Священная кровь - Айбек

— Отец твой посильнее будет, племянник.

Каратай расспрашивал о жизни кишлака, о брате, о сестре Юлчи. Вытащил из-под сандала чайник чаю, разостлал дастархан, положил две ячменные лепешки. Юлчи рассказал, что приехал вместе с сестрой, что сестру он оставил у хозяев, а сам поспешил сюда навестить приятеля.

Кузнец долго крепился, не желая расстраивать джигита. Но скрывать происшедшее было невозможно — не терпело время. «Не сказать, — рассуждал он, — Юлчи, оставаясь в неведении, может завтра же выехать по какому-нибудь делу в поместье бая или еще куда».

Старшего сынишку Каратай выпроводил к матери на терраску. Младшие уже спали, растянувшись тут же у сандала. Только один, моргая длинными ресницами, старался прогнать сон, уже за стилавший его черные блестящие глазенки.

— Юлчи, дорогой мой, — заговорил кузнец, — я истомился, ожидая тебя со дня на день. Завтра с утра в кишлак к тебе собирался. Хорошо, что ты сам подоспел и зашел сегодня…

— Так соскучились за десять дней? — улыбнулся Юлчи. — Или еще что?..

— Соскучился… и потом… — Каратай замялся, упершись кулаком о сандал, наклонился к другу. — Тут одно неладное дело вышло. Тебя касающееся. Только… Ты ведь крепкий что железо. Стерпишь. Настоящий джигит, я считаю, тот, в кого молния ударит, а он на ногах устоит.

— Что случилось? — встревожился Юлчи.

Каратай помолчал, сорвал с головы тюбетейку, бросил на сандал и, не в силах тянуть далщие, заговорил прямо:

— Ты ведь любишь Гульнар? Она тебя тоже любит. К примеру, вы как Тахир и Зухра в сказке… Так вот, видишь ли, между белой и красной розой выросла колючка. А дальше понимай сам.

Кузнец наклонился над сандалом. Потом уголком глаза взглянул на джигита. Юлчи внешне спокоен, но пиала в его руках заметно дрожала. Не поднимая головы, он спросил тихо:

— Кто он? Расскажи…

— Бай, дядя твой, вздумал жениться! — Каратай не сдержался и зло выругался.

Юлчи согнулся еще больше, поставил пиалу. Меж бровей у него вздулась вена, глаза потемнели.

— Вот до чего может дойти жестокость и надругательство над человеком, Каратай-ака! Хуже этого голова не придумает! — Джигит весь задрожал от гнева. — Он ведь знал, что я люблю Гульнар, подлый старик!

— Знал?! — воскликнул пораженный Каратай.

— Знал. Прошлым летом приехал он на поле посмотреть хлопок. Повел я его по участку. Видит — урожай богатый, каждый куст, будто коралловыми ожерельями, обвешан коробочками. Доволен остался. Все похлопывал меня по плечу. Осмотрев поля, уселся он с нами, с батраками и поденщиками, пить чай. Всех насмешил разными забавными историями. Он же, как лиса, хитрый. Когда нужно, и пошутить умеет с батраками. Начал подшучивать и надо мной. «Юлчи, говорит, около тебя много казахов работает. Ты привык к ним. Выбери какую-нибудь девушку-казашку, будешь работать и песни ее слушать». — «Есть у меня на примете одна. Зачем же мне на других заглядываться?» — отвечаю ему и мигнул на Ярмата. Он сразу же догадался. «Вон как, племянник!» — говорит и смеется. Потом однажды осенью видел он, как я разговаривал с Гульнар в саду… — Юлчи ударил кулаком по колену. — Знал, собака! Такой подлости с его стороны мне и во сне не снилось. Голову ему сорвать мало!..

— Бессовестный! — возмутился Каратай. — А впрочем, все они, баи, такие. Честный, правильный человек, видно, поэтому и не может никогда разбогатеть.

— Честь, совесть? Деньги — вот их честь! И совесть, и сила…

Юлчи стремительно вскочил. Каратай схватил его за руку:

— Подожди, что ты надумал?

Джигит остановился, обернулся к другу. Взгляд его потеплел.

— Надо узнать, как Гульнар… — В голосе Юлчи послышались нотки грусти. — В ней я не сомневаюсь, но… кто знает. Может, отец с матерью принудили, и она смирилась…

— Верно, — согласился кузнец.

Юлчи тяжело вздохнул:

— Только вот как встретиться с ней?..

— Да-а… — Каратай молчал, раздумывая. — Ты вот что… Иди-ка сейчас спать. Ты устал, наверное, да и время уже позднее. А завтра пошли к Ярмату свою сестру. Девушка, если она любит тебя, и к сестре твоей должна отнестись с доверием. Сестра и узнает, что у нее на сердце. Если девушка согласна, тогда сговоритесь, выберете ночь потемнее и скроетесь. А если нет, махнешь рукой — и все.

Юлчи ничего не сказал. Он нагнулся к сандалу, жадно выпил остывший чай и направился к двери.

