Солдаты последней войны - Елена Сазанович

Дни потекли своим чередом. Иногда я задумывался насколько изменчивы и непредсказуемы чувства. Уход Лерки я переживал гораздо болезненнее, хотя по-настоящему никогда ее не любил. Уход Майи я пережил почти легко, хотя любил ее больше всего на свете. Как ни странно, но почему-то всегда трагичнее воспринимаются реальные потери, нежели мечты и миражи.

Майя для меня так и осталась неосуществленной мечтой, неясным миражом, встретившейся однажды в пустыне неустроенных, одиноких душ. Майя была из другого времени. Ее прошлое проходило без меня. В настоящем ее со мной не было. А в будущем быть не могло. Она существовала в промежутках между прошлым, настоящим и будущим. В том отрезке времени, название которому еще не придумано. И поэтому она не могла быть со мной…

Возможно, все этим я только утешал себя. Я вновь стал работать в клинике, а по вечерам писать музыку. И жизнь вошла в привычную колею. Чему я уже не противился.

За время моего отсутствия больница существенно изменилась. И не только внешне. Она стала и респектабельнее, и богаче, и – соответственно – технически более оснащенной. Похоже, сегодня в услугах психотерапевтов нуждалось столько людей, что врачи не бедствовали. В сумасшедшей, изматывающей жизни наиболее необходимыми оказались неврологические клиники, наверное, еще старающиеся спасти хотя бы кого-то из окончательно спятившего человечества. Впрочем, я не мог не заметить и резких изменений в составе пациентов. Люди, пережившие настоящее горе, все реже обращались за помощью, предпочитая бороться с ним в одиночку. Поскольку уже смирились с бедой, наступающей ежедневно по всем фронтам. Мало-мальские радости стали редкостью. Неудачи – нормой. И трагедии превращались в неприятности. Но насколько резко сокращалось количество рядовых (необеспеченных) больных, настолько же стремительно росло число «богатеньких буратин». Вернее, их жен и подружек. Что, однако, я и пытался использовать, положив такую закономерность в основу своей новой старой врачебной деятельности. Ведь наши психотерапевтические услуги были в основном платными, когда за счет обладателей толстых кошельков особо нуждающиеся лечились бесплатно…

И сегодня, как обычно, я сидел в своем кабинете в белом накрахмаленном халате, постоянно повторяя монотонным голосом: «Следующий…» И, едва заметив на пороге расфуфыренную дамочку, тут же принимал участливое выражение лица.

Как правило, все они были похожи как две капли воды. Большеглазые, курносые, с пухлым чувственным ротиком и длинными ногами. И истории их болезней тоже мало чем отличались друг от друга. Мужья, занятые бизнесом, уделяли им все меньше и меньше внимания, и бедняжки мучились из-за одиночества и депрессий, плавно переходящих в нервные срывы. Одни становились алкоголичками или наркоманками. Другие впадали во все тяжкие. А иные даже заболевали клиптоманией, воруя в супермакертах всякую мелочь… В общем – несчастные особы, которых мне, почему-то, было абсолютно не жалко. Поначалу я просил показать фотографии их благоверных. И, разглядывая очередного расплывшегося мордоворота с животом, как арбуз, иногда не выдерживал и говорил:

– Девушка, да пошлите вы его к черту! Вы только взгляните на своего супруга! Да к такому, поди, и прикоснуться противно! Представляю, чем вы жертвуете. Идите учиться, вы еще так молоды. И еще найдете себе хорошенького и умненького студента… Так что подумайте – пока не поздно.

Правда, после подобных агиток на меня пошли жалобы от клиенток, и я быстро прекратил это гиблое дело. Воспитывать было некого. На этих девиц реально могло воздействовать только падение башкой вниз, как у Сандры. Несмотря на все депрессии, они крепко цеплялись за своих уродцев, которые были способны лишь затыкать женам их кукольные рты шмотками, а по вечерам удовлетворяться с проститутками. Впрочем, вся их жизнь и была проституцией. В основном – нелегальной… А я обязан был внимательно выслушивать этих идиоток, которые, собственно, никогда и не жили по-настоящему. Именно они и составляют то удобрение для истории, в итоге решил я. Но удобрение самого низкого качества и для самой плохой истории. И меньше всего я желал подобной истории своей стране.

Я давно заметил, что люди с нечистой совестью обожают тратить деньги на лечение, даже если совершенно здоровы. Хотя совесть следовало бы лечить совсем другими методами. В связи с этим свою задачу я определил четко: на приеме как можно больше денег вытянуть из этих неврастеничек. И поэтому, тщательно их осматривая, я озабоченно щелкал языком.

