Солнце для мертвых глаз - Рут Ренделл

– Что-то с папой, да? Что-то случилось с папой?

Из гостиной прозвучал голос, одновременно усталый и бодрый – возможно, бодрость была напускной:

– Я здесь, дорогая. Со мной все в порядке.

Разве отец когда-либо называл ее «дорогой»? Франсин не помнила. Она посмотрела в мокрое, сморщенное лицо мачехи, и ей очень не понравилось то, что она увидела. Много раз мысленно и раз или два вслух в разговоре с Холли и Мирандой Франсин беспечно называла Джулию сумасшедшей. Сейчас же поняла, что до настоящего момента, произнося эти слова, она просто не знала, что такое безумие.

Глава 23

В его снах зеркало перестало быть зеркалом и превратилось в обрамленный портрет. Благодаря некоему химическому или магическому процессу, из-за того, что Франсин так часто смотрелась в него, ее образ отпечатался, закрепился на стекле и стал портретом. Лицо Тедди в зеркале не отражалось, только ее, и он смотрел на него с благоговением.

Но это был хороший сон. А в плохом сне она клала свою крохотную белую ручку на крышку багажника «Эдсела», и материал, из которого та была сделана, блестящий лимонного цвета металл, начинал таять и растекаться, как масло. Рука Франсин сквозь крышку опускалась вниз, вниз, в серую гниль, во влажную, мерзкую массу… Тедди проснулся с криком, да с таким громким, что потом, когда он вышел в сад, Мегси из-за забора спросила у него, что случилось. Они с Найджем слышали дикий крик и решили, что кого-то убивают.

– На этот раз – никого, – сказал Тедди.

– Надеюсь, это не станет привычкой? Тебе повезло, что мы с Найджем не позвонили «девять-девять-девять».

Франсин четырежды была у него дома, и каждый раз он думал о том, что лежит в багажнике, что она находится в непосредственной близости от этого, о ее красоте и совершенстве и том ужасе. Пора было что-то делать. Франсин должна была прийти не раньше полудня. В десять утра Тедди отправился на Оркадия-плейс.

Дом выглядел по-другому. Он не сразу сообразил, что изменилось. Потом понял, что пришла осень. Листья, закрывавшие дом по обоим фасадам, начали менять цвет с зеленого на имбирно-золотой или красновато-фиолетовый. Ветви приобрели мягкий, изысканный розоватый оттенок. Не имея ни малейшего представления о парках, садоводстве и растениях, Тедди понял, что уже были морозы, и Гарриет Оксенхолм (или ее садовник) срезали цветы или выкопали их: земля в вазонах была свежей, а в бордюрах – перекопана и выровнена. Приверженец порядка и чистоты, он почти предпочел этот вид дикому буйству красок в цветах.

Тедди позвонил в звонок. Первое, что он заметил, когда Гарриет открыла дверь, были два чемодана, стоявшие в холле, один голубой, а другой черный, каждый с биркой аэропорта, приклеенной на ручки.

Она нахмурилась:

– Я не думала, что это вы. Что вам надо?

– Мои эскизы, – ответил Тедди. – Я оставил их здесь.

Хозяйка была разодета, как выражалась его бабушка, «в пух и прах». Длинная серебристо-серая юбка и изящный серебристый топ из тонкого трикотажа выглядели бы великолепно на Франсин. Этот наряд был создан для тех, кому еще нет двадцати пяти, и в вырезе «лодочка», в котором могла бы красоваться белая, округлая грудь Франсин, виднелась костлявая грудная клетка, обтянутая коричневой, в пигментных пятнах кожей. На ее ногтях был серебристый лак, а на губах – какая-то сверкающая субстанция. Тедди слегка отвел взгляд и повторил сказанное:

– Я оставил здесь свои рисунки. Могу я войти?

– Какие рисунки? – спросила Гарриет.

– Эскизы шкафа, который, как вы говорили, вам надо построить.

– Господи, неужели вы думаете, что я их сохранила?

Он охрипшим голосом произнес:

– Вы сожгли мои рисунки?

– Естественно, я их не жгла. В каком веке мы живем? Я выбросила их в мешок с бумагой для переработки.

Тедди рассчитывал, что его впустят в дом и он, как и в прошлый раз, выйдет через заднюю дверь и оставит калитку незапертой. Сейчас стало ясно, что ничего не получится. К тому же она уничтожила его рисунки! Тедди захотелось убить ее. Неожиданно его взгляд опять упал на два чемодана. Гарриет куда-то уезжает. И, судя по всему, очень скоро. Не сказав больше ни слова, Тедди повернулся и пошел прочь. Он не оглядывался, хотя знал, что она все еще там и не закрыла дверь.

Перед домом остановился фургон. На его боку была надпись: «Дж. Шорт. Сервисное обслуживание опреснителей». С водительского места вылез мужчина возраста Тедди, высокий, смуглый. Тот проигнорировал его. Обошел дом, направляясь к конюшням, и толкнул калитку. Естественно, щеколда была задвинута изнутри.

