У самой границы - Анатолий Чехов

— Я сейчас! — уже на ходу отозвался Саша.

«Выйдет на крыльцо дядя Андрей, скажу, а не выйдет, наладим и завтра скажем». И Саша побежал к дому службы.

Алька побаивался, как бы ему и в самом деле не попало: и так уж два раза чуть было не проболтался, а если еще в третий раз что-нибудь ляпнет, Славка, чего доброго, и щелчок даст. Чтобы выслужиться перед Славкой, он решил тоже пойти раздобыть тряпок.

Нюра готовила в комнате завтрак и заметила, как в сени прошмыгнул Алька. Она ждала, что он войдет в комнату, но Алька молча сопел и возился за дверью.

Подойдя к двери, она увидела в сенцах загорелые, исцарапанные Алькины ноги, перепачканные известкой и тертым кирпичом трусы, которые только утром надела ему. Сам Алька, перевесившись через край ящика, где лежало грязное белье, что-то искал.

Остановившись на пороге, Нюра стала за надо наблюдать.

Алька торопился. Выбравшись из ящика, он стал шарить рукой между ящиком и стенкой. Свет из открытой двери упал на Альку, Нюре виден был его расцарапанный нос и стриженая белобрысая голова, вся в земле и мусоре.

— Аля! — позвала Нюра.

Алька замер и притаился около ящика.

— Ну-ка, иди сюда! — негромко сказала Нюра.- Иди, иди, не прячься.

Алька медленно вышел к двери. В руках у него были отцовские носки и старая наволочка.

Славка в ожидании, когда вернется Саша, сидел у боковой стенки дома и гладил повизгивавшего Тобика. Заметив, что Алька куда-то исчез, Славка забеспокоился, как бы он не попался кому-нибудь на глаза, и выглянул из-за угла. На крыльце стоял Алька перед Нюрой и держал в руке скомканную наволочку.

— Мазилка бессовестный! — сказала Нюра.- Говори, зачем наволочку взял?

Алька вздохнул и опустил голову.

Славка насторожился и прислушался, что ответит Алька.

Алька молчал.

— Я тебя спрашиваю. Сейчас же отвечай!

— Пулемет чистить…- сказал Алька и подумал, что Саша и Слава никогда уж больше не будут с ним водиться.

Услыхав Алькин ответ, Славка дернулся вперед, прищемив Тобику лапу Тобик с визгом отскочил в сторону.

— Подойди ко мне, Слава,- сказала Нюра.- Что там у вас за пулемет?

«Все!» — подумал Славка. Глядя в землю, он медленно шел к Нюре, держа в руке свои тряпки.

— Тетя Нюра,- вскинул он голову,- мы в складе помогаем товарищу Цюре, а его,- указал он на Альку,- я не посылал, он сам пошел.

— Сам пошел,- подтвердил Алька, глядя широко открытыми глазами на Славку, который так бессовестно врал про Цюру и про склад.

— Положи-ка наволочку! — приказала Нюра.- И чтоб я вас такими чумазыми больше не видела…

Алька присел на корточки и положил наволочку прямо на ступеньки. Нюра подняла ее и пошла в сенцы.

— Звонок несчастный! — зашипел Славка.

— Алексей, стань в угол! — послышался Нюрин голос, и Алька, еще раз вздохнув, поплелся в комнату.

На дорожке из-за дома показался Саша. «Не вышел дядя Андрей,- будем ремонтировать…»

— Пошли к Мишуне,- сказал Славка,- а то выходит, что я Нюре наврал.

— Старшину Лаврова к начальнику!-крикнул дежурный, выскочив из комнаты службы, и, придерживая противогаз, побежал к казарме. У капитана и старшего лейтенанта определенно были какие-то важные дела. Дядя Андрей даже завтракать не пошел.

Саша постоял у дома и направился вслед за Славкой к складу, где был сейчас Цюра.

На первый взгляд Цюра ничем не отличался от других пограничников — роста он был среднего, но в кости широк, и сила у него была непомерная. Стоило только посмотреть, как он воевал с лошадьми, особенно с Буяном! Выведет Осу или Буяна, или своего Серого на прогулку, упрется короткими ногами в землю, повод на кисть намотает, а руки согнет так, что на плечах гимнастерка чуть не лопается. Буян — и на дыбы, и задом бьет, или, оскалив морду и развевая хвост по ветру, струной натягивает повод и носится по кругу — толку никакого! Стоит Цюра, словно вкопанный, и с самим Буяном, как с малым жеребенком, управляется.

«Настоящий медведь,- говорили пограничники.- Попробуй свяжись с ним — в дугу согнет!» Так и окрестили его Мишуней.

Особенно укрепилось за Цюрой это прозвище, когда он один задержал вооруженного нарушителя и чуть было не задушил его голыми руками. По борьбе Цюра. был первым в отряде. Правда, Лавров иногда клал его на лопатки: Лавров брал не только силой, но и ловкостью.

Открытую дверь склада наполовину загораживал стол с привинченными на углу слесарными тисками. За столом сидел Цюра и что-то записывал в разграфленную книжечку. В глубине виднелась пирамида с оружием, вдоль стен — какие-то ящики, катушки кабеля, железные бидоны и другое имущество.

