комнату, отбивали чечетку промерзшие матросы. По рукам путешествовал объемистый кисет, и теплый махорочный дымок одолевал соленый запах воздуха, наполненного мельчайшими брызгами воды.

Сенцову показалось, что в обращении старшины к нему звучит некоторая снисходительность опытного моряка к береговику. Захотелось проявить свою морскую умелость. Но транспорт был действительно далеко, и гребни огромных водяных гор часто совсем закрывали его высокий борт. Капитан-лейтенант вошел в коридор. Занавеска из штурманской каюты была отдернута, и оттуда доносился свист с всхрапыванием Кулешова. Штурман спал на спине, в толстой канадке, спустив с головы капюшон. У него хватило сил снять лишь резиновые сапоги, и они катались теперь вместе с транспортиром в лужице воды. Грохот волн в каюте отдавался ощутимее, чем наверху. После каждого удара казалось, корабль протаранен и разламывается на части. Но к Кулешову никакие звуки не доходили. Сон после тяжелой вахты владел им безраздельно.

Сенцов пошел дальше. И в других каютах был такой же беспорядок и так же, не раздевшись, спали мертвым сном свободные от вахты офицеры.

В кают-компании перевернутые и связанные кресла порвали путы, но, стиснутые между колоннами пилерсов, скопом, с глухим шумом ползали на узком пространстве. Чугунная статуэтка девушки со светочем в обнаженной руке, которую приобрел для кают-компании еще Долганов, лежала ничком, закутанная во флагдук, и рука ее сиротливо взывала о помощи. Сенцов подошел к барографу: давление продолжало резко падать. На такой низкой шкале Сенцову еще никогда не приходилось видеть перо барографа, и он подумал, что корабль, наверное, в самом центре циклона. Потом его поманило лечь на широкий кожаный диван. Он поспешил избавиться от соблазна и, подавляя зевок, вернулся на палубу.

Транспорт теперь дрейфовал с другого борта. К нему подходил «Умный» и что-то сообщал прожектором. Глядя на «Умный», можно было представить себе, как выглядит «Упорный». Над водой выступали только мостик, широкая труба и надстройки. Торпедные аппараты, носовые и кормовые орудия были в клокочущей пене.

Часть отдыхавших артиллеристов начала пробираться по шкафуту на ют, и Сенцов решил идти с ними до энергопоста. Он ухватился за штормовой леер и побежал, пользуясь минутой, когда волна отхлынула с подветренного борта. Но на середине пути встала темно-зеленая стена воды, холодный гребень выгнулся над людьми, и Сенцов, не успев даже втянуть голову в плечи, очутился под водой. Стремительный напор оторвал его ноги от палубы, швырнул вверх, с размаху бросил на переборку и перевернул вниз головой, так как Сенцов не хотел выпустить троса. Отплевываясь от горькой воды, поддержанный чьей-то товарищеской рукой, он, наконец, стал на ноги. Вода схлынула. Можно было продолжать бег к спасительной рубке механика.

Несмотря на то, что дверь от энергопоста открывалась прямо на палубу, здесь было тепло и сухо, и мокрый Сенцов смущенно остановился за комингсом.

— Хотите картошки? Чаю? Ничего не хотите? Тогда сушитесь!

Механик спустил ноги с дивана, очищая для гостя место перед электрической грелкой, и забрюзжал;

— Долго еще эта чертова канитель будет длиться? Хоть бы уж взяли посудину и пошли вперед. Маневровые машинисты с ног валятся. Смотрите, — он показал на светящиеся в панелях зеленые, белые и красные кружки, — какое рабочее напряжение. Почти без резерва работаем. А если еще пар сядет?

— Авось не сядет, — обнадежил Сенцов.

— Хм… Если паропроводные трубки потекут, на такой качке не легко будет заглушины ставить. Машинисты и так изжарились. Ну, конечно, там на мостике знают одно — мы с «Упорного».

— Это же ваша любимая присказка, механик: «Мы — с «Упорного».

Офицер опять хмыкнул и обмяк.

— Моя. И никто, кроме БЧ-пять,[5] не имеет на нее прав. Мои лошади везут. Но…

Он пригнулся и сказал шепотом, хотя они были в посту одни:

— Ежели провозимся сутки, нам не хватит топлива до ближайшей базы. По примеру неких умников жечь в котлах мебель и книги? Решетом воду носить?

— Справимся скорее. Еще час-другой — и заведем буксиры. Стыдно, двум миноносцам не управиться.

— А про шторм забыли? — чуть ли не с торжеством сказал механик. — За всю службу я в таком шторме третий раз. Первый раз, когда на поиски папанинской льдины ходили, второй — рыбаков на траулерах выручали, и вот — третий. Да этот, пожалуй, чище. Обыкновенный шторм на все голоса поет, а этот — который час уже — тянет одну волчью ноту без передышки. Одна у меня надежда, что на «Ангаре» механики исправят повреждения.