Солнце для мертвых глаз - Рут Ренделл

В спальне лежал мобильный телефон, он заряжался, провод от него тянулся к розетке у кровати Франсин. Джулия испытала горечь, подумав, что вещь, которую купили и подарили, чтобы обеспечить девочке безопасность и иметь возможность ее контролировать, возымела эффект бумеранга. Теперь Франсин может тайком от всех звонить кому угодно. Джулия стала открывать ящики в поисках сама не зная чего. Она нашла записную книжку и тщательно изучила ее, но, как ни странно, отказалась заглядывать в ежедневник Франсин. При мысли об этом ее обдало жаром.

Пройдя в ванную, Джулия обратила внимание на то, как там чисто убрано. Это почему-то только усилило ее растерянность. Она открыла шкафчик над раковиной, чтобы выяснить, что там лежит. У Джулии был противозачаточный колпачок, а вот оральные контрацептивы она никогда не принимала и не знала, как выглядят таблетки. Единственным из содержимого шкафчика, что можно было бы отнести к таким препаратам, оказался парацетамол. Она слышала, что есть наглые девчонки – Холли наверняка одна из них, это точно, – которые носят с собой презервативы для своих приятелей, однако их она обязательно бы узнала, и их в комнате Франсин не оказалось.

Джулия закрыла за собой дверь и обнаружила, что ее бьет дрожь. Спускаясь по лестнице, она цеплялась за перила, а внизу налила себе немножечко бренди. Событие было беспрецедентным. Джулия вообще не пила. Бренди обожгло ей горло и наполнило голову огнем. Оно слегка успокоило ее. Она подошла к холодильнику и стала запихивать в рот то чизкейк, то пиццу или картофельный салат. Джулия поспешно заглатывала все это, как будто быстрое поедание пищи могло уменьшить ее количество и последствия обжорства. В холле она села в кресло, то, что стояло у телефона. Там, мучимая изжогой, Джулия принялась заламывать руки и крутить головой из стороны в сторону.

Она просидела в кресле почти час, когда вернулась Франсин.

– Что случилось? – спросила та.

Джулия изумленно уставилась на нее и на крохотные золотые сережки в ее ушах.

– Ты проколола уши?

– Именно так. – Франсин улыбнулась. – Пора, не так ли? Моим подружкам прокололи уши в двенадцать лет.

– Надеюсь, ты понимаешь, что заразишься СПИДом?

– Нет, Джулия, не заражусь. Они используют стерильную одноразовую иглу.

– Даже не представляю, что скажет твой отец.

Франсин поднялась наверх. А Джулия, продолжая сидеть в холле, прикидывала, что будет делать, если вдруг Франсин спустится вниз и обвинит ее в том, что она обыскивала ее комнату. Естественно, Джулия скажет в свое оправдание, что у нее есть на это право, когда встает вопрос о защите Франсин. Но падчерица не спустилась, и в конечном счете мачеха вспомнила, что пора готовить обед для них двоих. Она была страшно голодна, как будто и не ела пиццу и чизкейк.

Джулия возилась на кухне, делая салат, нарезая хлеб, и едва не порезалась. Только после двух обед появился на столе. Джулия дрожащим голосом позвала снизу Франсин, и та спустилась, спокойная и счастливая. Она принялась рассказывать о Холли, которая переезжала из дома родителей в квартиру, арендованную пополам с другой девочкой, и о поездке Изабель в Таиланд.

Джулия спросила:

– Франсин, что ты пытаешься мне сказать?

Падчерица посмотрела на нее в полнейшем замешательстве.

– Если ты окольными путями намекаешь на то, чтобы и тебе разрешили все это, то мне жаль, что ты выбрала такой способ и не заговорила об этом прямо. Терпеть не могу, когда хитрят и лавируют. Между прочим, в последнее время ты стала очень неискренней.

Вместо того чтобы вскочить из-за стола и выбежать из комнаты, Франсин заставила себя остаться на месте и мягко произнести:

– Джулия, я просто поддерживала беседу. Я думала, тебе интересно.

– Вот как раз этого делать не надо, ты не обязана поддерживать со мной светский разговор.

– Ладно. Давай оставим это, хорошо?

Вторую половину дня они провели по отдельности. Из комнаты Франсин слышалась музыка, «Оазис» и труба Элтона Джона. Скрежет ключей Ричарда в замочной скважине заставил Джулию выскочить в холл. Он закрыл за собой входную дверь, и жена бросилась ему на шею, рыдая и всхлипывая, вне себя от необъяснимого горя.

Тедди ждал ее на ступеньках галереи Тейт. Франсин гадала, как ей приветствовать его, что ей следует сделать и что сделает он. Поцелует ее? Обнимет? Воспоминание о том долгом и страстном поцелуе вернулось к ней вместе со странным, незнакомым сладостным трепетом. Сейчас Тедди не будет целовать ее так, как тогда, это точно.