— А знаешь, как товарищ Цюра лошадь спас? — остановившись за дверью так, чтобы Цюра мог его слышать, спросил Славка.- На шоссе противотанковые шурфы были вырыты для фугасов, это когда война была,- полтора метра глубины, метр ширины. Дождь пошел и налил в те ямы воды. Ну вот, ночью обоз проходил. Самая лучшая лошадь и упала в шурф. Тут — бомбежка! Обозник постромки обрубил, снял хомут и ускакал на пристяжной…- Славка вытянул шею и посмотрел, слушает ли его Цюра.- Лошадь стояла в шурфе и всю ночь ржала…- у Славки даже голос задрожал.- А Иван Афанасьевич нашел себе двух помощников, оглоблю подложил и вытащил ее. Знаешь, какая лошадь была? Кровный дончак! На конный завод забрали! — Славка даже языком прищелкнул и еще раз посмотрел за дверь.

— Истинная правда! Все как есть точно, все правильно! — раздался прямо над ними густой и благожелательный бас. К складу подошел неизвестно откуда взявшийся Зозуля и присел на ящик возле стенки.- Цюра у нас,- продолжал он,- по конячим делам — первое лицо, самый что ни есть специалист, за лошадей и душу отдаст. И скажу я вам по секрету…- тут Зозуля приложил палец к губам и жестом поманил к себе ребят.

Саша и Славка подошли. Как видно, Зозуля не зря затеял этот разговор, и Саша решил выждать, чтобы разобраться, к чему он клонит.

— Так вот. Цюра-то наш,- сказал Зозуля и, оттопырив большой палец, указал им через плечо на дверь,- хитрое дело задумал!..

Саша посмотрел на Славку, но тот, по видимому, тоже впервые слышал про это дело.

— Не ест, не пьет,- продолжал Зозуля,- Серого кормит, гулять водит, на баяне ему играет, кино показывает, сам в конюшню жить перешел: скачки затевает!

Из склада донеслось легкое покашливание.

— …А только,- тут Зозуля вскинул брови и с сомнением поджал губы,- вес у нашего Цюры никак не жокейский, наверняка раза в два больше. Один Серый его, пожалуй, и сдюжит, потому всю жизнь телегу таскает, а как другой конь поделикатнее, так, не дай бог, и копыта откинет!

Цюра, очевидно, слыхавший весь разговор, кашлянул громче, отодвинул табуретку, но промолчал.

— А правда, он лошадь оглоблей вытащил? — спросил Саша.

— Точно. Все правильно! Я вам скажу: не только лошадь, он и Бобика одного спас. Хотя он в натуре и куркуль — душа у него добрая…

Цюра еще раз покашлял в складе, но Зозуля, казалось, не обратил на это никакого внимания.

— Эх, и пушка у нас на фронте была! — продолжал он.- Зда-а-ровая… Как гакнет, аж земля трусится! А под той пушкой такой масенький Бобик жил,- на фрицев брехал… А чтоб та пушка стреляла, пушкари ее салом мазали. Ну вот, залез той Бобик сало лизать, а пушкари и выстрелили. Смотрю: что такое? По небу собака летит, хвостом крутит, туды-сюды окусывается и гавкает…

— Вот и я сижу и думаю,- донесся из склада громкий голос Цюры: — «Что там за собака такая брехливая, что там за Бобик гавкает?..» А-а-а! Степан Григорьевич?! Мое почтеньице. Просим, просим…- Цюра вышел и, уперев руки в бока, стал против Зозули.

— Здравствуйте, здравствуйте, Иван Афанасьевич, как поживаете? — благосклонно отозвался Зозуля.- А я вот тут с хлопцами на разные предметы балакаю…

— Балакайте, балакайте,- разрешил Цюра,- то-то, я думаю: «Что ж оно на всю заставу горелой кашей несет?»

Зозуля мигом вскочил, сосредоточенно потянул носом воздух и, горестно вскрикнув, побежал к своей кухне.

У Саши немного отлегло от сердца. Он сразу понял, что не зря к ним Зозуля подсел: начнет про Бобика, а кончит как раз про пулемет.

— Ну, а вы что скажете? — спросил у ребят Цюра. Глаза у него были узенькие, зоркие. Как посмотрит — сразу определит, чего ты стоишь.

— Мы помогать пришли,- нашелся Славка.- Давайте мы вам что-нибудь делать будем.

— А что ж вы мне будете делать? — все еще подозрительно глядя на них, спросил Цюра.

— Давайте мы вам винтовки или пулеметы почистим…

— Пулеметы уже почищены,- спокойно заметил Цюра.

— Ну, тогда так что-нибудь почистим,- неопределенно сказал Славка.

Саша подошел к тискам и заложил палец между стальными губками. Неожиданно ему в голову пришла мысль, что если он зажмет палец и вытерпит боль, тогда он снова будет иметь право считать себя и волевым и честным человеком. Саша незаметно потянул винт и, побледнев от боли, зажал тиски.