Новая Сибирь - Юрий Бурносов

— Допустим, что военные. Но ты уверен, что это так? А ты уверен, что деревня выдержит еще одну атаку наподобие прошлой? Несколько автоматов и ручной пулемет почти без патронов — с этим они собираются отбиваться? А Новая Сибирь — это, насколько я понимаю, не обычные уголовники…

Фрэнсис пожимал плечами и отставал, но потом, когда они возились с баллонами или перебирали системы дирижабля, рано или поздно опять поднимал проблему:

— И все же я бы подумал. Ирина Ивановна дело говорит, и с мужиками я беседовал, они тоже просят, чтобы остались. Они ж не со зла, вон, и спирта совсем не пожалели, летите…

— Я разве что-то сказала? Фрэнсис, извини, но я просто не хочу здесь оставаться. Вспомни слова профессора на острове.

— Какие именно? Он много чего говорил.

— Вот-вот, и всё по делу. И многое из того, что он говорил, сбылось. А я имела в виду то, что он рассказал Антону, а Антон потом — нам. Что жить теперь будет легче в теплых странах, и в первую очередь там, где и до катастрофы обходились без особенных благ цивилизации. Абхазия — именно такая страна. После войны там долго все восстанавливали, да так до конца и не восстановили, однако ездить туда отдыхать было одно удовольствие. В идеале, конечно, у тебя дома еще лучше…

— Не факт, — помрачнел Фрэнсис. — Африка есть Африка, но ты вспомни, что творилось в Сомали, когда был голод. И еще — я об этом не говорил, кажется, но в Африке много межплеменной розни.

— В России тоже.

— Здесь немного не так… Да и не в этом дело. Скажи мне, пожалуйста, в последний раз: ты точно решила? Как скажешь, так я и поступлю. Я вас с Кирилычем теперь не брошу, здесь — так здесь, в Абхазию — так в Абхазию. Антона я уже потерял…

— Мы потеряли, — мягко поправила Лариса.

— Мы… Поэтому я с вами до конца. Я это говорю без каких-то задних мыслей, правда, не думай, что я намекаю…

— Я не думаю, — сказала Лариса. — К тому же, если честно, я пока и сама ничего не решила. Хотя порой мне кажется…

Лариса замолчала.

— Что кажется? — с надеждой спросил Фрэнсис.

— Ничего. Всему свое время, — улыбнулась Лариса. — Займись-ка пока высотомером!

Проводы им устроили пышные, куда ж без этого.

Выставили столы на улице, благо погода стояла прекрасная, посидели, выпили, попели, сплясали. Разошелся даже Фрэнсис, отплясывал что-то свое, залихватски-размеренное, напевая. Вся его футбольная секция с радостью присоединилась, а потом и кое-кто из местных постарше.

С утра пораньше сходили на могилку к Антону, положили цветов.

— А мне кажется, он бы отказался лететь, — тихо сказал камерунец, глядя на табличку с нацарапанными буквами. — Не потому, что не захотел бы, просто здесь ему было лучше. Да и летать он боялся.

— Так он и отказался… — Лариса похлопала по спине захныкавшего было Кирилу Кирилыча, добавила: — Идем. Надо еще раз все проверить.

Несмотря на прорву сельскохозяйственной и прочей работы — и так вчера полдня прогуляли, — за ними на аэродром двинулось почти все население деревушки, оставив только часовых, хотя требовалась лишь стартовая команда человек в шесть-восемь.

Лариса, Фрэнсис и Кирила Кирилыч распрощались со всеми, забрались в гондолу, закрыли дверцу. Фрэнсис запустил двигатель, а Лариса, высунувшись в окошко, крикнула:

— Давайте помаленьку!

Стартовые начали стравливать тросы, и белоснежный дирижабль с надписью «Рособоронэкспорт» на баллоне понемногу пошел вверх, оставляя внизу маленькие фигурки людей, желтизну увядающей травы и зелень леса.

Фрэнсис напряженно смотрел вперед.

— Все нормально, — сказала Лариса, положив руку ему на плечо. — Мы летим.

— Прощай, Новая Сибирь, — отозвался Фрэнсис и улыбнулся.

Хотя впереди лежала неизвестность.

АВТОРСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Так вышло, что пока я работал над «Новой Сибирью», было издано несколько книг проекта «Анабиоз». Многие знакомые, которые успели их прочесть, тут же принялись давать мне полезные советы и выступать с критикой прочитанного. В основном это касалось того, что тридцать лет — срок большой, а у героев проекта слишком много всего сохранилось. Тут тебе и машины, и велосипеды, и тушенка, и лекарства, и одежда…

Надеюсь, не обидятся на меня отцы-создатели проекта «Анабиоз» Палий и Гравицкий за то, что я немного расскажу, как все было. Дело в том, что работе над книгами предшествовал довольно длительный период сбора информации. Авторы (и ваш покорный слуга в их числе) тщательно выясняли, что же в самом деле может сохраниться, можно ли как-то исправить то, что сохранилось не шибко хорошо, а за что лучше не браться вообще. Составлялись таблицы, приводились доводы специалистов по выживанию, химиков, технарей.

