Танец фавна - Елена Бриолле

же вспыхнула. Ленуар подумал о том, что сегодня девять из десяти дверей галереи были заперты. Вокруг закричали.

Третий круг ада

Весь зал загудел, затрещал и задвигался одновременно. Николь держала за руку Люси и искала глазами Ленуара. Все давили друг друга, сталкивались и отталкивали от себя тяжелые тела соседей. Наконец она его увидела.

– Турно, двери! – орал Ленуар, вскочив на тот же стол, на котором еще совсем недавно Синий бог играл на балалайке. – Выламывайте двери! Действуем по плану!

Турно кивнул и в следующую секунду уже несся со стуком, как бык, на первую из запертых дверей. Все шторы были охвачены огнем. Дым распространялся со скоростью дувшего из первой двери сквозняка. Особняку Пуаре угрожала смерть от огня Жар-птицы. Ленуар схватил замершего от ужаса Нижинского и потащил его за собой.

– Ленуар! – что есть мочи закричала Николь. Сыщик обернулся и обнял девушку. В этот же момент к Вацлаву подбежала его сестра. – Нельзя терять время! Вперед! За мной!

Так, впятером, они пронеслись по лестнице мимо опешившего Пуаре. Кутюрье держал в руках маску Кощея Бессмертного и разорванное пальто «Конфуций». На втором этаже сыщик выскочил на балкон и закричал своим расставленным по парку гвардейцам:

– Вы двое – вызывайте пожарную команду! Сейчас же! Возьмите автомобиль Пуаре! Остальные – разбейте все стекла снаружи и выломайте двери. Надо как можно скорее вывести отсюда людей! Берите палки от фонарей, так будет быстрее. Действуйте!

Николь обернулась и увидела в дверях салона Пуаре. Он так же беспомощно вращал глазами и шептал:

– Дениз… Я не могу найти Дениз! Моя жена, где она?

– Пуаре, берите отрезы ваших тканей, смачивайте их в воде и тушите огонь. Скажите слугам, чтобы смачивали шерсть, бросали ткани по несколько штук на огонь. Пуаре! Пуаре, черт побери! Очнитесь! Спасайте жену и дом! К нему же подведена вода!

– Но мои ткани…

– Все погибнут в этом доме, если вы сейчас же не начнете что-то делать! Николь, а ты оставайся здесь. Сюда огонь еще не добрался. Когда двери откроют, беги с Люси и Нижинскими в парк, держитесь вместе, ты поняла?

– Габриэль…

– Николь, ты меня слышишь? Я люблю тебя, ты меня слышишь?

Девушка тяжело дышала и от волнения смогла только уверенно кивнуть головой.

В ванной комнате зажурчала водопроводная вода. Этот звук заставил Ленуара прийти в себя. Он сорвал с карниза тяжелые шторы и понес их мочить.

– Закройте сток воды! Тащите еще ткани! – закричал он в ухо Пуаре. Затем, намочив как следует первую штору, Ленуар через ступеньки кинулся вниз, в самое адское пекло. Там, внизу, уже звенели осколки разбитого стекла и кричали испуганные люди.

Николь велела Люси и Нижинским собирать самые тяжелые ткани и мочить их в ванне, а сама бросилась к балкону. Из дома изо всех дверей валила нечисть Кощея Бессмертного. Партер перед входом затоптали – никакие крокусы уже никогда не будут здесь цвести так же беззаботно, как раньше…

Все закончилось только через два часа. То здесь, то там блестели каски пожарных и широко раскрытые глаза гостей праздника. На лице Нижинского синяя краска грима смешалась с черной сажей, но танцовщик выглядел гораздо живее, чем перед праздником. Нижинский из лебедя, которым все восторгались, снова превратился в серого утенка, которого все любили.

Русские гусляры и балалайщики крестились, помогая немногочисленным раненым. Особняк Пуаре обжегся, но не рухнул. Хозяин обходил с Ленуаром дом, проверяя, не осталось ли в нем задохнувшихся людей. Шеф бригады пожарных поздравил сыщика и кутюрье: если бы они не начали сбрасывать мокрые покрывала, шторы и тяжелые ткани, огонь бы распространился на второй этаж и во флигели здания. Кабинет, спальни и детские точно бы сгорели. Но сегодня обошлось малой кровью: архитектору Сю придется восстанавливать только галерею и партер парка. Повезло еще, что ночь была безветренной.

Николь опустилась на бронзовую лань при входе в дом и, когда сыщик наконец вышел на улицу, позвала его по имени. У Ленуара были опалены брови и усы. Черный пиджак погиб в огне. Теперь на агенте Безопасности белела одна сорочка с закатанными рукавами и посеревшие от сажи и пепла брюки.

– Ты… Ты нашел его? – спросила Николь, обнимая Габриэля за плечи.

– Кого?

– Второго Кощея. Когда мы с Пуаре поднялись в салон, он снял свою маску и пальто, оставив их на стуле у двери. Их кто-то взял, пока мы разговаривали.

Ленуар закрыл от усталости глаза. Голову снова сжимал обруч боли, сыщик потер виски и посмотрел на Николь:

– Зачем ты вывела Пуаре из галереи? Неужели нельзя было просто взять у него интервью во время танца Жар-птицы?

– Я… Но все же так внимательно слушали музыку и смотрели на Карсавину… Я… Мы не хотели испортить такой момент. Пуаре организует праздники вместо того, чтобы вкладывать деньги в рекламу. Его праздники, его эпатажные выходки и есть его реклама! Он не хотел мешать…

– А тебе именно в этот момент приспичило собрать материал для статьи… И теперь мне нужно разгребать все подожженные вами угли!

– Но это же не мы подожгли перо Жар-птицы!

– Что это вообще за птица такая в ваших сказках? – с горечью спросил Ленуар так, словно выплюнул лягушку. – Она ведь сжигает все своими огненными перьями!

– Она освещает новый путь. Она прогоняет тьму, Ленуар…

Николь не могла понять, почему сыщик на нее сердился. При чем здесь русские сказки? В чем ее вина? В том, что она хотела написать эксклюзивную статью в Le Petit Parisien? Это ведь ее работа! Теперь она журналистка, а не продавщица в Bon marché и имеет право на инициативу.

– Пальто и маска остались на фортепиано. Поджигатель сбежал, смешался с толпой, Николь, понимаешь?

Теперь девушке стало все понятно. Сыщик злился не на нее, он не мог себе простить, что упустил убийцу и поджигателя. Значит… Значит, ему важнее судьба Нижинского, а не ее жизнь? Не ее работа? Николь посмотрела на Ленуара. Он обхватил голову руками и взъерошил волосы. Взгляд ее скользнул вниз, на его подбородок и шею… На шее краснел отпечаток женских губ. В этот момент Николь будто озябла от ночной тьмы. Она никак не могла собраться с мыслями, собраться с силами, чтобы что-то сказать. Нужно же что-то говорить? Или нет? Отпечаток красной помады вырастал в ее глазах, пока не превратился в одно красное огненное пятно, капнувшее между ней и ее полицейским.

Она отвернулась и встала, чтобы выйти из парка. Теперь черные фигуры приглашенных казались ей тенями.