Зов крови - Андрей Посняков

– Славная ты у меня, – облизнувшись, молодой человек погладил супругу по плечу, – Голенькая, распаренная…

– Что ж мне, в одежде мыться?

– Как такую не любить?

Тут же дело и сладилось, юная женщина снова застонала, на этот раз не от пара – от любовных ласк. Заскрипела лавка, темно-голубые глаза готской красавицы закатились, тонкие руки сцепились на спине супруга…

– Ах…

– Кхе! – отворилась и тут же торопливо захлопнулась дверь. Кто-то закашлял снаружи.

– Эй, – поцеловав жену, князь обернулся. – Кто там?

– Славный господин бен Заргаза послал сказати: товарец для жен в его кибитке приготовлен. Жемчуга, смарагды, ожерелья. Не угодно ль госпоже княгине взглянуть?

– Угодно, угодно, – придя в себя от ласк, радостно встрепенулась Хильда. – Помню, помню – обещал купец. Только что же это он – на ночь-то глядя?

– Золото да каменья, да жемчуг, госпожа моя, при свечах-то куда как лучше смотрятся – волшебством играют!

– А-а-а, ну, раз волшебством… – княгинюшка просительно посмотрела на мужа. – Пойдем, глянем?

– Ты иди, – улыбнулся Рад. – А еще веничком обмахнусь – и тоже явлюсь.

– Ну, добро, – женушка отозвалась точно таким же тоном, как любил говаривать приснопамятный старшина Дормидонт Кондратьевич.

Сказав, быстро натянула тунику и обернулась к двери:

– А что Саргана-воительница? Она там уже, смотрит?

– Сказала – вот-вот.

– Славно! – Хильда подпоясалась и, набросив на плечи плащ, чмокнула мужа в щеку. – Вместе с ней и посмотрим. И ты подходи, не задерживайся, нечего тут…

– Подойду, подойду, милая. Вот только стукнусь. Ты не беспокойся, я скоренько.

Хлопнула дверь, впустив промозглый вечерний холод. Князь поежился и, поднявшись с лавки, поспешно скрылся в парной. Венички как раз запарились, лежали в кадке, словно бы даже нетерпеливо подрагивали, будто бы говорили – ну, давай же, давай!

Эх!!! Молодой человек неторопливо поддал парку, посидел, дожидаясь прихода терпкого жара… Хорошо! Торопиться он никуда не собирался. Смотреть с женщинами драгоценности – вот еще, была нужда! Это все равно, что по магазинам ходить, всяким там дурацким бутикам. Ну уж нет, пущай сами смотрят, а он уж лучше тут, никуда не спеша, спокойненько… Когда еще такая вот оказия с баней случится? Очень и очень не скоро.

Разогнав жар, Радомир зачерпнул корцом горячей водицы, плеснул чуток кваса – для запаха, кинул на камни… Зашипело, запарило, обдало новой волной жара. Вот теперь можно и париться, вот теперь…

Князь парился от души, всласть, потом, уже дойдя до изнеможения, выскочил в сугроб… небо-то, между прочим, темнело, и в парной мало что было видать. Еще немного, и руки собственной не увидишь. Ладно…

Молодой человек обтерся снежком – ух-х!!! – да снова в баню, снова парку – и веничком, веничком. Вот она – сказка-то, вот она – радость!

Хлебнув кваску, вышел в предбанник, уселся на лавке – отдохнуть. Поморщился, отогнав дым. Чадя и потрескивая, в углу горел сальный светильник – глиняная плошка с плавающим в жиру фитилем. Такая же, как и в парильне, правда, та совсем уж тускло светила, едва не гасла, и свет больше поступал через волоковые щели – для дыма, частью заткнутые соломой, а частью – оставленные, чтоб совсем уж не угореть.

Блаженно вытянув ноги, молодой человек снова попил квасу, даже несколько захмелел, задумался – и мысли-то пришли невеселые, о прошлом… или, наверное, лучше сказать – о будущем. Неужели ничего никогда больше не будет?! Ни туристских слетов, ни старых друзей, ни вещей привычных, привычного комфорта, какого уже и не замечаешь… Неужели никогда он, Рад, не пройдется по тротуарам городских улиц, не заглянет в кафе, за руль не сядет? Неужели – никогда? Похоже, что так – место-то там – занято. Там есть Родион Миронов – заядлый турист и шофер. А кто такой Радомир – так, отражение? Древний князь?

Князь, да. Конунг! И это слово здесь очень многого стоит. Князь – значит, ответственный. Не только и не столько за себя и свою семью, но в первую очередь – за весь свой народ… или род, племя.

Спасти народ от чумы – вот сейчас наипервейшая его задача, а все остальное – блажь. И эти ностальгически сопливые «думы о будущем» надо бросить, оставить на потом. Некогда сейчас расслабляться, некогда.

Кстати о чуме…

Князь вновь зашел в парную, только уже много не поддавал – так, смывал пот да грязь теплой водицею.

