Мой враг, мой любимый - Хизер Грэм

За те долгие годы, что Кирнан взрослела, Камерон присматривался к ней, как к будущей красавице и сердцеедке, но он и представить не мог ее женской сущности.

А теперь она полностью принадлежит ему. Он был ее первым мужчиной, он же и научил ее любви, а она, оказавшись способной ученицей, сторицей его вознаградила. Она никогда не требовала благопристойности, а просто-напросто любила его, причем с таким восторгом, что Джесс не верил своему счастью. Кирнан воплощала в себе все – красоту, молодость, изящество, утонченную чувственность, и все это принадлежало ему. И только ему!

Кирнан скользнула руками по спине Джесса, наслаждаясь упругостью его мускулатуры, а потом обняла так страстно, что он невольно ощутил все соблазнительные изгибы ее тела. Подняв голову, девушка игриво куснула его нижнюю губу, а когда он набросился на нее с поцелуем, с готовностью приоткрыла губы. От этого жаркого сладкого поцелуя у Джесса заныло в паху, и кровь закипела в жилах. Торопливо сорвав с любимой платье, он опустил ее на меховую накидку, которая уже однажды служила им таким восхитительным и пьянящим ложем.

Он никогда не забудет эту ночь, ее горячие и влажные губы… В нем все сильнее и сильнее разгорался огонь желания, особенно когда она, как бы дразня, покусывала его соски и накрывала бархатом своих волос. Осыпая его жгучими и чувственными поцелуями, Кирнан опускалась все ниже и ниже, пока наконец достигла тугой пульсирующей плоти. На мгновение замерла, а потом решительно прильнула к ней губами.

От этого нежного прикосновения Джесс, казалось, вот-вот взорвется.

Больше сдерживаться мужчина не мог – навалившись на Кирнан, лежащую на меховой накидке, Джесс накинулся на нее с поцелуями. Стройные ноги Кирнан с готовностью обхватили его бедра, и он овладел ею, проникнув в манящий грот. И вот уже они возносятся к сияющим вершинам страсти…

Перекатившись на спину, Джесс подставил свое разгоряченное тело прохладному весеннему ветру. Скоро, очень скоро ночной мрак спустится на землю… Когда над домиком сгустилась ночь, он с улыбкой заглянул в сияющую дымчатую глубину глаз Кирнан и вновь увлек ее к звездам.

Его страстные и нежные поцелуи выискивали самые чувствительные клеточки ее тела. Начав с трогательной жилки у виска, он медленно скользнул вниз и коснулся груди, ласкал и наслаждался ее полнотой. Инстинктивна отметив, что от его прикосновений затвердели соски, Джесс двинулся дальше, к влажной ложбинке между ног и нежным лепесткам, скрывавшим лоно. Кирнан радостно вскрикнула, а он продолжал ласкать ее, нашептывая слова любви. Судорожно вцепившись в волосы Джесса, она предоставила полную свободу любимому, с готовностью выгнувшись ему навстречу. Ночную тишину то и дело разрывали чувственные крики. Достигнув пика наслаждения, они слились в сладостном экстазе, и снова Кирнан показалось, что мириады ярких звезд стремительным каскадом обрушиваются с небес. Закрыв глаза, она вся отдалась восторгу соития. Наконец раскрасневшись и томно вздохнув, Кирнан встретилась с Джессом взглядом. Поцеловав ее, он откинулся на спину, привлекая ее к себе.

– О, Джесс… – только и прошептала Кирнан, по-прежнему нежась в его объятиях.

– А я боялся, что ты не придешь, – смущенно признался он.

– Почему?

Он поцеловал ее в лоб.

– Не важно. Не будем об этом, а то опять поссоримся. Она изумленно отстранилась.

– В чем дело, Джесс?

Он приподнялся на локте и взглянул ей в глаза:

– Вот-вот начнется война. Ты ведь слышала, что произошло в форте Самтер.

Она кивнула:

– Конечно. Газеты только об этом и пишут. Завтра законодательное собрание Виргинии начнет голосование по вопросу об отделении.

– Знаю, – коротко бросил он.

Непонятно, чем не понравился девушке его тон, но она вдруг взвилась как пружина. Дрожь пробежала по всему ее телу, должно быть, от холода, пронизавшего ее, едва они разжали объятия.

– Что с тобой, Джесс? – воскликнула Кирнан. – Как ты можешь отстраняться от всего, что…

– Я ни от чего не отстраняюсь! – раздраженно буркнул он. – Ну, разве можно быть такой близорукой, Кирнан? Ты всегда видишь только то, что хочешь! А надо смотреть шире, гораздо шире!

– Что значит «шире»? – строго спросила она. Глаза ее горели опасным огнем.

Джесс вздохнул.

Он тоже хотел, чтобы жизнь не менялась, тоже любил Виргинию, свой дом. Любовь эту не так-то просто выразить словами. В ней и память о родителях – он часто ходил на кладбище вместе с Дэниелом и Кристой сажать цветы на их могиле; в ней и стремительное течение реки Джемс, и пение негров, грузивших тюки с хлопком на суда, которые отплывали на Север.

Почему же, во имя всего святого, она считает, что он не патриот Виргинии? Как не может понять, что сейчас на карту поставлено не только будущее рабов и права штатов? Речь сейчас о судьбе всей Америки…

– «Дом, давший трещину, не может не рухнуть», – неожиданно процитировал он.

– Что?

– Так сказал Линкольн, когда стал сенатором.

Судя по реакции девушки, Авраам Линкольн не слишком ее интересовал.

– И он прав, Кирнан. Боже мой, мы же очень молодая нация! Нам меньше ста лет… В свое время американцы сумели выиграть у англичан – лучших воинов в мире – только потому, что были едины. Потому что Виргиния сражалась плечом к плечу с Массачусетсом…

– Нам помогли французы, – сухо возразила Кирнан.

– Дело не только в этом. Главное – что мы были вместе, – продолжал настаивать Джесс. – Мы – единая страна, и ее величие в равной степени зависит и от плантаций Юга, и от промышленности Севера.

– Ты хочешь воевать против Виргинии?

– Нет, я хочу воевать за Виргинию.

Сжав кулаки, Кирнан вскочила и в упор уставилась на Камерона, смешная в своем порыве и величественная в своей наготе.

– Ты толкуешь о доме, давшем трещину, Джесс. Но разве ты не понимаешь, что твой дом – Камерон-холл, Виргиния, я, наконец? Ты противник рабства? Прекрасно, не ты один! Со временем мы, возможно, и освободим наших рабов, но сами, по своей воле, а не по указке какого-то фанатика. Черт возьми, Джесс, да ты сам до сих пор используешь рабский труд! Как ты собираешься изменить мир, если не сумел навести порядок даже в собственном доме?

– Я отпущу рабов на волю! – страстно выкрикнул мужчина. Однако уже в следующее мгновение гнев его утих, сменившись тупой болью и горечью. – Я люблю Виргинию, Кирнан, – устало проговорил он.

– И что же ты будешь делать, если Виргиния отделится от Союза?

– Не знаю, – честно признался он и шагнул к любимой. Восторг и упоение от только что проведенных вместе часов почему-то вмиг растаяли, и Кирнан с негодованием отпрянула. Джесс, вскипев от ярости, сжал ее в объятиях и громко крикнул: