Танец фавна - Елена Бриолле

и интриги, но у него кишка тонка на убийство… Или Ленуар ошибается? Кому выгодно убийство Нижинского? Кому выгодно стереть с парижской сцены «Русские сезоны»? Вчера после представления Ленуару передали записку от Астрюка с приглашением к нему домой. Сам Астрюк на спектакле не появился.

Сна не было. Сыщик оставил Николь, взял в арсенале префектуры полиции «наган», которым убили русского танцовщика, и, как был в грязной одежде, так и поехал в Ля Виллет. Хорошо еще, что забойщик попался покладистый. Не дрогнул.

Теперь же, когда усы уже торчали вверх и агент Безопасности имел вполне приличный вид, пора было наведаться к французскому импресарио «Русских сезонов».

Враги Габриэля Астрюка называли «вшивым жидом», а друзья говорили, что, когда Астрюк начинает дело, он никогда не позволит ему провалиться. Все они сходились во мнении, что Астрюк держал клиента в руках. А потому завистники только шептались за спиной сорокавосьмилетнего дельца, но никто не осмеливался переходить ему дорогу.

Импресарио чувствовал себя в мире искусства как рыба в воде, которая видит не только коралловые рифы, но и их острые углы, не только акул и китов, но и планктон, плавает не только на поверхности, но и умеет спускаться на глубину океана. Если нужно было организовать выступление зарубежных артистов в Париже, даже ветер не мог его облететь.

Габриэль Астрюк жил и действовал там, где билось театральное сердце Парижа: на углу улицы Сен-Луи и бульвара Итальянцев, в двух шагах от Оперы, в легендарном «Павильоне Ганновера». Благородная рустовка стен этого здания прекрасно сочеталась с мелкими стеклянными квадратами огромных дверей-окон второго этажа и модной башенкой-террасой. «Павильон» словно показывал посетителям, что в нем проживает и работает состоятельный ценитель прекрасного.

Слуга впустил Ленуара и проводил сыщика в кабинет Астрюка.

– А, господин полицейский и тайный агент! Рад вас видеть!

Помещение было обито темно-синими однотонными обоями. На их фоне висели и отражали дневной свет застекленные квадратики картин, фотографий и гравюр. Из двух огромных секретеров торчали письма, бумаги, папки, толстые альбомы и счетные книги. Сверху их покой охраняла коллекция фарфоровых слоников. Письменный стол напоминал курчавую бороду самого Астрюка, где стопки больших листов переплетались с маленькими записками и конвертами, создавая впечатление хаотичной, но расчесанной деятельности. Шляпа на левом краю стола соперничала по массивности с тяжелым телефонным аппаратом на правом краю, и оба предмета напоминали о том, что посетителю будет выделено ровно столько времени, сколько у Астрюка останется между очередной встречей и телефонным звонком.

– Что вам удалось выяснить на данный момент? – не тратя зря ни минуты, спросил импресарио.

– Расследование продолжается, выводы делать еще рано, – ответил Ленуар.

– Время дорого, Ленуар. Вчера нам снова удалось собрать полный зал, но если что-то случится, то пострадают мои интересы, а этого я допустить не могу. История с отравленной помадой не наделала шуму, но если бы помада обожгла губы не уборщице, а Нижинскому…

– Мне удалось найти и арестовать преступницу, но, учитывая ее положение в обществе, имя Хизер Беркли не попадет в прессу.

– Замечательно! Беркли – сумасшедшая, но, учитывая кошелек ее супруга, ее сумасшествие принято называть «экстравагантностью». Слава богу, она любительница, а не профессионалка! Как мой дорогой друг Дягилев. Никогда не знаешь, что он выкинет, – сказал Астрюк.

– Вы ведете с ним дела уже несколько лет. Если он не профессионал, то на чем же держится успех «Русских сезонов»? Это ведь Дягилев привез русскую оперу и балет в Париж…

– Дягилев? Дягилев мечтатель! А одними мечтами сыт не будешь! И кто вам сказал, что русский балет привез в Париж Дягилев? Это была моя идея! Когда мы сидели у княгини де Полиньяк, я предложил великому князю Владимиру привезти в Париж балетную труппу Императорских театров. Он выразил живой интерес, без его поддержки в балете ничего нельзя было сделать! И тут снова появился Дягилев, этот импресарио-любитель!

– Но ведь именно он организовал и привез балетную труппу?

– Да, но как? В Париже так дела не делаются! Я взял Дягилева за руку и лично представил его в редакциях Le Figaro, Le Gaulois, L’Echo de Paris, Le Matin и других главных газетах. Я стал для него гарантом оплаты всех абонементов! А что сделал Дягилев? Привез труппу без денег на проживание в Париже, полностью понадеявшись на первые сборы по спектаклям? Никаких наличных денежных средств! Дело дошло до того, что этот русский посылал аккредитованных секретарей ко мне за деньгами, а когда я выдал одному из них десять тысяч франков, Дягилев рассказал мне какую-то сказку о том, что секретарь взял деньги и сбежал с ними из Парижа!

– Его потом нашли?

– Конечно нет! Вы только посмотрите на счета за 1909 год! Эти русские сразу хотели слишком многого. Вы знаете, что они велели переделать весь пол на сцене «Шатле»? Сказали, что он рассохся от старости, увидели в нем щели, бугры и выемки. Пришлось наскоро ремонтировать, забивать в щели рейки, шлифовать доски, а это тоже расходы, – продолжал жаловаться Астрюк. – Высокие требования они предъявили и к светильникам. Прожекторов и рефлекторов понадобилось больше, чем обычно. Мы заново обили все театральные кресла, чтобы благородная публика не чувствовала себя в балагане! Но это тоже расходы. Почему никто не мог приехать в театр, чтобы учесть их в смете заранее? Я не привык так работать. В результате весь сезон вышел дефицитным. Чтобы возместить потери, я вынужден был обратиться за поддержкой к самым влиятельным лицам! Дягилев тратил деньги не глядя и задолжал мне тогда сорок тысяч франков. Если бы я не забрал и не продал потом все декорации и костюмы «Русского сезона», то остался бы в полном убытке. Нет, так дела не делаются!

– Можно ли посмотреть ваши счета по «Русским сезонам» и траты по текущему сезону? – осторожно спросил Ленуар. Когда ты бывший банкир, цифры часто более красноречивы, чем люди. Особенно в том, что касается театральных дел, где по традиции видимость важнее реальности.

– Посмотрите! Будьте любезны! Скрывать мне нечего. – Астрюк вытащил из правого секретера несколько копий набранных на печатной машинке отчетов и протянул их Ленуару. – Вот это его долг за 1909 год. Посмотрите, только за афиши, расклейку афиш и рекламу в газетах я заплатил 20 306 франков. Добавьте к этом услуги секретаря для Дягилева, переводчика, 15 000 конвертов, циркуляров и писем и услуги писателей, чтобы их подписать, услуги доставщиков приглашений, билетов и костюмов, услуги грумов, шоферов для срочных дел, уплату комиссии по авторским правам в Общество авторов, депеши и звонки Дягилева в Санкт-Петербург, марки, а также услуги