Морское братство - Александр Зонин

— Совсем как штурмовик! — одобрил Колтаков. — Вот люрики и чистики — те больше в дрейфе лежат, как дозорные суда.

Сенцов подумал, что война вторглась даже в представления о природе. Теперь он сам, заметив пенный след на воде после пробега резвой касатки, сравнил его с движением торпеды и встревожился. А ведь легко сделать непоправимую ошибку — принять торпеду за касатку.

Он хотел сказать об этом Николаю Ильичу или Бекреневу, но услышал доклад наблюдающего и убедился, что эта же мысль владеет всей вахтой.

В этот день Сенцов почти не видел Николая Ильича. Пользуясь затишьем, Долганов продолжал разрабатывать план удара миноносцев по неприятельскому конвою в комбинации с торпедными катерами и авиацией. Он успел просмотреть в Архангельске и в плавании стопку наставлений. Параграф за параграфом вырастала записка о будущем бое. Ему, однако, не хватало предметного знания тактико-технических средств катеров, и он подосадовал, что в Архангельске поспешил отпустить Игнатова в бригаду торпедных катеров. С его консультацией предположения и выводы были бы надежнее.

Когда Сенцов вошел перед ужином в каюту, Долганов обрадовался:

— Ну, новый инспектор боевой подготовки, что знаешь о торпедных катерах?

Он донимал Сенцова дотошными вопросами о скоростях, маневренности, дымовой аппаратуре и средствах связи, и Сенцов отвечал обстоятельно и полно, будто на этих катерах, лишь несколько недель назад поступивших на вооружение флота, прошла его командирская жизнь.

— Ты — настоящий штабной офицер. И откуда у тебя такая универсальность?!

Сенцов был польщен, но упрямо отмахнулся:

— Если мое мнение для тебя что-нибудь значит, так послушай, Николай, брось мудрить. Честное слово, при всем уважении и любви к тебе… твой план — озорство в наших условиях.

— Почему?

— Мы не можем рисковать миноносцами для дел, с которыми в конечном счете управятся и торпедные катера, и разные виды авиации.

— Не можем рисковать миноносцами?

— Да, да. И, пожалуйста, без насмешки и негодования. Миноносцам достался будничный труд. Десятки конвоев, конечно, вам приелись. Но в результате обеспечены наши коммуникации по всему Северному пути.

— Мне это известно, Сережа, — отозвался Николай Ильич.

— Боюсь, ты забываешь, что миноносцев у нас не так много и их надо беречь для важнейших оперативных заданий. Брось свою затею.

— Чепуха! Адмирал сам имеет в виду набеговые операции миноносцев.

— В темное время — пожалуйста!

— А кто сказал, что я отбрасываю фактор скрытности и внезапности? Катера с дымовыми завесами, сковывающие противника, ломающие, дезорганизующие его походный ордер, разве не средство заменить темноту? Лучше всякой темноты?.. В конвоях мы отражали и авиацию и подводные лодки. Не прибедняй нашу конвойную работу. Зенитной обороной отбили у немцев охоту устраивать массированные налеты. И научили немецких подводников опасаться атак на миноносцы. Нашим людям кажется — слишком спокойно плавали, но это потому, что походов много — и только на пятом, даже на десятом, приходится сталкиваться с врагом. Вопрос в том, чтобы эффективно использовать наше главное оружие — торпеды, использовать в морском бою.

— Почему же обязательно миноносцы? Катерники и подводники имеют более выгодные условия для торпедных атак.

— Голова садовая! Да ведь выгодные условия создают! Давно ли предусматривались атаки торпедных катеров лишь в ночное время?

Оба начали горячиться. Николай Ильич против Сенцова мобилизовал адмирала Макарова и цитировал его «Рассуждения по вопросам морской тактики». Он стучал ногтем по карте Варангер-фиорда и твердил: «Без массированных ударов всеми средствами флота невозможно полностью закрыть вход и выход из фиорда, а в этом — важнейшая из задач». Но Сенцов упрямо отстаивал свою позицию осторожного использования больших кораблей.

— Ты меня Макаровым не пугай. Отлично знаю, корабли назначены для войны. Но вопрос в целесообразности. Надо конкретно учитывать обстановку театров. Вот японцы в начале этой войны имели преобладание в линейных силах на Тихом океане, а попытались их использовать далеко от баз, не обеспечив авианосцами, и потерпели поражение.

Николай Ильич вертел вокруг пальца линейку. Внезапно он сердито бросил ее на стол. Хороший парень Сенцов а, поди ж ты, к вопросам тактики подходит не так, как надо. С оговорочкой. Чуть что: не надо было браться за оружие. Он резко сказал:

— Беру свою похвалу обратно, Серега. Энциклопедические знания и способность рассуждать, оказывается, могут не совпадать. Твои мысли не поспевают за тихоходным тральщиком. Тебя убеждать надо делом.

