Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшная эта мысль приходила все чаще, становилась постоянным бзиком!
Транспортная прокуратура — правдолюбцы, которые, конечно же, не знают о том, что указание о высоком проценте раскрываемости пришло с самого–самого верха, — явится однажды на рассвете в пятикомнатную квартиру, где жил когда–то покойный министр и член ЦК, не предполагавший при жизни, что в его добропорядочный дом в качестве зятя войдет мент–разыскник.
«…Из соседних квартир пригласят понятых — персональных пенсионеров и вдов бывших секретарей ЦК КПСС, кому не надо с утра на работу… То–то будет праздник в цековском доме!»
Катала не чувствовал ментов.
— Три часа прошло! Чего я тут сижу? Отпускай, начальник!
Игумнов снял трубку, вызвал дежурного.
— Машина есть?
— Пока нет. Ты один хочешь ехать?
— Нас трое тут. Цуканов останется.
Задержанный прислушался.
— Далеко? — спросил Егерь.
— Проветриться. Тут близко.
Егерь не понял, сказал все же:
— Как вернется, я позвоню.
Цуканов и Качан замолчали. Задержанный заволновался. Он почувствовал угрозу.
— Куда вы хотите меня везти?
— Ты же слышал! — Впервые старший мент поглядел в его сторону. — Проветриться. — Он не был расположен шутить.
— И далеко отсюда мы будем «проветриваться»?
— Я сказал: близко! В лесопосадке!
Игумнов почувствовал, как дернулось вдруг колено и что–то произошло с глазом. Так уже бывало: непрозрачное маленькое серое облачко…
— Никуда я с вами не поеду!
— Посадим силой!
Он почувствовал сам, что становится опасен. И Качан, и в первую очередь Цуканов тоже это поняли. Позвонил Егерь. Они словно не разговаривали несколько минут назад. Разговор шел в присутствии посторонних.
— Тут к вам приехали, товарищ капитан!.. Комиссия! По внедрению передового опыта… Понимаете? Из Управления кадров… — закончил он одним махом. — Хотят произвести хронометраж!
— Не понял!
Это звучало как издевательство.
— Хотят хронометрировать работу по раскрытию особо опасного преступника… — Егерь уже взял себя в руки. — Сколько времени тратится непосредственно на дознание… На беседы, подготовку к допросам… Короче: как добиваетесь высокого процента раскрываемости… Сейчас они подойдут!
Это было уже слишком!
— В связи с подготовкой к международному симпозиуму по борьбе с преступностью в Гааге. Понимаете? Едет правительственная делегация!
«Чтобы все, как у людей! Раскрываемость. А теперь и хронометраж. Игра в карты по–научному…»
Игумнову было не до их приколов.
— Я уезжаю. Как с машиной?
— Пока не подошла!
Игумнов бросил трубку.
Цуканов воспользовался моментом. Новый человек в отделе, он и сам перетрусил. Подсел к задержанному.
— Давай по–хорошему! — Формула, миллионы раз употребленная и все же при полной неопределенности сохранявшая убедительность.
— Ты нам раз хорошо, мы тебе — сто! Как ты его знаешь? Откуда он? Симферопольский?
Вопросы повисали в воздухе, но в позициях явно ощущался сдвиг.
— Как вы с ним договорились? Ты будешь звонить? Или условное место?
Игумнов закурил. Такие расколы могли превратить его — здорового мента — в инвалида.
— Да нигде мы не договаривались! — буркнул шулер.
Лед тронулся.
— Курить будешь? — Цуканов — старая школа розыска — подчеркнуто льстил. — Вот… Прикуривай! — Он зажег зажигалку, сам поднес.
Лед шел трещинами.
— Деньги эти… Тысяча… Ты у старухи взял?
— Он мне дал!
— Почему?
— Он же знал: я без денег! — Катала затянулся.
— Знакомы давно?
— В вагоне и познакомились!
— А как отдавать?