– Ой, ой, ой… Вы нуждаетесь в самом пристальном внимании. Ваши дела совсем плохи. Вот уже зрачки желтеют, первый признак психического заболевания…

Почему-то именно эти желтые зрачки убийственно действовали на них. И они тут же лезли в сумочку за кошельком.

Однажды, едва уложив очередную пациентку на больничную койку, в дверном проеме я заметил скрестившую руки на груди Зиночку. В воздухе запахло жареным.

– Ну, Кирилл Степанович, уложили еще одну здоровую кобылку? – усмехаясь спросила она.

Над моим благим врачебным начинанием, похоже, нависал очень большой вопрос.

– Не понял, а кто сказал, что она здорова? И в конце концов, ее право…

– Конечно, ее. Только не за такие деньги. Разве не так?

Зиночкины глазки пробуравили меня насквозь.

– На днях вы уложили и совершенно здорового старичка. Он прекрасно себя чувствует, разве что одет плоховато и немного исхудал. А так ничего. Ну, и еще когда смотрит новости, почему-то бьет себя по коленкам и часто дышит. И плюет на экран.

– Ну вот, а вы говорите – здоров, – не сдавался я.

– Так ведь новости можно и не смотреть. К тому же какой это показатель?! Моя соседка, когда ящик смотрит, то кричит всякими нехорошими словами так, что стены во всем доме дрожат. Но сюда ложиться не собирается.

– Хорошо, приведите ее ко мне, посмотрим, – я готов был на все, лишь бы притупить бдительность подозрительной медсестры.

– Все смеетесь? – Зиночка прищурила лисьи глазки. – А напрасно. Я ведь предупредить вас пришла.

Неужели решила шантажировать, чертовка?! Доказать, конечно, она ничего не могла, потому что неврозы вообще трудно доказуемы. Но вот на счет завышения платы за лечение…

– Именно, предупредить, Кирилл Степанович. Ведь если я разнюхала, то и другие смогут. И кто-нибудь запросто может на вас настучать.

– Вас, думаю, более, чем достаточно.

– Ну, вы напрасно. Мы хоть и не дружим, но здесь я вполне с вами солидарна. И, если честно, не ожидала, что вы такой… Думала – типичная продажная богема, артистишко. А тут… Рискуя должностью.

Я внимательно смотрел на Зиночку и не улавливал подвоха.

Впрочем, с этого дня я начал ждать неприятностей, которые не замедлили появиться. Правда, у Зиночки. Ее уличили – не больше и не меньше – в воровстве. Зиночка частенько вызывалась помогать раздатчице и носить передачи «несчастным» пациенткам от их заботливых толстопузых мужей. Частенько она собственной персоной встречала их и поясняла, что, к сожалению, время сейчас не приемное. Те в ответ лишь облегченно вздыхали, смущенно и торопливо, прятали заплывшие глазки и говорили, что они ужасно заняты важными делами. И вручали Зиночке «для передачи любимой» икорку, крабов, кальмаров, ананасики, трюфели и другую снедь. И, как оказалось, крабики и кальмарчики не доплывали до места назначения. И, как обычно и бывает, в конце концов Зиночку застукали. Узнав это, я внезапно понял: вот оно! Медсестра решила подстраховаться. И рассчитывала в случае чего на мою помощь.

Нам всегда нравится плохо думать о людях, особенно когда они нам не нравятся. В этом я в очередной раз убедился, заглянув в палату к своим несчастным старушкам. Которые сразу же наперебой стали восхищаться нашей клиникой.

– Да я отродясь такого не ела! – чуть ли не со слезами с глазах причитала одна бабушка, показывая мне баночку с дальневосточными крабами.

Ее подружка, еще не старая, но совсем больная женщина, которая увядала на глазах и кому я решил скрасить последние дни за счет толстосумов, ее поддержала.

– Хоть в конце жизни узнала, что такое это… авокадо… Хотя, если честно, разве можно сравнить ее с нашей клубникой? Ягодку скушаешь – сок так и брызжет. А на душе – сладость и радость. Помню в детстве, мама самую лучшую в деревне клубнику выращивала… Ну, да ладно… Человек, поди, должен испробовать все.

И она зашуршала оберткой «Марса». Дала откусить от батончика всем по очереди и потом протянула мне.

– Угощайтесь, доктор. Хотя, разве сравнится с этим наша старая «Аленка»? Хотя клиника у вас и впрямь хорошая. Но зачем вы тратитесь на эту заморские яства? Тем более, разве они нам чего хорошего предложат? Наверняка, двадцатилетней давности.

Сраженный наповал, я выскочил из палаты. Ай да Зиночка! Выходит не себе она брала эти передачи, а относила тем, к кому никто никогда не приходит навещать. И кто бы мог подумать! Странное все-таки существо – человек.