Поэтому то, что в итоге получилось — тщательно выверено и вполне реалистично. Есть, конечно, некоторые натяжки в ряде мест, вызванные сугубо художественными целями, но на общий принцип они не влияют. Скажем, велосипеды. Я прекрасно помню, как в начале восьмидесятых раскопал на чердаке сарая древний велик «Ласточка», валявшийся там более двадцати лет. Мы с батей его перебрали, почистили, даже камеры, насколько помню, не особо рассохлись. Я на этой «Ласточке» ездил года два, только подкачивать колеса требовалось почаще. Или одежда — кто-нибудь из вас рылся в бабушкином сундуке, где лежали аккуратно сложенные одежки, купленные в 1955 году на ярмарке? Вынимай, от нафталина проветривай и носи, если хочется. И если бы этот сундук простоял тридцать лет в достаточно сухом помещении — ничего бы с одежкой не случилось.

С продуктами история несколько иная. Понятно, что для сахара или соли тридцать лет не срок. С крупой и макаронами тоже ничего особо страшного не произойдет, если только до них не доберутся мышки-крыски или жучки-червячки. С консервами сложнее: если по-хорошему, то тридцатилетнюю тушенку кушать, конечно, не стоит. Экспериментировать не рекомендую (хотя где вы ее, собственно, сейчас возьмете?). Но теоретически толковая консерва, тем более простая, тридцать лет продержится.

Еще труднее с лекарствами: здесь уцелеют лишь самые примитивные, типа активированного угля или, как утверждают многие, аспирина, одного из самых загадочных лекарственных средств на Земле, механизм действия которого до сих пор до конца не изучен. Однако и некоторые более сложные препараты вполне могли сохранить хотя бы часть своих полезных свойств.

Ну, а что касается армейских запасов, то вы и сами в курсе — там все рассчитано даже не на тридцать лет, а куда больше. Тут дело в другом: запасы-то уцелеют, но уцелеет ли армия как институт? Впрочем, это уже совсем другая история, а я хотел немного поговорить о дирижаблях. Именно его появление в конце «Новой Сибири» вызвало целый ряд вопросов у читавших книгу. Вплоть до того, «откуда и зачем он взялся, это же вчерашний день».

Прошу прощения за несколько пространное объяснение, но дело в том, что мы с женой Таней, которая традиционно помогала мне в написании книги, очень любим дирижабли. И грех было не ввести в повествование такой любопытный вид транспорта, имеющий весьма большие перспективы. И в том числе из-за топлива.

Автомобиль на водороде рано или поздно будет создан. Раз человечество поставило перед собой такую цель — она будет достигнута. Только почему все уперлись именно в автомобиль на водороде? Что других транспортных средств, что ли, нет?

Из всех вариантов транспорта с использованием водорода избран самый технически сложный: впихать в малогабаритное авто движок на самом легком и трудно сжижаемом газе — это надо очень сильно поднапрячься.

А может, сначала где-нибудь в другом месте стоит попробовать? Более просторном. На кораблях, например. Там проблема размещения топлива не так остра. На дирижаблях водород вообще станет и несущим газом, и топливом.

Небольшое отступление для прояснения картины.

Крушения «Шенандоа», R-100, «Мейкона», «Акрона», а особенно «Гинденбурга», горящие снимки которого попали на первые полосы всех газет мира, поставили крест на целой отрасли, восхищавшей современников своими грандиозными проектами. Дирижаблестроение уступило место авиастроению.

Но авиация взяла верх над воздухоплаванием не потому, что самолеты лучше дирижаблей во всех отношениях, а потому, что в 30-е годы прошлого века мир готовился к войне. А в качестве бомбовозов, вываливающих на людей свой смертоносный груз под огнем зениток и истребителей, самолеты, несомненно, эффективнее дирижаблей. Что же касается мирного использования дирижаблей, то здесь они имеют целый комплекс неоспоримых преимуществ перед самолетами.

Особенно очевидно это становится сейчас, когда идут разговоры о запуске таких проектов как «Московское воздушное такси», где ставка делается на малую авиацию и вертолеты в качестве основы проекта. Хотя очевидно, что ни самолеты, ни вертолеты с их прихотливостью в эксплуатации, требовательностью к наземному оборудованию, прожорливостью топлива, ужасающими последствиями просчетов в управлении и отказов техники, не способны составить серьезной конкуренции автомобильному и железнодорожному транспорту при внутрирегиональных грузопассажирских перевозках.