Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий присел на диван, подтянул руками простынь и стал вытирать мокрое лицо.
– Извините за беспорядок, – шмыгая носом, произнёс он, – сил нет. Или водку пью, или плачу, по-другому не могу.
Щербаков понял, что можно спрашивать:
– Меня начальник прислал, расскажите, что вы узнали о своей дочке? Дайте, пожалуйста, адрес её подружки. Я обязательно всё проверю и поговорю с ней. Пожалуйста…
В тот же день Щербаков нашёл подружку Тани Липатовой. Ей негласно показали фотографии сотрудников метро. Но уверенно опознать того милиционера, кто уводил Таню в пикет, она не смогла.
Через неделю по совпадению дежурств и группе крови установили двух сотрудников милиции, дежуривших в тот день на станции метро «Ломоносовская»: Михаила Григорьева и Павла Шувалова. Первый характеризовался отрицательно – злоупотреблял спиртным, скандалил в семье, допускал прогулы. Шувалов же был на работе активистом – помогал в выпуске стенгазеты, спиртное не употреблял, ссор дома не наблюдалось. Решили вплотную заняться Григорьевым: выставили за ним пост, домашний телефон на прослушку.
Щербаков продолжал изучать по вечерам оперативное дело, в общежитии его никто не ждал, и он частенько оставался ночевать в кабинете. Скоро убитые девочки начали ему сниться живыми. Рассказывали о себе, о родителях и педагогах, приглашали в игры. Щербаков никогда не общался с детьми, и ночные видения стали для него второй реальностью, которую он скрывал от коллег, боялся, что отстранят от расследования. Анализируя информацию в деле, он установил, что Светлану Кудимову в последний раз видели на станции метро «Площадь Ленина». В то время Григорьев был в отпуске, а в день пропажи девочки нёс дежурство Шувалов.
Щербаков рассматривал его фотографию. Строгое усатое лицо в кителе старшего сержанта казалось знакомым, но где они могли встречаться или пересекаться?
Все оперативные мероприятия перенесли на этого подозреваемого. Слежка была постоянной, оборудовали его рабочее пространство дополнительными скрытыми видеокамерами. Прослушивался телефон на работе и дома. Но никаких доказательств, подтверждающих преступную деятельность, не получили.
И снова зародились сомнения в причастности сотрудника милиции.
Башмаков усмехался:
– Я с самого начала знал, что не может милиционер такое совершить! Напиться – да! Надебоширить – пожалуйста! Даже стащить может, что плохо лежит. Но такие изуверства… Все милиционеры проходят психолога, тесты там всякие – доктора сразу бы узнали! Надо искать гражданского, который переодевается в милицейскую форму, отрабатывать психов и освободившихся сексуалов!
Щербаков не соглашался. С той встречи на квартире Василия Липатова проникся он чувством веры к этому запившему бедолаге. Помнил его рассказ, как побелел старший сержант, обвинённый в убийстве, не мог сказать ни слова, чуть не потерял сознание от услышанного. И это были явные признаки причастности милиционера к убийству. А значит, и к расправе над остальными девочками. Надо было что-то придумать радикальное, срочно. Иначе оперативные мероприятия могли прекратить и дальше опять ждать новой трагедии.
Щербаков поехал в больницу к Червонцеву. Того продолжали пичкать лекарствами, ставить капельницы, мониторить сердце.
Виктор Иванович встретил Вениамина с улыбкой, но в глазах таилась грусть:
– Ну привет, Веня! Или как ты теперь – Вениамин Александрович? Говорят – повысили? Может, на зама рекомендуют?
Щербаков усмехнулся:
– Боюсь, наоборот! Башмаков специально поставил меня старшим, чтобы в случае неудачи избавиться. Считает, что я ваш любимчик, оттого что держали при себе и на машине вас возил.
Червонцев усмехнулся, подумал, что Башмаков так ничего и не понял. Но вслух сказал:
– Видно, такая судьба у тебя: грудь в орденах – или на пенсию, как я. Хотя тебе ещё рановато – двадцать лет выслуги есть?
– Ещё нет, – улыбнулся Вениамин.
– Тогда бояться нечего! Надо работать! Чего пришёл-то?
Щербаков замялся:
– Да вот… проведать…
Червонцев прищурил взгляд:
– Веня, не крути! Я же тебя знаю как облупленного.
– Виноват, товарищ начальник, – Щербаков смутился, – пришёл за помощью. Башмаков хочет мероприятия в отношении милиционеров прекратить, не верит. А я с отцом убитой девочки поговорил и точно знаю, что этот постовой из метро – убийца. И пусть мне все твердят, что Шувалов активист, непьющий, уверен – это он, изверг, девочек загубил. Но как изобличить? Новую жертву ждать? Сколько ещё детей он убьет?
Червонцев задумался:
– Да, непростая задача. Есть у меня одно предложение, но не знаю – согласишься или нет. Ответственность большая. С меня что – взятки гладки – скоро приказ об отставке. А тебе отвечать! Но если всё получится – будешь молодец, на всю жизнь уважение заслужишь для себя же.
Он сделал знак Щербакову, чтобы сел поближе.
Тот пересел на койку, и Виктор Иванович продолжил:
– Ты дело внимательно изучил?
Щербаков усмехнулся:
– Ещё бы! Мне эти девочки уже сниться начали.
Червонцев улыбнулся, вспомнил свои ночные общения:
– Знакомо! Значит, обратил внимание, что все они похожи? Худенькие, бледные, светлые волосики в хвостик под резинку. Надо ему такую девочку подставить! Пусть попытается проскочить в метро бесплатно, но неудачно. Шувалов её остановит, ну а дальше – как обычно!
Щербаков вытаращил глаза:
– Как это – как обычно? Он девочку изнасилует и убьёт!
– Ну ты же до этого-то не доведёшь! Для чего тебе оперативные службы и опыт даны?
Щербаков покачал головой:
– Тема известная с «подсадной уткой». Но здесь же – девочка! От тринадцати до пятнадцати лет. Не подставишь же ему из театра загримированную тётку с косичкой. Да и сроки! Вот-вот Башмаков мероприятия прекратит.
– Вот поэтому и надо думать как следует – кого выбрать да как подстраховать. В лес-то, конечно, её отпускать нельзя, но как с дороги сойдут – сразу арестовать. У него нож должен быть
