Мой враг, мой любимый - Хизер Грэм

А ведь эта женщина живет совсем рядом с местом его службы, неожиданно с горечью подумала Кирнан.

Камерон-старший уже третий раз танцевал с Чэрити. Кружась в объятиях молодого лейтенанта, Кирнан глаз не могла отвести от обворожительной черноволосой визави любимого.

Откинув голову назад, молодая женщина громко смеялась. На ее груди красовалось бриллиантовое колье, подчеркивая ослепительно белую кожу его обладательницы. Рука Джесса покоилась на ее талии, а глаза неотрывно смотрели на Чэрити. Казалось, в целом мире для него не существовало никого, кроме его очаровательной партнерши.

– Я люблю вас!

– Что?

Оторвавшись от своих дум, Кирнан в изумлении воззрилась на юного лейтенанта. Прелестный молодой человек с пепельными кудрями, глазами олененка и щеками, еще не знавшими бритвы! Он смущенно улыбнулся.

– Я люблю вас! – повторил он. – Честное слово, мисс Маккей, вы самая очаровательная женщина, которую я когда-либо встречал. Смею ли я надеяться, что мы познакомимся поближе?

«Наверное, он моложе меня», – решила Кирнан. Как раз в это время мимо них проплыли в танце Джесс и Чэрити. Заметив красивую пару, Кирнан подарила юноше одну из самых обворожительных своих улыбок.

– Я чрезвычайно дорожу своими друзьями, сэр, и буду счастлива, если вы станете одним из них.

Через несколько минут Кирнан почувствовала, как чья-то властная рука опустилась ей на плечо. Обернувшись, она увидела синие глаза Джесса. Он, как всегда, усмехался, но смотрел с вызовом.

– Ну что, мисс Маккей, вас можно поздравить с очередной победой? Мало того, что юный мистер Миллер каждый раз при виде вас теряет дар речи, так вы хотите увлечь еще и этого молокососа? Ну конечно! Ведь любовь – самый увлекательный вид спорта, не так ли, Кирнан?

По сердитому взгляду девушки Джесс понял, что сейчас она его ударит. По-прежнему сжимая ее плечо, он тихо и отчетливо проговорил:

– Ну-ну, потише, милая! Что о тебе подумают, если ты прямо на глазах гостей набросишься с кулаками на хозяина дома? Твой отец придет в ужас, и мне придется рассказать ему о наших отношениях. Узнав об этом, Энтони преисполнится благородного негодования и, защищая твою честь, будет вынужден вызвать меня на дуэль. Когда мы будем драться, мне придется изрядно потрудиться, чтобы и самому остаться в живых, и не прикончить этого юного слюнтяя. Еще неизвестно, получится ли… Неужели ты этого добиваешься, Кирнан, чтобы двое, а то и больше прекрасных, достойных виргинцев погибли ради тебя в расцвете лет?

Кирнан по-прежнему хотелось его ударить, а еще больше – заплакать. Потупившись, она покачала головой:

– Нет, я вовсе не хочу этого. – Она снова подняла на Джесса теперь уже полные слез глаза. – Я хочу тебя, Джесс.

Он улыбнулся:

– Но ведь я и так твой, Кирнан, и ты это знаешь.

Они закружились в танце и вскоре очутились на галерее.

Чтобы защитить девушку от холода, Джесс набросил ей на плечи свой элегантный фрак. Из дома, где жили слуги, доносились песни и веселый смех. Вокруг коптильни, пекарни и кухни струился неповторимый аромат Рождества – пахло корицей, гвоздикой, восковницей, остролистом, глинтвейном, ромом и пирогом с фруктами.

Кирнан снова захотелось плакать, но теперь уже от красоты открывшегося перед ней вида. Раскинув руки, она мысленно обнимала все, что видела – зимний сад, лужайку у реки, конюшню и другие службы, фамильное кладбище Камеронов с его многовековой историей…

– Вот что я хочу! – прошептала она.

Джесс улыбнулся. Усевшись на решетчатую балюстраду портика, он привлек девушку к себе.

– Ты имеешь в виду наш дом? Тогда тебе давно следовало бы выйти замуж за Дэниела.

Она покраснела.

– Нет, при чем тут дом? Хотя и он мне нравится. – Посерьезнев, она посмотрела на него в упор. – Я хочу тебя, Джесс. Хочу вести такую же жизнь, как и раньше. Хочу эту реку, эту землю, много-много рождественских праздников вроде сегодняшнего. Хочу красоты и изящества…

– В поместье не так уж много изящества, зато полно работы, – хмыкнул Камерон.

Кирнан и сама это знала. Независимо от того, сколько рабов имел тот или иной хозяин, всем приходилось трудиться от зари до зари. Управлять обширным виргинским поместьем не так-то легко! Хватало и повседневных забот по дому – стирка, уборка, готовка, шитье, покупка продуктов – и работы в поле. А еще приходилось выслушивать многочисленные жалобы слуг, решать постоянно возникающие проблемы, чтобы назавтра столкнуться с массой новых. Но Кирнан не страшилась никакой работы. Оставшись без матери, она с малых лет привыкла быть хозяйкой в доме отца и ловко справлялась со своими многочисленными обязанностями.

Впрочем, весь этот труд имел смысл только ради таких дней, как сегодняшний, когда можно отрешиться от всего и просто смотреть на реку.

– Всего этого я и хочу, – тихо проговорила она. – И чтобы мы с тобой были вместе… Хочу каждый год в Рождество принимать гостей и сидеть на крыльце. Хочу смотреть, как резвятся на лужайке мои внуки. И еще хочу, чтобы меня похоронили на этом прелестном маленьком кладбище, а на могилу положили камень с именем «Камерон»…

– Тогда выходи за меня, – нетерпеливо прервал Джесс и шутливо добавил: – Что-что, а место на нашем кладбище я тебе гарантирую!

Кирнан отстранилась и с упреком посмотрела на него:

– Ну вот, ты опять надо мной смеешься!

– Нет, – возразил он мягко, – и не думаю.

Глаза Джесса, синие, как кобальт, смотрели непривычно серьезно, тем не менее излучая теплоту и нежность. И по его взгляду стало ясно, что он разделяет ее чувства… Любит ее…

Повинуясь внезапному порыву, Кирнан прижалась к Джессу, а он, наклонившись, коснулся ее губ. Поцелуй был легким, нежным и таким сладостным…

Завороженные минутным счастьем, они ждали еще какого-то волшебства, не в силах отвести взгляд.

И в этот момент рядом раздался чей-то кашель. Джесс поднял голову, а Кирнан в испуге обернулась.

Отец! Краска смущения залила щеки Кирнан. Интересно, что он увидел?

Очевидно, достаточно, потому что, строго глядя на Камерона, проговорил:

– Ступай в дом, Кирнан!

– Но, папа… – начала было она.

– Кирнан, делай, как велит отец, – решительно произнес Джесс, не сводя глаз с Джона Маккея.

Кирнан никогда не боялась отца. Она любила его, любила всем сердцем. Джон всегда был добрым, снисходительным и мудрым родителем. В конце концов, каждый из них олицетворял для другого семью, пусть и малочисленную. Но сейчас глаза Джона, обычно мягкие и спокойные, смотрели на нее сердито. Девушка взглянула на отца, потом на Джесса и поняла, что им не до нее.

– Папа, я… – снова попыталась возразить она.