Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

заполнить несколько белых пятен. Он всегда был таким… больным, когда дело касалось загадок. Казалось, что они составляют смысл его жизни или лучше сказать, заставляют его чувствовать себя живым. Единственным кто мог его терпеть был Тринадцатый. Может, в силу своей странности, а может, из-за чего-то другого. Но всякий раз как он видел его серые глаза, наполненные блеском предвкушения, на него нападала ностальгия по прошлому, которого никто не знал.

III

Числа были уже на подходе к приюту Святого Норта. Им как особым следователям разрешалось переходить границы стен по надобности расследования. Восьмой находился в состоянии крайнего восторга от полученных документов. Благодаря им появилась тоненькая ниточка, ведущая к истине. К знанию о том, кто и почему так жестоко расправился с Гильмешем.

Пока Восьмой уже смаковал скорую беседу, Тринадцатый толкал пространную речь, совершенно никак не связанную с делом. Компаньон его не слушал, но это ему никак не мешало, напротив даже ободряло.

— Я иногда задумываюсь, что есть жизнь, если не смерть. Смерть придаёт жизни остроты, но никак не ценности при этом. Сколько живу, а убеждаюсь, что никакой важности человеческой жизни самой по себе нет. Люди сами, если они хотят жить, а не существовать, задают смысл бытию. Бытие… какое ёмкое слово, которое говорит обо всём. Но ни о чём одновременно. Бесполезная абстрактная категория, рожденная скучающим разумом. Философы пытаются познать бытие и это их цель, то есть то, что придаёт бессмысленной жизни толику смысла и не более. При этом жизнь без смерти не имеет значения даже с учётом её бесконечной наполненностью смыслами. Смерть есть причина жить и стремиться правильно умереть, чтобы жить и после смерти в сознании других. Удивительная нынче религия, не находишь? — в ответ привычное молчание. — Меня радует, что ты со мной согласен. Религия, утверждающая, что человек должен прожить жизнь так, чтобы его не просто запомнили, а следовали его примеру. Таким образом, он будет влиять на человека даже после кончины. Ведь, что есть жизнь, если не влияние и развитие? Пока это происходит, язык не поворачивается сказать, что мы умерли. Человек не умирает, а переходит в область сознания другого, став его частью, то есть обретя единство не столь физическое, если считать сознание пространством с физическим измерением, сколь по истине духовное. Поразительно, какой смысла вложил Григорий в учение. Однако при всём этом, — добавил он, внезапно помрачнев, — если ты не способен умереть, то и по-своему не жил никогда.

— Твои рассуждения раздражают, — наконец высказался Восьмой.

— А ему напротив, нравились… так схожи и так различны.

— Ты это о ком?

— Похолодало резко, не находишь? — перевёл тему напарник.

Восьмого это не удивило.

«У каждого свои скелеты в шкафу», — подумал он.

И вот они подъехали к приюту, поднялись на его деревянный порог и постучались в дверь. Двух умеренных ударов вполне хватило, чтобы привлечь внимание Лотти. Девушка встретила гостей. И от их странного вида по началу она даже опешила. Шляпы-федоры, длинные плащи, угрюмые лица и белые волосы. Только это она успела рассмотреть прежде фразы:

— Простите за вторжение. Мы сотрудники конторы, — представился Восьмой, показав удостоверение.

Лицо Шарлотты тут же переменилось. Мысль, словно бурлящий поток, пронзила её:

«Неужели по нашу душу? Но как узнали?»

В голове ежесекундно начал выстраиваться план действий. Ударить, сбежать и сокрыть подпольные кружки. Да, их сохранность представляла для неё первостепенную важность, которая подавляла даже собственный инстинкт защиты. Для юной особы несколько сотен людей были отнюдь не средством, а живыми душами. Отцами, матерями, братьями и сестрами.

«Нет, они сильнее, — продолжала мыслить. — Одного, может, и смогла бы, но двух не уложу».

Тогда взгляд её коснулся подсвечника у входа.

«В этого с глупым лицом брошу его, а пока второй мешкается воспользуюсь кортиком. Да, точно. Так и сделаю. Три… два…».

— Мисс, Вы в порядке? — обратился Восьмой, подойдя ближе.

— А? — очнулась Лотти. — Ах, да. Простите. Рада приветствовать Вас, господа следователи. Могу я узнать, чем могу помочь?

— Я бы хотел пообщаться с настоятельницей приюта. И-и… Вы не будете против, если мой коллега задаст остальным сотрудникам пару вопросов.

Восьмой сразу приметил, как поменялся облик девушки. Пронзительным взглядом он осмотрел её от стройных ног до рыжих кудрей, словно аналитическая машина. А после принюхался к запаху в помещении. Такое действие ещё сильнее вгоняло в ступор.

— Я-я… уточню у настоятельницы. Сейчас же позову её, — пролепетала Лотти. — Подождите секунду.

Она устремилась на второй этаж, рукой придерживая кортик, что спрятала под подолом.

«Этот мужчина очень странный. Аж до дрожи пронял меня. С такими держи ухо востро».

— Что ты делаешь?! Даже для тебя это слишком, — начал возникать Тринадцатый. — Нюхать даму — это почти статья, друг мой.

— От неё слегка пахнет плесенью, потом и порохом, — холодно выдал Восьмой. — Пусть он и смешался с запахом шампуня, но одежда след оставила. Да и сама она слишком вспотевшая для такой погоды. Сам же сказал, похолодало. К тому же её рубашка вся в чёрных песчинках. С виду чисто порох, и на запах… порох. Судя по всему, приют держат в чистоте, тут плесени быть не может. А значит, недавно вернулась откуда-то. Откуда-то, где жарко и влажно. Какое-нибудь подвальное помещение, скорее всего. Вопрос. Почему юная девушка слонялась в подобных местах? Порох практически не используется ни на одном производстве, ему давно нашли замену. Следовательно, это не официальный завод, а нелегальный. А что незаконного могут производить с порохом? — он продолжал рассуждать.

— Пули или взрывчатка…

— Вероятно. Занятный приют ничего не скажешь, — дополнил Восьмой с ленивой улыбкой.

— Нам следует доложить об этом.

— Это не наша юрисдикция, — отмахнулся он. — По крайней мере, сейчас нет. Да и меня это практически не заботит.

В этот момент как раз спустилась Лотти, а в след за ней Розалия. И то ли красотой, то ли осязаемой харизмой аристократа или яркими пурпурными глазами, но она как-то умудрилась заинтересовать Восьмого. Восьмого, что всегда равнодушен к людям. Восьмого, что видит в каждом лишь кусочек мозаики и ничего более. Тем не менее в то мгновение нечто в его душе нашло отклик, не романтический, но столь же сильный. Тринадцатый также с удивлением посмотрел на неё, а после его алые глаза перевелись на напарника. И он тихонько посмеялся. Отчего-то сама ситуация показалась ему забавной.

— Рада встречи, господа. Пройдёмте, пожалуйста, в мой кабинет, — поприветствовала она. — Там обсудим. И Вы, — обратилась к Тринадцатому сверху вниз, — можете задавать свои вопросы сотрудникам. Но прошу не пугайте детей.

Тринадцатый