Серый кардинал - Владимир Моргунов

— А? — Беклемишев машинально бросил взгляд на часы. — Да, четверг, тринадцатое.

— После дождика, значит, в четверг.

— О чем ты?

— О том, что ты грозился оторваться от «Вольво» и оторвался-таки. После дождика в четверг.

— Я еще до дождика оторвался.

— Только с моей о-очень активной помощью.

— Можно подумать, я без тебя не сделал бы этого.

— Сделал бы, кто же спорит. Слушай, Кирюха, не томи душу, скажи, что это были все же твои «клиенты». Я без малого месяц в бегах, прыжках и кульбитах. У меня складывается впечатление, что это ннкогда не кончится. Вроде бы я никому уже и на фиг не нужен, всех успел «засветить». Что они, из мести меня теперь «достают»?

— Я, знаешь ли, ничего не понимаю, — сокрушенно признался Беклемишев. — Как на меня такие дилетанты могли «наехать»? Ведь щенки, придурки.

— Верно, щенки, придурки. Но она при всем желании — нашем желании, естественно, — уже не смогут сказать, кто же их послал. Дождь смывает все следы.

— Но они явно не из той «колоды», в которой тасуются те мальчики, что вели меня сегодня утром, — уверенно заявил Беклемишев.

— Очень даже может быть, — согласился Клюев. — У тех и рожи вроде бы рязанские, насколько я успел рассмотреть. Ты, Кирилл, подумай все-таки: существует ли кто-то, кто мог на тебя этих щенков натравить?

— Да вроде бы существует, — нехотя буркнул Беклемишев.

— Во-о! Слава те, Господи, разродились! А то — «дилетанты, как могли?» Колись, поведай, кому не угодил, у кого изо рта кусок севрюжины вырвал?

— Да вроде бы, получается, у главного чеченца России, — Беклемишев блудливо улыбнулся. — Есть у него своя преторианская гвардия — из земляков его. Они моим работодателям досаждают. Нет, там дело не в примитивном вымогательстве…

— Понимаю, когда счет идет на сотни миллионов, это ужe не вымогательство, а защита интересов.

— Bpoдe того, — хмыкнул Беклемишев. — Так вот, несколько дней назад я с группой товарищей, как говаривали в старину, вежливо намекнул джигитам, чтобы они со своими «ксивами» и дерьмовыми полномочиями катились куда подальше. Выходит, джигитам это не понравилось.

— Выходит, я из огня да в полымя. Нигде приюта нету. А все из-за того, что друзья у меня такие неблагополучные.

— Да уж — не подарок, — согласился Беклемишев.

Во Внуково они добрались на том же «джипе-чероки». Беклемишев по-хозяйски прошел через служебный вход и через несколько минут вынес три билета.

— Ну, балдеете, провинция? — спросил он, наблюдая реакцию гостей на изменение в зале аэропорта.

— Не очень, честно говоря, — пожал плечами Бирюков. — Когда-то все здесь казалось более значительным, более серьезным, а сейчас… Бейрут какой-то.

— Газеток-то достаточно накупили, «комсомолок»? — теперь уже Беклемишев обращался к Клюеву. — Читайте, наслаждайтесь — вот, мол, мы весь этот скандал затеяли, с нашей подачи все завертелось.

12

Они сидели у Клюева. Май, выдавшийся очень дождливым, подходил к концу. Дожди не кончались. Низкие свинцовые тучи беспрестанно мчались со скоростью курьерских поездов.

— Теперь я понимаю, — сказал Ненашев, возвращаясь с балкона, — почему в Финляндии «сухой закон», а в Швеции водку по карточкам выдают. При такой погоде спиться — не фиг делать.

— Да, а еще говорят — демократия, — покачал головой Клюев. — Какая же это, на фиг, демократия, если людям запрещают спиваться. Садись-ка лучше, Кистентин, продолжим наши игры.

«Игры» перевалили зенит. Три пустые бутылки из-под шампанского и две из-под «Смирновской» стояли под столом.

— Нет уж, — покачал головой Ненашев, — я лучше еще воздухом вольным подышу.

— Ну, дыши, набирайся сил, завтра тебе в исполком идти.

Вот уже больше недели они «пробивали» разрешение на открытие частного охранно-сыскного бюро, «подключив» все возможные и невозможные связи и знакомства, но ощущали, что прут на бетонную стену.

— Да, ребята, все не так, все не так, как надо, — тряхнул головой Бирюков. — Ждут нас хлопоты бубновые, пиковый интерес. Та ли жизнь сейчас у Влада Рогунова.

— Хо-хо-хо, Николаич! Завидовать счастливым значит делать себя еще более несчастным.

— Это кто сказал?

