Гарри Поттер и Реликвии Смерти - Джоан Роулинг

Гарри подумал о Годриковой Лощине, о могилах, о которых Дамблдор никогда не говорил; он подумал о загадочных предметах, упомянутых в завещании Дамблдора безо всяких объяснений, и его заполонила горечь. Почему Дамблдор ему не рассказал? Почему не объяснил? Заботился ли Дамблдор о Гарри вообще, на самом–то деле? Или же Гарри был не более чем инструментом, который можно полировать, который можно затачивать, но которому нельзя доверять и нельзя поверять свои мысли?

Гарри не мог этого вынести — просто лежать и держать в себе горькие размышления. Отчаянно желая хоть что–нибудь сделать, чтобы отвлечься от мыслей, он выскользнул из спальника, подобрал свою палочку и осторожно выбрался из комнаты. Выйдя на лестничную площадку, он прошептал «Lumos» и начал взбираться по лестнице, освещая себе путь волшебной палочкой.

На третьем этаже была спальня, в которой они с Роном спали в прошлое свое пребывание здесь; он заглянул внутрь. Двери шкафов были открыты, простыни разорваны. Гарри вспомнил перевернутую троллью ногу внизу. Кто–то обыскивал его дом, после того как Орден его покинул. Снейп? Или, может быть, Мандангус, который утаскивал из этого дома много разных вещей и до, и после смерти Сириуса? Гарри перевел взгляд на портрет, в котором время от времени появлялся Файнис Найджелус Блэк, прапрадед Сириуса — но портрет был пуст, на грязном холсте не было ничего. Наверняка Файнис Найджелус проводил ночь в директорском кабинете в Хогвартсе.

Гарри продолжил взбираться по лестнице, пока не вышел на самую верхнюю площадку, где было всего две двери. На той, что была прямо перед ним, была табличка с надписью «Сириус». Никогда раньше Гарри не входил в комнату своего крестного. Он толкнул дверь и поднял палочку повыше, чтобы лучше осветить комнату.

Комната была просторной и когда–то, видимо, очень красивой. В ней была большая кровать с резной деревянной спинкой, высокое окно, занавешенное длинными бархатными портьерами, и запыленная люстра, причем полусгоревшие свечи по–прежнему оставались на своих местах, и капли застывшего воска свисали вниз подобно сосулькам. Тонкий слой пыли покрывал картины на стенах и спинку кровати; паутина протянулась между люстрой и вершиной большого деревянного гардероба. Когда Гарри вошел в комнату, он услышал топоток потревоженных мышей.

Подростком Сириус увешал стены таким количеством постеров и фотографий, что серебристо–серый шелк обоев был практически не виден. Гарри вынужден был предположить, что родители Сириуса были не в силах снять чары Вечного Клея, удерживающие их на стене, поскольку, вне всякого сомнения, они не одобряли вкусов своего старшего сына по части украшения комнаты. Сириус, похоже, изменил своему стилю специально чтобы вывести из себя родителей. Там было несколько больших флагов Гриффиндора, все в алом и золотом, чисто чтобы подчеркнуть его отличие от прочей слизеринолюбивой семейки. Также там было множество фотографий муглевых мотоциклов и (Гарри не мог не восхититься наглостью Сириуса) несколько постеров с муглевыми девушками в бикини; Гарри сразу понял, что это мугли, потому что они были в своих картинах совершенно неподвижны, выцветшие улыбки и потускневшие глаза застыли на бумаге. Резкий контраст с ними составляла единственная магическая фотография во всей комнате — фотография четырех студентов Хогвартса, стоящих рука об руку и смеющихся в камеру.

Гарри ощутил прилив радости, узнав своего отца; его взъерошенные черные волосы торчали хохолком на затылке, точно как гаррины, и на нем тоже были очки. Рядом с ним стоял Сириус, беззаботно–импозантный, его чуть высокомерное лицо было намного моложе и счастливее, чем Гарри когда–либо видел вживую. По правую руку от Сириуса стоял Петтигрю, более чем на голову ниже, полный, с водянистыми глазами, раскрасневшийся от удовольствия, от того, что он был в самой классной компашке, с такими признанными бузотерами, как Джеймс и Сириус. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда несколько неухоженный на вид, но и от него исходила та же аура радостного удивления от того, что его признали и полюбили… или Гарри видел все это просто потому, что он знал, как это было? Он попытался снять фотографию со стены; в конце концов, она была теперь его — Сириус завещал ему все — но она не сдвинулась с места. Сириус не оставил своим родителям ни единого шанса переоформить его комнату.

Гарри оглядел пол комнаты. Небо снаружи светлело, и столб света открыл взору обрывки бумаги, книги и всякую мелочь, раскиданную по ковру. Очевидно, спальня Сириуса тоже подверглась обыску, хотя, судя по всему, ее содержимое было расценено как преимущественно (а может, и полностью) бесполезное. Некоторые книги трясли достаточно грубо, так что у них оторвались переплеты, и высушенные солнцем страницы усеяли пол. Гарри наклонился, подобрал несколько бумажек и начал их изучать. Одну из них он идентифицировал как страницу старого издания «Истории магии» Батильды Бэгшот, другую — как отрывок инструкции по эксплуатации мотоцикла. Третья была написана от руки и скомкана; Гарри разгладил ее и начал читать.

Дорогой Мягколап[49],

Большое, большое тебе спасибо за твой подарок на день рождения Гарри! Это до сих пор его любимая игрушка. Всего год, и уже летает вокруг на своем игрушечном помеле, и такой довольный, я вложила фотографию — посмотри сам. Ты же знаешь, оно поднимается всего на два фута, но он уже чуть не убил кошку и раскокал ту кошмарную вазу, которую Петуния подарила на Рождество (это я не жалуюсь, нет). Конечно, Джеймс решил, что это очень забавно, он говорит, что Гарри станет великим игроком в квиддич, но нам приходится прятать все, что бьется, и не спускать с него глаз, когда он влезает на метлу.

У нас было очень тихое именинное чаепитие, только мы и старая Батильда, она всегда мила с нами, а Гарри она просто обожает. Нам было так жаль, что ты не смог прийти, но Орден превыше всего, а Гарри еще слишком мал, он даже еще не знает, что это его день рождения! Джеймс немного раздражен из–за того, что ему приходится здесь сидеть безвылазно, он старается этого не показывать, но я‑то вижу — кроме того, его плащ–невидимка по–прежнему у Дамблдора, так что шансов на небольшие вылазки никаких. Если бы ты мог нас навестить, это так бы его взбодрило. На прошлых выходных к нам зашел Хвостик, он мне показался каким–то грустным, но это, видимо, из–за новостей о МакКиннонах; я плакала весь вечер, когда услышала.

Батильда забегает частенько, она просто потрясающая старушенция и рассказывает совершенно невероятные истории про Дамблдора, не думаю, что он был бы доволен, если бы знал об этом! Я просто не знаю, насколько всему этому верить — кажется невероятным, чтобы Дамблдор