Неземная девочка - Ирина Лобановская

— Прошло почти четверть века, — заметила Нина.

— Для вечности это ничто. А в любой неистинной вере, так или иначе, проступает момент ее ложности. В этом плане интересно сравнить веру языческую и веру советскую, то есть по сути тоже языческую, когда Бога заменяли Лениным, партией, коммунизмом… Наши предки до принятия христианства почитали богов. И одновременно боялись их. Считалось, что, если ходить возле капища — можно болезнь подцепить. Почитали, но боялись. Точно так же советские товарищи обожали Сталина, искренне любили, но и очень боялись. Еще пример. Шаман просит исцеления от болезней у божка, но если божок исцеления не дает, шаман способен невозмутимо вымазать обманщика сажей. А советские граждане? Верили в социализм, сие безусловно, но это никому не мешало называть рубль с изображением Ленина — «лысый». И советский школьник вполне мог, озоруя, пририсовать дедушке Ильичу очки или кошачьи усы. Парень диссидентствовал? Нет, конечно, просто смешно…

— Вот ты у нас крутой диссидент во всех вопросах, — съязвила Нина.

— Допустим… На земле есть артефакт, ныне воспринимающийся настоящей хохмой. Каменная стела, поставленная римским императором Диоклетианом в знак «полного уничтожения христианства навсегда». Когда он ее ставил, то был уверен, что уничтожил последнего христианина и новых уже больше не появится. Вот тебе и вот… Стела стоит. Над ней сейчас посмеется любой. Все в мире повторяется. Хрущев, кроме заявлений, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме, обещал нам показать последнего попа. Сегодня его заверения еще смешнее стелы Диоклетиана. В советское время выпускались детские кубики в красочной коробке, оформленной в духе правильного воспитания юного гражданина. На той коробке было крупно написано: «Мы строим коммунизм!» Теперь перейдем от политики к чувствам. Есть такая маза, что намного честнее поступает женщина, свободно отдающаяся своему желанию, чем та, что с закрытыми глазами обманывает мужа в его же объятиях, как это нередко принято. Все равно неизбежное произойдет. И ты не смотри, кто плох, кто хорош — это непрочно! Вчера он казался тебе милым, а сегодня стал отвратительным… И наоборот. И вообще нет плохих и хороших людей, так их делить нельзя. Кто-то мой злейший враг, но он твой верный друг, и наоборот.

— Это ты о ком? — ехидно поинтересовалась Нина.

— Шурупыч, не цепляйся к слову! А жизнь… Смотри на нее проще. Что тебе до нее? И что тебе до всех других людей? Об что речь? Разве ты сама — не такая же жизнь? Другие живут без тебя, и прекрасно живут. Пардон… Ты думаешь, что кому-то нужна? Нужна питьевая вода… А порядочность поступка почти всегда противоречит его выгодности. Что ценнее? Человеческая благодарность встречается крайне редко. И жизнь нам дана просто для жизни. Значит, живи и давай жить другим. Недостатки есть у всех, но они страшны тогда, когда приносят зло именно тебе, как раз тебе вредны и опасны. На остальное можно закрыть глаза. И быть может, то, что печалит тебя, меня вдруг утешит, а то, что утишит твою боль, расстроит меня. Мои наблюдения показали, что почти всем моим знакомым лучше было бы не жениться. Ленька и Филипп тому живые и далеко не единственные примеры. Это раз. Второе: за всю свою жизнь я не сделал ничего хорошего, но всегда стремился не делать ничего дурного. По-видимому, только на это я и способен, а более ни на что.

— Знать больше, чем нужно, так же вредно для человека, как и не знать того, что необходимо! — выпалила Нина.

— Предположим… И все-таки я не отношусь — упрямо тешу себя этой мыслью! — к категории невежд, которые, не догадываясь промолчать о том, чего не знают, утверждают, что знают буквально все, и таким образом дают право на жизнь множеству небылиц. Но вернемся к идеям. В Индии во время массового голода обнаруживались полностью вымершие села, по которым бродили стада коров. Индусы предпочитали умереть от голода, но съесть корову и тем самым спасти себе жизнь позволить себе не могли.

— Как твое давление? — сменила тему Нина.

Глава 17

Зачем Борьке понадобилась Дуся? Он и сам бы не сумел ответить на этот вопрос. Очевидно, заинтересовался ею, чересчур колоритной, потому, что слишком многого не понимал в ее душе. Дуся казалась ему книгой за семью печатями, нарочно написанной так путано и заумно. А вот для чего?…

А Леонид… Ну что Леонид… Друг до первой женщины, которую не поделили. Да и вообще дружбе мешает слишком многое: не только бабы, но и деньги, сходство или различие характеров, заботы и мелочи семейной жизни, зависть, злоба. Да мало ли что еще…

В десятом классе Борька приволок домой совершенно пьяного Леньку и с великим трудом усадил на табуретку в прихожей. Приятель упорно валился с табуретки и абсолютно ничего не соображал.

— Сидеть! — грозно приказал ему Борька и объяснил ошеломленной матери: — Ему домой в таком виде никак нельзя! У него родители строгие.

Ольга сначала хихикнула, потом ужаснулась, а затем начала сострадать. Она живо заставила Леньку, только слабо отмахивающегося от нее, выпить несколько чашек крепкого чая, намочила ему волосы холодной водой и хотела уложить, но Ленька вдруг вырвался и, шатаясь, побрел в туалет. Там он сел на пол, обхватив унитаз руками. Его долго рвало. Ольга причитала над ним, поддерживая его голову. Ленька бормотал:

— Думать мне не о чем, я ничего не хочу, не задаю никаких вопросов… Молчит умиротворенное тело, притих довольный разум… Жизнь проста, время остановилось… И я пью душистое холодное пиво…

Борька пренебрежительно и осуждающе хмыкал.

— Вот урод! Ну прям урод из уродов! Надо же было так наклюкаться! Игде это его угораздило? Я его уже возле школы нашел, пьяного вусмерть! Видно, пиво оказалось неправильным.

— Бо-об, а как среди пу-ублики вычислить го-опницу? — поинтересовался пьяный Одинцов.

— Присмотрись получше. Если не интеллигентка, не богемщица, не мажорка и не неформалка, следовательно — гопница, — весело порекомендовал Борис.

Ольга соболезнующе качала головой.

Потом Ленька отсыпался на полу, на старом матрасе, заблевал всю наволочку. Часа через четыре Борис проводил его, уже малость пришедшего в себя, домой.

— Твоя мать — святая женщина! — торжественно сказал Одинцов приятелю на следующий день.

И продолжал это часто повторять.

После того как Дуся сделала свой выбор, маленький Ленька-очконавт вдруг проявил себя совсем другим человеком, чем представлял его Борис и все остальные. Он лишь однажды сухо справился у Акселевича:

— Ты уверен, что поступил правильно?

— У меня есть предложение: давай набьем друг другу морды! И на том успокоимся, — пробубнил в ответ Борис.