Она поднялась по лестнице. Он улыбнулся, взял ее руки в свои и притянул к себе. На мгновение они замерли, глядя в лицо друг другу. Затем Тедди сказал:

– Пошли, я хочу показать тебе одну картину.

«Марк и Гарриет на Оркадия-плейс». Франсин вслух прочла название на табличке на стене.

– Саймон Элфетон, – сказала она. – Кажется, это он написал портрет поп-группы, да?

– Группа называлась «Кам Хитер», – ответил Тедди. – А картина – «Хэнгинг-Сворд-элли».

Франсин отвела взгляд и сказала встревоженным голосом:

– У моей мамы был CD «Кам Хитер», – а потом добавила: – Нет, это был не CD, тогда их еще не выпускали, а пластинка. Я разбила ее. Нечаянно, но мама очень расстроилась. «Заштопанная любовь», вот как она называлась.

Тедди не увидел слез в ее глазах. Его это не интересовало. Музыка – любого стиля – ничего для него не значила.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он, снова направляя ее внимание на девушку в красном платье от Фортуни, на молодого человека в синем костюме, на укутанный ярко-зеленым лиственным покрывалом дом позади них.

– Я не разбираюсь в изобразительном искусстве.

Тедди принялся объяснять, вспоминая лекцию профессора Миллза, заговорил о тщательности прорисовки, о широте трактовки конструктивистского стиля и о мастерском владении Элфетоном светом и тенью.

Для нее же важным было только одно.

– Сразу видно, что они любят друг друга, – проговорила Франсин.

Он ничего не сказал. Тедди еще несколько минут продолжал разглядывать картину, а потом сказал:

– Я хотел показать ее тебе. Я был в том доме. Там действительно столько листьев. А теперь пошли за зеркалом.

Кто-то тщательно упаковал его и уложил между двумя панелями из ДСП. Франсин ожидала, что Тедди возьмет такси, чтобы отвезти зеркало домой и добраться туда самим, она привыкла ездить на такси, однако они доехали на автобусе до Слоун-сквер, а там сели на метро. Он категорически отказывался от ее помощи, когда она предлагала подержать зеркало. По той легкости, с которой Тедди нес его, Франсин поняла, что он очень силен.

– Мой отец и моя мачеха на целый день уехали к друзьям, – сказала она. – А я отказалась. Я хотела побыть с тобой.

– У меня не дом, а развалюха. Я заранее предупреждаю тебя, так что не удивляйся.

Но его жилье оказалось вовсе не развалюхой. Она в жизни не видела более чистого и прибранного дома. Для стен были подобраны мягкие, светлые цвета, окна сияли, дощатые полы был покрашены и натерты. Мебели было мало, и большая ее часть сосредоточилась внизу, в гостиной, окна закрывали чистые выцветшие хлопчатобумажные занавески. На стенах висели рисунки Тедди в черных рамах или рамах из неокрашенного дерева: эскизы зеркала, какого-то стола, выполненные тушью с размывкой изображения огромных домов и нарисованные пастелью скульптуры. На столе были разложены другие рисунки, на этот раз портреты.

– Ты очень умный, – сказала Франсин. – Это ты меня рисовал, да?

– Да.

– Меня никто никогда не рисовал.

Она прошла в его комнату, где стояла его кровать, тот самый, сделанный им журнальный столик, и держатели для книг, где лежали инструменты и в окно виднелась широкая корма «Эдсела».

– Можно выйти наружу и взглянуть на него?

– Пожалуйста, если хочешь.

Франсин не сочла машину уродливой. Тедди показалось, что ее восторг по поводу «Эдсела» разделил их бездонной пропастью. Похожая на округленный рот решетка радиатора вызвала у нее смех. Она обошла машину со всех сторон, восхищаясь ее размерами и цветом, но когда положила руку на крышку багажника, он больше не мог сдерживать себя.

– Не прикасайся к нему!

Тедди произнес это так грубо, что Франсин отдернула руку, будто обжегшись о желтый металл.

– Извини, я не думала…

– Она грязная, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты испачкалась.

Пока Франсин осматривала остальные помещения дома, Тедди распаковал зеркало. Она вернулась вниз и прошла в гостиную. Зеркало стояло на кресле, прислоненное к спинке. Тедди сказал:

– Это тебе.

– Ой, нет, я не могу его принять!

– Я хочу, чтобы оно было у тебя. Ты должна его взять.

Он обнял ее одной рукой и подвел к зеркалу. Франсин вспомнила, как он говорил, что подарит его своей женщине, чтобы видеть в нем ее лицо. К щекам мгновенно прилила кровь, покраснел даже лоб. Франсин смотрела на себя в зеркало, на свое разрумянившееся лицо, на горящие глаза, а потом повернулась к Тедди.