Тонкая зелёная линия - Дмитрий Конаныхин

воду выжимает из атмосферы. Вон как пляшут искры в воздухе – морозно. Очень морозно. Так… Всё это замечательно, но в балочке надо подзадержаться. Тулуп расстёгивать не хочется, но надо. АКМС на шею, овчинные рукавицы в зубы, пуговицы расстегнуть, пока руки не заледенели. Пар. В детстве все мальчишки писают фигурно – по снегу подписи. Пацанская забава. Девочки так не могут. Это точно. Чёрт, какой ветер. Пальцы заледенели сразу. Согреть. Согреть дыханием. Пальцы красные. Сначала застегнуть. Рукавицы упали. Хорошая штука – АКМС. Десантный вариант. Любимая штука. Злое, умное железо – так Вяйнемёйнен пел? Это где же? Как раз в следующем заливчике – во-о-он там, за следующим овражком. Ну да, точно. Сейчас дошагаю.

Шаг-шаг-шаг-шаг. “Железный шлем, деревянный костыль, домой король возвращался с войны”. Точно. Здесь. Прошлым апрелем как раз отсюда щучку подбил очередью. У поверхности ходила, серо-жёлтое перо показывала, икрянка. Андреев тогда не поверил, всё руками размахивал: “Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!” Килограмма на три. Хорошая щучка. У самого берега – мальками обжиралась в заливчике. Очеретня тоже глаза выпучил. А, да. В Кирге тогда тоже смешно получилось. Две щучки за неделю из АКМСа. Потом, когда клеща нашли, не смеялись. Ну да, угораздило. И не заметил, как он на макушку сел. Фуру снял, чтобы по кустам не цеплялась. Красный стоит весь белый, не ожидал, как доставать, – трясётся, что энцефалитник попался. В зеркале даже видно было шишку. Раздулся, насекомая скотина. Красный придумал гитарной струной-леской – вывинчивать. Подвязали-резанули по мясу. Кровь свистнула только так. Ну да – артериальное давление. Атмосферу превозмогаем. Как там Бендер шутил, что на него давит атмосферный столб? А тут наружу брызнуло. Надо перечитать.

Как же солнце светит… Левой щеке тепло, правую скулу сводит льдом. Щека свежебритая задубела. Оно, конечно же, лучше бы не бриться, но не по уставу. Странная штука этот устав. Громкие слова – закон для мужчин. А по делу – посмотришь – детский сад какой-то. Всё расписано, всё продумано, понятно, кому козырять, с кого спрашивать. И не парься. Миллионы мужиков – а за них всё продумано. Удобно. Даже умирать просто. Как у “белоцерковников”. Шаг – лейтенант, шаг – майор, шаг – куда-нибудь в Краснодар-Ставрополь – и на подполковничий пенсион. Жизнь – мечта. С виду армия, армия, а так – инфантилизм сплошной. Толпы мужиков. Ну да, война, конечно. Только вот войну не кадровые вытягивают. Бабы вытягивают тыловые. Да те, кто кишки наматывает добровольцами, – хоть кадровый, хоть из тыла.

Шаг-шаг-шаг. Да, давление. Давление. Как его держать – при таких деформациях нержавейки при водородных температурах? А кислород? Раньше понятно – паронит или графит, а на кислороде органику нельзя, графит нельзя. Надо что-то инертное, стойкое при таких температурах. Эх, плохо учил химию! Если бы был какой-то пластик, какой-то полимер, чтобы стойкий и пластичный да на жидком водороде – тогда и температурные мосты можно было бы переделать по-другому. Попроще, да и подрывать на расход надежнее. А так, получается, у нас водорода-то толком и нет. Керосина не хватило. Тяга не та. Американцы смогли сделать движок на кипящем водороде, а у нас… Водород нужен. Водород. Водородные технологии. Это не кислород, это другое. Это совсем-совсем другое. А без движков, без насосов, без нужного вакуума никак. Две красавицы за бугор ушли. Должны же сделать! Должны…

Шаг-шаг-шаг-шаг. Никак. Тамара. Тома-Тома. Глазища. “Мне больно, Алёша”. Да… И Зося. Не “и”. Просто. А Томка – где? Уже у Зоси ребёнок. Наш. В Зосе. Живой такой, шевелится, живот растягивает. А вечером – сборище. Мыш затеял. Ему всё Вари мало. Варя хорошая. Танцует хорошо. Грудь маленькая, да. Перед глазами фигура. Всегда так – чужая женщина перед глазами. Всегда новая, неизвестная, тянет. Видна вся. До ямочек на попе.

Ну да… Ходуном. Мыш бесится, с цепи рвётся. Сам не знает, чего хочет. А сам-то знаю, чего хочу? Так… Вроде щёк не чувствую. Растереть. Растереть. Не стоять, растереть. Вода на овчине. Конденсат. Много надышал, как у тех чукчей? Не помню. Забыл – куда там Алитет уходил в горы! Чёрт, забываю такие вещи. И там женщины… Да. Вовочка говорил, что заведующая почты подружек позовёт. Какие они? Новые. О чём? Как пахнут? Как дышат? Ну да, Зося. Зося, конечно. Женское тепло самое лучшее для замороженного солдата. Так, говорят, немцы в лагерях экспериментировали. Согреться… Согреться. Быстрее, быстрее шагать.

Идём, Алексей Анатольевич, граница у нас большая. Граница – думал, другая. Особое место. Совсем не особое. Такая же река. Такой же камыш. Такая же трава. И вода, и небо, и свет с неба. Снег ложится одинаково. И холодно одинаково. Вон там, за рекой – только там уже другой народ. Другие люди. Другой язык. Кто вы суть люди? Так в летописях писали? Суть люди. Есть люди. Не просто один есть. А много когда – суть. Всё-таки старый язык – он точнее был. Наверное, потому что молодой язык – говорили-обозначали, а не забалтывали. Кто вы суть люди? Суть. Изнутри. На самом деле. А не снаружи – просто посмотрел, какой есть. Существует. Ты объясни, что за суть у тебя внутри. Что за племя вы суть. А коммунизм? Какое там племя будет? Чтобы растопить шапку Килиманджаро и послать луч к туманности Андромеды? Как там у Ефремова: “Женщина увидела перед собой что-то, встала, её глаза сияли”? Не помню на память. А Мвен Мас – он всё хотел женщину на другом конце Вселенной найти. Рядом никак. Видно, что-то не так с ним. Женщина женщиной пахнет. Кожа тёплая. Маленькие пупырышки, если замёрзнет. И гладкая-гладкая, нежная-нежная кожа. И вздох “ах-х-х”. Когда ты – внутри. Тепло, горячо, и навстречу – движение – и разноцветные глаза. Какие глаза ты хочешь увидеть, Эл? Чьи глаза? Карие, синие или разноцветные? Ресницы. Сумасшествие. Насквозь, навылет. Сладость по всему телу. Подружки? Какие они – вечерние? Обтянутые водолазками, надушенные, пушистые? Или смеяться будут? Или стонать? Зося-Зося… Зосе рожать уже скоро. Домой надо, назад поворачивать.

Дошёл. Ни черта себе. Семнадцать километров фланг. Четыре часа. Неплохо. Неплохо. Подышать. Закурить. Огонёк по коже. Сразу даже и не понять – обжигает ли. Волос пахнет палёной курицей. Или палёная курица пахнет волосом горелым. Одна и та же органика. Новой никто не придумал. Это мы думаем, что мы такие герои. А живём всего-то ничего. Десятки лет. А там миллионы лет нужны были, чтобы на коже перья отрастить. А мы их палим – эти перья.