Но она уезжает. Если не сегодня, то завтра. А если не завтра, то скоро.

Порывшись в бумагах Кейта, Тедди нашел записанный на какой-то брошюре имя, адрес и телефон дилера в Бэлхэме, у которого Кейт покупал «Эдсел». Компания называлась «Миракл Моторс». Вряд ли можно было надеяться, что они выкупят машину за те же деньги. И вообще, согласятся ли они купить ее?

Тедди позвонил им. К его великому удивлению, ему сказали, что хотели бы предварительно осмотреть машину, и спросили, когда он сможет ее подогнать. Не сегодня, подумал он, и не завтра. Как насчет пятницы? Пятница их устроит, сказали они, и прежде чем те повесили трубку, Тедди успел сказать, что «Эдсел» в идеальном состоянии.

Прежде чем гнать его в «Миракл Моторс», нужно его пропылесосить, помыть, натереть воском и отполировать, а также отполировать хромированные детали. Тедди вышел в сад и осмотрел «Эдсел» на предмет мелких и глубоких царапин, но ничего не нашел. Машина действительно была в идеальном состоянии, ярко блестела, а поверхность была такой же гладкой, как в тот день в 1957 году, когда сошла со сборочного конвейера «Форда». Казалось, этим полутора тоннам металла и стекла, достигшим возраста сорока лет, известен секрет вечной молодости. Он считал странным, что нечто столь гладкое, холеное, созданное с такой любовью и заботой, может быть еще и уродливым.

Наклонившись над багажником и опершись руками на похожие на крылья чайки задние фонари, Тедди попытался определить, есть ли запах. Тогда он наклонился еще ниже, к кромке крышки в том месте, где та прилегала к кузову, его ноздри уловили слабый запах чего-то отдаленно отвратительного. Он подумал «отдаленно», потому что запах доносился как бы издали, в нем был только намек на мерзость, и в то же время не был далеко, а всего лишь в дюймах от него. Тедди еще раз принюхался и ничего не ощутил, все было игрой воображения.

Мысль о том, что Франсин окажется вблизи машины, вызывала у него отвращение. Он даже предложил встретиться где-нибудь в районе ее дома, пойти в парк, в кино или где-нибудь поесть. Но она хотела прийти к нему и остаться с ним наедине. Что до Тедди, то ему претила перспектива находиться с Франсин и при этом не иметь возможности прикоснуться к ней. Она должна прийти к нему, а он должен преуспеть в их соитии, не допустить никаких позорных неудач. Это присутствие «Эдсела» ослабило его плоть, в этом Тедди не сомневался, потому что больше ничем не мог объяснить свое фиаско при столь сильном желании.

Ему оставалось только одно: не пускать Франсин в свою спальню, пока багажник «Эдсела» маячит в окне. При виде него Тедди вспоминался момент из одной передачи о дикой природе, которую показывали по телевизору: огромная человекообразная обезьяна поворачивается к своему врагу спиной и выпячивает зад, тем самым насмехаясь над ним и выражая презрение.

Иногда у Тедди появлялось такое же чувство в отношении «Эдсела», что он своими размерами, цветом и жутким содержимым насмехается над ним.

Даже Мегси, глядя на машину из своего сада, однажды сказала со смешком: «Кажется, будто у этого «Элджина» есть лицо, правда?»

«Это «Эдсел», – поправил Тедди.

Округленный рот, широко поставленные глаза, щеки… Он зажмурился и повернулся спиной к машине и только после этого снова открыл глаза. Наверное, Франсин недоумевает, почему он не пользуется «Эдселом», не ездит на нем к метро в Нисдене, чтобы ее встретить, например, а идет всю дорогу пешком. У Тедди никак не получалось придумать объяснение. Франсин наверняка недоумевает, но, скорее всего, спрашивать не будет. Скоро «Эдсел» уедет отсюда, прочь с его глаз, вон из памяти, и, возможно, у него хватит денег купить маленькую современную машину, нечто элегантной формы спокойного, темного цвета…

Тедди увидел ее раньше, чем она – его. Франсин неуверенно, почти робко вышла со станции и стала искать его взглядом. Сегодня – джинсы и голубая рубашка. Он был разочарован. Не очень сильно, но все же ошеломлен, потому что мысленно видел Франсин только в платьях, очень женственной, утонченной, принцессой.

Спрятавшись за столбом, Тедди наблюдал за ней. Франсин остановилась и стала его ждать. Он любовался изящной формой ее головы, и струящиеся, как вода, черные волосы не прятали, а только подчеркивали ее красоту; любовался ее угловатыми плечами, тонкой талией, длинными и стройными ногами, высоким подъемом ступни. Вот было бы здорово, вдруг подумал Тедди, если бы она всегда была рядом, чтобы он мог смотреть на нее, прикасаться к ней – но не разговаривать, – раздевать ее и снова одевать в тончайший лен или в какое-нибудь платье от Фортуни, но не в красное, как у Гарриет Оксенхолм, а в чисто-белое.