Саргана… Она как-то умеет справляться с чумой. Снадобье! Зелье! Что там в нем, какая-нибудь плесень? Антибиотики – стрептомицин, тетрациклин, бисептол? А что бы ни было – зелье помогает реально! Вот, взять хотя бы Хильду. Не Саргана бы…

Надо выспросить у гуннской воительницы рецепт! Господи… как раньше-то об этом не догадался?! Вот она, реальная помощь, а не всякие там короны, могилы… хотя и без этого, верно, не обойтись, нет – слишком уж много в этом мире мистики. Ведь эта корона – бургундский венец – однажды уже спасла от гибели Хильду. А сейчас спасет мир от черной смерти? Очень может быть, и даже – скорее всего. Правда, и про антибиотики забывать не надо… ну, в смысле – про зелье.

Окатившись водою, молодой человек вышел в предбанник… и обомлел. На лавке перед ним сидела Саргана. В гуннских узких штанах, по пояс голая, если не считать небрежно накинутого на плечи плаща. Узкая талия, большая, налитая грудь, смуглая кожа…

– Решилась помыться? – придя в себя, с удивлением промолвил князь.

– Нет, – воительница сверкнула очами. – Мы, гунны, не моемся, ты же знаешь. Хотя… мне нравятся римские термы, но вот это…

– А это ничуть не хуже, – Радомир поспешно натянул штаны. – Даже лучше в чем-то.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Саргана.

Иссиня-черные волосы ее, обычно стянутые на макушке в пучок, нынче рассыпались по плечам, и это делало воительницу какой-то более домашней, милой. Зачем она сюда явилась? Хм… зачем…

– Не отвергай меня, князь, – поднявшись с лавки, женщина едва не ударилась головой о стропило. – Вижу по глазам – ты ведь хочешь меня выгнать.

А подобные мысли вообще-то у Рада мелькнули – никак не хотелось ему обманывать жену… а с другой стороны, именно этой воинственной степной красавице он и был обязан женою, не Саргана бы, не ее бы зелье… Кстати о зелье…

– Хочу тебя кое о чем спросить…

– Потом спросишь, – шепотом перебила Саргана. – Сними с меня все… Быстрее…

Смуглая грудь напряглась, качнулась… И князь впился в нее губами, он все же не был сделан из стали. И действовал дальше, будто во сне.

Расстегнул фибулу. Сбросил на лавку плащ, обнял, погладил плечи, опустившись на колени, поцеловал пупок… освободил от узких штанов бедра…

Гуннская красавица отдалась князю с такой страстью, с какой степные витязи, гортанно погоняя коней, врывались в мирные города и села. Темные глаза сверкали заревом сожженных полей, пахла горьким запахом трав смуглая кожа, трепетное дыхание вырывалось из приоткрытых губ, словно дул жаркий степной ветер…

Ах, гуннская краса… мускулистая, поджарая, сильная, словно молодая кобылица. И дикая страсть в очах, и столь же дикие стоны! Ах…

И даже рыдания… И жар переплетенных тел, и льющийся градом пот – горячий дождь страсти.

– Не беспокойся, я больше не буду тебя тревожить, – обмякнув, прошептала гуннка. – Если только изредка.

– Спасибо тебе… – облизав губы, тихо произнес князь. – Спасибо тебе за Хильду. Твое зелье… если б ты сказала, как его готовить…

На тонких губах степной красавицы мелькнула загадочная улыбка:

– Может быть, когда-нибудь и скажу. Даже покажу нужные травы.

– Травы? Но ведь сейчас зима.

– Когда мы приедем в Паннонию, там уже будет весна. Степь расцветет желтыми и голубыми цветами, алыми маками, ромашками, клевером… Ах, как будет красиво! Разве может быть что-то красивее цветущей весенней степи? Разве только степь летняя – серебристо-голубая. Или золотисто-палевая – осенняя.

Рад качнул головой – ну, надо же, а она поэт, оказывается!

– Саргана… Ты никогда не пробовала сочинять стихи?

– Стихи? – воительница удивленно моргнула, но сразу же рассмеялась. – А, ты имеешь в виду не наши степные песни, а то, что пишут ромеи – Овидий, Вергилий, Гораций…

Саргана внезапно перешла на латынь:

Ловкий надул меня плут трактирщик намедни в Равенне:Мне, не разбавив водой, чистого продал вина.[1]

– Ого! – удивился Рад. – Это Варимберт-херцог тебя научил?

– Он, – воительница не стала отнекиваться. – Наверное, мы с херцогом составили бы хорошую пару, не будь он… Не знаю, какое и слово подобрать. Были когда-то философы – киники… Так херцог – как раз такой.

Молодой человек хмыкнул: ловко подмечено! Что касается Варимберта – не в бровь, а в глаз! Циник, да еще какой.

А Саргана говорила о нем с некой грустью и сожалением. Может быть, любила до сих пор?

Снаружи, на улице, вдруг послышались чьи-то возбужденные крики… кто-то бежал.