— Ты не спеши, не горячись. Делай все так, чтобы не вызвать подозрения, — посоветовал Каратай, провожая друга со двора. — А если нужна будеть помощь, скажи…

В густой темноте ночи ярко горели звезды. Кругом — тишина. Только под ногами, словно кусочки битого стекла, похрустывали подмерзшие комочки уличной грязи. Шагая в темноте один, Юлчи еще глубже почувствовал тяжесть неожиданно свалившегося на его голову горя. Ему казалось, что в его груди кипит обида и горечь всех обездоленных и униженных, обманутых в лучших своих надеждах и гонимых жизнью. Душу джигита охватили гнев и жажда мести: всю эту жизнь, чуждую чести и совести, правды и справедливости, весь этот ненавистный порядок — все рушить, топтать, жечь!

Время было уже близко к полуночи. Юлчи не хотелось идти на байский двор. Дом Мирзы-Каримбая казался ему теперь хуже тюрьмы. Людская, в которой он проводил вот уже третью зиму, сырость и холод, полусгнившие кошмы, рваные одеяла, испещренный трещинами и заклепками чайник, безвкусная жидкая бурда на обед — все это до сих пор скрашивалось только мечтами о Гульнар и надеждами на счастье… А теперь?..

Юлчи опустился на небольшую супу у входа в придел мечети. Долго сидел, сжимая руками пылавшую голову, терзаясь тяжкими думами. Затем внезапно вскочил и зашагал к дому Гульнар. Его влекло непреодолимое желание взглянуть на дом, где томилась плачущая девушка, хотелось поцеловать стены, за которыми она проводила бессонные ночи…

Он не сделал и десяти шагов, как из темноты раздался короткий тревожный возглас:

— Кто?

Джигит вздрогнул от неожиданности, остановился.

— Это я, Юлчи.

К нему подошел Ярмат.

— Юлчи?! — подозрительно всматриваясь, спросил он. — Когда ты вернулся?

— Сегодня вечером. Чего вы так испугались?

— Ходишь не вовремя… — грубо ответил Ярмат, беспокойно озираясь вокруг, будто искал кого-то в темноте.

Юлчи схватил холодную, дрожащую руку отца Гульнар.

— Ярмат-ака, что случилось? Вы что-то скрываете от меня!

— Я, кажется, уже рассудок теряю. Бог меня наказал! Юлчи, скажи правду: с тобой здесь никого не было?.. Ты сам что тут делаешь?..

Юлчи не знал, что и подумать. Обняв Ярмата за плечи, он спросил взволнованно:

— Что вы так дрожите? Какая беда приключилась? Говорите скорей!

Ярмат вдруг всхлипнул, сквозь слезы у него вырвалось:

— Дочь у меня пропала.

— Как? Когда?

— Я Салима-байбачу… Ох, нет… Хакима-байбачу отвозил на вокзал. Проводил в Фергану. Час тому назад вернулся, а дома — никого. Дверь — настежь… Немного погодя подошла тетка твоя Гульсум-биби. Она у хозяев была. «Где дочь?» — спрашиваю. «Дома, говорит, была, куда ж ей деться!» Обыскали все — нет. Куда пойдет она в такую темь? Юлчи, скажи правду, ты… не знаешь?

— Какая подлость! Какая подлость! — выкрикнул Юлчи и вдруг поник головой, прислонился к железной ограде мечети и застыл, словно окаменел.

Ярмат потянул его за рукав, хрипло зашептал:

— Вижу, ты не виноват… Но, пожалуйста, никому ни слова!.. — Скользя и падая, старик бросился в темноту за поворотом.

Исчезновение Гульнар, как молния, поразило Юлчи. Долго и неподвижно стоял он у ограды мечети. Только звук трещотки ночного сторожа над самым ухом заставил его встрепенуться. Он резко отмахнулся от шутника и тихонько побрел по улице.

Калитка Ярмата оказалась запертой. Со двора, будто там вымерли все, не доносилось ни звука. Это еще больше расстроило Юлчи. Ему стало жалко родителей Гульнар-, из боязни молвы они вынуждены были скрывать свое горе, переживать его взаперти. Он тяжело вздохнул и, не переставая думать о Гульнар, безотчетно побрел дальше.

Из всех предположений, возникавших в его сознании, Юлчи остановился на двух: или Гульнар покончила с собой, или ее похитили. «Обо мне долго не было вестей, — рассуждал он. — Девушка потеряла надежду свидеться и решила лучше умереть, чем достаться старому баю. Скрывшись в темноте ночи, она могла броситься в омут или удушить себя где-нибудь на пустыре». По телу Юлчи пробежали мурашки. Перед глазами из темноты вставали картины одна страшней другой. «А может быть, ее похитили? Но кто мог? С какой целью?» При мысли о похищении кулаки джигита невольно сжались. Ах, если бы эти злодеи хоть чем-нибудь выдали себя! Тогда, будь у них хоть сотни рук, он сумел бы с ними один расправиться!..

В глубокой печали Юлчи обошел несколько кварталов. Он внимательно присматривался ко всему, прислушивался к каждому звуку.