— В Симферополе меня любой покажет…
— Денег у него много?
— Он проиграл их… Каталам! В поезде!
— Сколько?
— Банк, по–моему, был сто тысяч.
Цуканов спешил с вопросами. Ментовское унижение было корыстным.
— А те каталы откуда были?
— Я их не знаю. Сборная. Один — коренастый, в ковбойке. Второй очкарик.
— А он, который с тобой… как был одет?
— Костюм джинсовый…
Лимит на вопросы подходил к концу.
— Ты его проводил? На чем он уехал с вокзала? В такси?
— В такси или на машине, иномарке… — В ответах иногда мелькали неожиданные подробности. — Машины стояли в переулке. Там и кенты его были. Я не подходил. Человека четыре…
— Какими деньгами он расплачивался, когда проигрался?
— С каталами? Сотнями! По десять штук в пачке. Девять и десятой обернуто…
— Новые купюры?
— Такие, как эти.
Можно было задать еще два–три вопроса. Каждый следующий ответ должен был принести очко. Никакая игра уже не могла ничего сделать. Повторить эффект было невозможно. Игумнов все–таки задал свои вопросы:
— Что за иномарка его встречала?
— Японская. «Тойота» — пикап…
Качок вдруг обернулся к Игумнову:
— Что бы ты сделал со мной в лесопосадке, начальник? Если бы мы поехали… Повесил бы на суку?
От простого этого вопроса всем стало не по себе.
«Опасно играем!»
Игумнов не ответил. Он уже знал: Голубоглазый не имеет отношения к кражам, поездной вор другой — в джинсовом костюме, с лицом, которое чуть блестело, словно смазанное кремом…
— Он сказал, куда едет?
— Сегодня? Под Тулу. Ненадолго. Сейчас уже, наверно, возвращается. Все, начальник! — задержанный закрутил головой. — Больше не спрашивай — не знаю!
— Как его кличка? Сейчас ты мне скажешь и уедешь…
— Кличка? Пай–Пай!
2.
Пай–Пай проснулся внезапно, как от толчка.
С ним уже бывало такое. В мгновенье оценил обстановку.
«Контора…»
В ту же секунду в купе застучали металлическим.
— Откройте!
До Москвы оставалась еще ночь. Фирменный Новосибирск — Москва шел, казалось, без остановок. В купе с Пай–Паем ехали еще двое мужчин и женщина. Пока приходили в себя, дверь отперли снаружи. На пороге стояла целая делегация: железнодорожные менты, проводницы. Своя и чужая.
— Минутку…
Не извинились. Включили свет. Своя — похожая на водяную крысу — объяснила ментам:
— Все едут с конечного пункта. До Москвы…
Пай–Пай зевал.
Милиция в данный момент не представляла для него угрозы.
«Деньги старухи проиграны…»
Незнакомый шулер — коренастый, в ковбойке, бойкий на язык, с «золотыми по локоть» руками — вместе с напарником–студентом обчистил его в несколько минут сразу за Шарьей…
«Все эти книжечки, карточки вместе с бумажниками выброшены…»
Про авторучки, взятые в вагоне «СВ», Пай–Пай не вспомнил.
«Пусть ищут! Ничего нет: пустые карманы…»
Искать не стали.
Чужая проводница обыскала купе глазами:
— Нет его! Тот — черный… Узбек или казах. А глаза голубые. Я говорю: в Шарье ушел!
Так же, не извинившись, не выключив свет, ушли.
Сосед с нижней полки высказал предположение:
— Кто–то сбежал! Тут кругом колонии…
— Давай спать!
В купе было душно. Ехали со спущенной шторой, с запахом несвежего белья и дорожной снеди.
Пай–Пай словно сутки не спал — уснул с ходу.
В Ярославле транспортная милиция появилась еще раз. В городе размещалось Управление внутренних дел Северной дороги. Пассажиров подняли снова. Сосед больше не сомневался:
— Кто–то сбежал!
В