— Это я сказал. Афоризм, наверное. Я же тебе про Влада рассказывал. Для счастливой жизни тоже талант специфический нужен. Вот он сейчас, небось, где-нибудь на Канарах, Багамах или Сейшелах отдыхает «в пополаме» с Галиной Петровной. Наслаждается окружающим великолепием. А мы бы себе наверняка весь кайф испортили, томясь от безделья, горевали бы о том, что дни быстротечны, что все проходит… Брось счастливчика в воду и он выплывет с рыбой в зубах. Это чья-то пословица, кажется, это не мой афоризм. Влипни сейчас Влад в какое-нибудь дерьмо снова, и судьба опять пошлет ему избавление, как в свое время послала ему нас. Но ты не грусти особо — не одним нам плохо. Другой наш хороший знакомый Павленко послан в отставку. Я же тебе «Красную звезду» показывал?

— Ты уже в третий раз об этом спрашиваешь. Показывал.

— Разве в третий? Забывчив я становлюсь.

— Забывчив. Но Павленко, похоже, получше нашего все равно устроился.

— Да, вроде бы занял непыльное местечко в какой-то трастовой компании.

— Траст означает доверие, — поднял указательный палец Бирюков. — Лично я, например, такому мерзавцу никогда бы не доверился.

— Существует масса народа, которая Павленко мерзавцем не считает — хотя бы потому, что не осведомлена о делах его прошлых. И она, эта масса, охотно доверяет ему и подобным ему свои средства.

— Массы хотят быть обманутыми.

— Именно, — подхватил Клюев, — и это не мазохизм, это скрытая тяга к…

Он не договорил, потому что раздался страшный грохот. У Клюева и Бирюкова возникло впечатление, что во входную дверь пальнули из гранатомета. Они одновременно вскочили и увидели направленные на них дула укороченных автоматов.

Сильный удар в солнечное сплетение, да еще тренированной ногой, да еще обутой в тяжелый ботинок с толстой твердой подошвой, хоть кого заставит на мгновенье — если не на более длительный промежуток времени — как бы выпасть из реальности. Бирюков как раз и схлопотал такой удар. Но за эту долю секунды рефлекторно успел принять санчин-дачи, «железную стойку». В шоу с демонстрацией восточных единоборств о бойца, принявшего такую стойку, обычно ломают ручки от лопат и прочие длинномерные предметы. Поэтому Бирюков не свалился на пол, не отлетел к противоположной стене, кувыркнувшись через стол, он только качнулся и немного отъехал, скользя на подошвах, как стойкий оловянный солдатик. Усилием воли он заставил себя сделать вдох и словно в розовато-сизом тумане увидел перед собой голову в черной маске, почти полностью закрывающей лицо — только глаза и часть переносицы были видны. Холодные, светлые, пустые глаза.

Бирюков продолжая неотрывно смотреть в эти раскаленные от ярости глаза, наугад ударил ребром стопы в то место, где должно было находиться колено левой ноги человека, только что ударившего его. Противник наносил Бирюкову удар правой ногой, поэтому она отодвинулась назад, оставаясь какое-то время на весу. Весь вес приходился на опорную левую ногу, которую очень точно подрубил Бирюков. В следующий момент он уже взлетел над поверженным противником и, захватив в прыжке скрещенными ногами голову и шею другого человека в черной маске, потащил его за собой на пол.

Сбоку от Бирюкова грохотало и рушилось, слышались треск и надсадное дыхание, звуки наносимых ударов. Значит Клюев еще функционировал.

Тесно, не развернуться. Бирюков попытался откатиться к двери, но не сумел этого сделать — гора тел навалилась на него, придавила непомерной тяжестью к полу. Опять пошли в глазах фиолетовые круги. Надсаживаясь, Бирюков приподнял навалившуюся на него массу, упершись в пол руками и ногами, встал на четвереньки и тут же получил страшный удар по голове — сбоку, за ухом, ближе к шее…

Он не знал, сколько времени пробыл в сплошной тьме, но, как оказалось, не так уж и долго — кто-то защелкивал на его руках, отведенных за спину, наручники, кто-то орал над ухом истошным голосом:

— Лежать, сука!!!

Бирюков не понял, к нему ли это относилось, но в следующий момент ощутил сильный удар под ребра — если бы бьющий мог как следует размахнуться, последствия были бы более ощутимыми. Чья-то рука схватила его за волосы, в затылок уперся ствол автомата. Скосив глаза вбок, он увидел луч яркого света (откуда?!) и глазок телекамеры.

«Бред какой-то», — Бирюков почувствовал, что выпитые водка и шампанское уже не действуют на него расслабляюще, не туманят сознание, осталась только некоторая тяжесть в мышцах, да учащенное сердцебиение. Впрочем, сейчас трудно было понять, от чего сердцебиение — от спиртного или от чрезмерного напряжения. В голове гудело так, словно недавно внутри черепа взорвалась граната.