— Усы закладываю, моя правда.

— Ой, потеряешь усы! Нечего будет крутить, когда станешь смущаться.

Сенцов фыркнул, но спора не возобновил. А Николаю Ильичу принесли метеосводку. Он прочитал вслух о быстром приближении мощного циклона и сказал:

— Будто и не по сезону. Правда, птицы что-то учуяли. Заметил, Сергей?

— Ничего не заметил, летают, — ответил Сенцов и усмехнулся: — Сводке верю, Наталья Александровна работает.

— Верь, да проверь, — сказал Николай Ильич, очень довольный высокой оценкой работы Наташи.

Он подошел к барографу и постучал по стеклу. Сенцов невольно поглядел в сторону прибора и увидел кривую, круто идущую вниз. Долганов нахмурился и досадливо передернул плечами. Лучше, если бы Наташа сейчас не занималась метеорологией. Вероятно, она, составив карту погоды, затревожилась, а ей нужен сейчас покой.

— «Ангара» — прочная посудина, — сказал Сенцов. — Ты чего беспокоишься?

— Я не беспокоюсь, — ответил Николай Ильич.

— Нет, я чего не понимаю, — возвратился Сенцов к прерванному разговору, — почему ты такой ненасытный? У тебя завидное положение, интересный кораблестроительный проект, ордена, любовь подчиненных, наконец — семья.

— К чему ты? — неохотно отозвался Николай Ильич.

— Командующий рекомендовал тебя как творческого офицера, а ты ставишь свою репутацию, весь свой боевой опыт на одну сомнительную карту.

Николай Ильич брезгливо сморщился и ответил уже из-за портьеры, одеваясь по штормовому:

— От тебя не ждал таких рассуждений!.. Подумай, Красная Армия комбинирует удары всех видов оружия, и всем это кажется естественным. Мы должны делать то же на море. Вот и все! Очень хорошо иметь для этой цели больше кораблей, но надо и наличным средствам дать новое тактическое применение. Так поступали Ушаков и Макаров. В этом наше творчество.

— Творчество? — усомнился Сенцов.

— А конечно! Черт возьми тех, кто по-ручьевски сводит роль офицера к механическому исполнительству. Офицер должен изобретать, конструировать, быть мыслителем, педагогом, ученым.

— Прежде всего реалистом-практиком.

— Ну, конечно же, железным практиком. Но практиком-новатором! Мы на лаврах почивать не будем, к черту иогоним ограниченных исполнителей, казенные души без искры воображения и дерзости.

Сенцов упрямо покачал головой:

— Все это хорошо и верно в принципе! Но твой проект не выполним, авантюрен.

— Поживем — увидим, — сказал Николай Ильич, появляясь готовым к непогоде и распихивая по карманам платок, кисет, трубку, часы, карандаши и блокнот с уменьем человека, проведшего на мостике корабля половину своей жизни.

За час, который Сенцов провел в каюте с Долгановым, море стало неприветливым. Все живое, кроме одиноких буревестников и круглоголовых глупышей, уже скрылось от непогоды. Безветренная тишина казалась особенно зловещей, потому что из темной дали медлительно катились высокие валы.

Волны, хотя воздух совсем оцепенел, свободно перекатывались через шкафут и проникали в горловины. Мимо Сенцова пробежал мокрый Кийко. Пригибаясь под ударами воды, мичман проверял задрайки горловин, люков, командовал спешной уборкой каких-то предметов с ростров. Вокруг штурманской рубки тоже гуляла вода, а когда Сенцов поднимался на мостик, по его фуражке хлестнул язычок большого гребня. Следующий гребень окатил сигнальщика левого борта и с грохотом разбился на поручнях. Потоки воды стекали с зачехленных приборов и тумб пулеметов, пока капитан-лейтенант пробирался под защиту козырька рулевой рубки. Здесь он осмотрелся и увидел, что с норд-веста, насколько мог охватить глаз, наступали глянцевые, будто вороненые, высокие валы. Они вздымались и рушились, нагоняемые и теснимые задними шеренгами. В их ускоряющемся движении обозначалось грозное приближение циклона. Полоса солнечного света еще пробивала тяжело нависшие облака, но с минуты на минуту она становилась слабее и уже. И вдруг мрак окружил корабль. Транспорт, державшийся в кильватере за «Упорным», заволокла серая пелена. Длинный, прямой и широкий след миноносца оборвался в нескольких метрах за кормой в мрачной и гладкой пропасти. Корабль полез вверх по волне и ринулся в пучину. Выставив голову с крыла мостика, Сенцов попытался разглядеть концевой «Умный», но тот уже совсем исчез из поля зрения.