Слишком личное - Наталья Костина

В комнате никого не было; соседка занималась процедурами, или сидела где-нибудь в саду, или отправилась на пляж, где полным-полно было этих самых… с опорно-двигательным аппаратом. Ей, ей, жене самого Липчанского, делать такие омерзительные предложения! «Я даже не намекаю, я прямо говорю…» На вокзал! Немедленно! Со злыми слезами на глазах она торопливо бросала в чемодан кофточки, туалетные принадлежности, шпильки…

– Утро красит ярким светом… – В комнату влетела соседка, улыбающаяся, довольная, пахнущая не то ненавистным морем, не то каким-то смутно знакомым запахом.

– Адочка, привет! Хоть с утра и виделись. А куда это ты собралась?

– Уезжаю, – сквозь зубы ответила Ариадна Казимировна. – Домой.

– Как домой? А лечиться? – Соседка села на кровать. – А процедуры? – недоуменно спросила она.

Процедуры! Дуры! Дуры только ходят на эти процедуры. А умные ходят совсем в другие места. Стоило ехать сюда, чтобы узнать эту новость! Нужно простимулировать организм… И что ей посоветовали? Идти стимулировать организм к этим, с опорно-двигательным аппаратом? Или ездить по всему побережью, фланировать по набережным, в надежде подцепить кого-нибудь подходящего… Какая гнусность! Слезы навернулись ей на глаза, она смахнула их тыльной стороной ладони и потянула носом. Соседка молча достала и подала ей платок. Липчанская, по-прежнему не говоря ни слова, кивнула и взяла его. Промокнула глаза и… узнала запах. И от платка, и от соседки пахло хорошим мужским одеколоном. И еще чуть-чуть табаком. Соседку звали Рая, она была молода, хороша собой и приехала в санаторий по той же причине, что и она, Арина. «Я всегда стараюсь аналогичные случаи селить вместе…»

– У главврача была? – сделала правильный вывод та. Ко всему прочему она была еще и не дурой, эта Рая. – Да ты сядь, посиди на дорожку-то. Сядь, говорю. Уймись.

Но Арина не могла успокоиться. Продолжая собирать свое имущество, она швырнула в чемодан фарфоровую пудреницу. Та ударилась об окантованный металлом уголок, крышка треснула, пудра облачком вылетела и осела на скомканных кружевных комбинациях, выходном платье, лаковых туфлях на высоких каблуках… Вот, оказывается, для кого она собирала сюда все эти наряды – чтобы ходить в них, как падшая женщина, как продажная тварь… чтобы ею кто-нибудь да соблазнился! Внезапно она зарыдала в голос. Виной тому была отчасти и пудреница – ее было жаль, это был подарок Аристарха Сергеевича к Международному женскому дню, антиквариат. Он так ценил ее… нет, не пудреницу, а свою честную, порядочную жену… «Половой жизнью до замужества не жили?» – вспомнила она вопрос той самой главврачихи. Не жила и сейчас не собирается позориться! Сташа был у нее первым и останется последним. «А как же дети? – тут же подумала она. – Дети… он так хочет детей…» Слезы лились и лились у нее из глаз. Не будет у них детей, и счастья, наверное, тоже теперь не будет. Так же, как и эта пудреница, треснула сейчас до основания вся их безоблачная, налаженная семейная жизнь. Сегодня она вернется домой и скажет… скажет…

– Мне… мне! – зло шептала она, все утираясь платком с ненавистным запахом, который промок уже насквозь. – Жене самого… самой… Липчанской!

– Да сядь же ты! – Раиса бесцеремонно дернула ее за руку. – Угомонись! Это ты там, у себя, жена самого Липчанского. Подумаешь, Липчанская! Сюда и не такие приезжали. Здесь мы все просто бабы. Несчастные бездетные бабы. Нам для счастья чего не хватает? Ребеночка. Вот мы за ним сюда и едем. Слышь, Ад, обед скоро. Ты горячку-то не пори. Пообедай, подумай, а потом, если хочешь, и поезжай.

– Я не хочу есть.

– Ну, я тоже не хочу. А знаешь что, подруга? Выпьем-ка мы с тобой сейчас партейного вина, сядем рядком да поговорим ладком…

Двигалась Рая плавно, красиво, да и телом была такая же плавная – полное тело ее, казалось, состояло не из поставленных друг на друга шаров, как у иных полных женщин, а из каких-то мягких, гармонично перетекающих друг в друга линий. Царственным жестом она достала из тумбочки бутылку портвейна, два тонких стакана, коробку шоколадных конфет. Ловко разлила жидкость, сунула стакан в руки Арине:

– Пей!

Та, длинно всхлипнув напоследок, послушно, как маленькая девочка, отхлебнула.

– Кто ж так пьет! Эх, горе ты мое горькое! Слезки-то утри… вот так… – Рая осторожно промокнула глаза товарки. – Ну давай, подруженька… Ты чего сюда приехала? За ребенком? Ну так давай с тобой выпьем, чтоб уехала отсюда с тем, за чем приехала. Пей до дна… Давай, давай… – подталкивала она соседку под локоть, пока вся жидкость из стакана не перетекла в Арину.

– Мы зачем сюда приехали? За чем приехали, с тем и уедем, – приговаривала Раиса, снова разливая в стаканы «партейное вино». – Ты что, думаешь, я по жизни такая блядь? – Черные глаза Раисы, блестящие после выпивки, уставились прямо ей в лицо. – Или мне приятно по кустам, как шалашовке какой, шариться? Эх, Адка… Жизнь, подруженька, такая штука – или ты ее, или она тебя.

Арина только вздохнула. До сих пор она всего лишь плыла по течению жизни, которая сама, похоже, знала, к какому берегу прибить лодку со своей подопечной. До сегодняшнего дня жизнь сама выбирала за нее… и почти никогда не ошибалась. Быть может, эта Раиса также оказалась у нее на пути не случайно? Как в свое время Леонид Ногаль, бухгалтер Василий Степаныч, бригадир, который послал ее в медпункт, чтобы на дороге она встретила свою судьбу. Но, прежде чем они со Сташей встретились, была боль и от предательства, и от зазубренной стали осколка… Что, если и сегодняшняя боль – только преддверие нового счастья? Внезапно ее захлестнуло острое желание иметь своего, родного, собственного, одной ей принадлежащего ребенка: по всему санаторию были развешаны плакаты, на которых мать с умиротворенным лицом склонялась над мирно спящим младенцем. Она проходила, не замечая этих навязчиво-сладких изображений. Но сейчас вдруг ей показалось, что ничего прекраснее в своей жизни она не видела. Держать на руках маленькое теплое тельце… баюкать его, кормить… Какое это блаженство… Растить продолжение себя самой… свое будущее… Действительно, еще несколько лет, и она постареет, Сташа тоже, и что они будут делать вдвоем в огромном доме? Он так надеется…

– Ты со своим сколько живешь?

– Четыре года, – тихо ответила Арина.

– Это он тебя сюда послал?

– Да.

– И что ты ему скажешь, когда домой явишься? Что он сам виноват? Думаешь, он тебе поверит? Да и не скажешь ты ему ничего! – сделала правильный вывод Раиса, торжествующе хлопнув по тумбочке ладонью.