Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со стороны защиты выступил старый школьный приятель Бёрджесса Дермот Макгилликади. Он сделал свое дело. Обвинение было снято, и судья назвал Бёрджесса «блестящим человеком, только очень измученным и нервным… человеком изысканного вкуса – он как раз возвращался после спектакля в театре Аббатства, когда произошел несчастный случай»[615].
По утверждению доктора, приятеля Макгилликади, осмотревшего Бёрджесса в полицейском участке, «от его дыхания не было запаха алкоголя, который свидетели могли почувствовать. Он непрерывно курил, его речь была сбивчивой, и, когда его попросили пройти по прямой, он, определенно, шатался и прихрамывал. Вероятно, травма головы оказалась сильнее, чем предполагалось первоначально»[616].
После падения Бёрджесс страдал от головных болей и бессонницы. Он принимал нембутал, чтобы уснуть, и бензедрин, чтобы проснуться. Запасы таблеток он пополнял от сестры Питера Шейлы. Дозы были лошадиными, и Рис впоследствии писал: «Лекарства в сочетании с алкоголем делали его безразличным на более или менее длительные периоды, когда он, если не пребывал в мрачном молчании, говорил неразборчиво и бессвязно… и, похоже, не понимал, что ему говорили»[617].
В ноябре 1949 года Бёрджесс поехал с матерью в Северную Африку. По пути они остановились в Гибралтаре. Там он встретил Дил Роган, которая остановилась в том же «Рок-отеле» со своей любовницей Мэри Оливер. Дил Роган писала: «Мы зашли в бар перед ужином, и молодой человек порывисто вскочил нам навстречу. Это был Гай Бёрджесс, с которым я работала во время войны, которого теперь называют пропавшим дипломатом, а я – пропавшим алкашом. …Мне очень жаль его мать миссис Бассет, которая старалась присматривать за ним. Она типичная англичанка, хотя бассет – по-французски такса».
После ужина миссис Бассет отправилась спать, а Дил Роган, Оливер и Бёрджесс вместе перешли наверх. «Гай любил выпить и поговорить. Теперь он занимался и тем и другим – он болтал и пил. Иногда его речь была блестящей, но зачастую он был груб, что разозлило меня. …Главными темами его монолога были достоинства и недостатки британской разведывательной службы. Потом он немного остановился на отношениях России и Китая и жестко раскритиковал нашу внешнюю политику».
На следующее утро, когда Дил Роган и Мэри Оливер завтракали, «ворвался Гай. Он вместе с матерью и Джорджем Гривсом улетали в Танжер и спешили на самолет». Бёрджесс схватил со стола женщин чашку, до края налил ее чистым виски, быстро выпил и был таков»[618].
Дэвид Герберт, учившийся вместе с Бёрджессом в Итоне, встретил его в баре Танжера и был глубоко шокирован его пьянством, бестактностью и открытой поддержкой марксизма. Каждый день около полудня Бёрджесс обосновывался в баре «Кафе де Пари» и распевал: «Маленькие мальчики сегодня дешевы, дешевле, чем вчера». В конце концов он начал приставать к местным арабским мальчишкам.
Через Робина Моэма Бёрджесс был представлен Кеннету Миллзу и Тедди Данлопу, представителям британской разведки в Гибралтаре и Танжере. Как-то раз, выпивая в Гибралтаре, они поспорили относительно Франко, режим которого британские разведчики поддерживали. Бёрджесс их разозлил. Сначала он раскритиковал американцев, выразил восхищение Мао Цзэдуном, сообщил, что британцы используют швейцарский дипломатический багаж, чтобы красть информацию в Швейцарии, и попутно раскрыл личности некоторых разведчиков. Данлоп даже пожаловался в Форин Офис на несдержанность Бёрджесса. «Бёрджесс – законченный алкоголик. Даже здесь, в Гибралтаре, я не видел никого, кто потреблял бы такое количество крепкого алкоголя за такое короткое время, как он»[619].
МИ-6 какое-то время держала Бёрджесса в поле зрения, после того как он привлек Александра Гальперна, во время войны работавшего в британской разведке в Нью-Йорке. Предупрежденный Горонви Рисом о его визите в Лондон, Бёрджесс пригласил его на ужин, а потом распространил в Форин Офис докладную записку, описывавшую их беседы и идентифицировавшую Александра. Раздраженная компроматом и идентификацией своего человека и эпизода в Танжере, МИ-6 увидела возможность нанести удар.
По возвращении Бёрджесс был вызван в департамент персонала Форин Офис. Помимо инцидентов в Гибралтаре и Танжере его также обвинили в передаче стратегических материалов американскому журналисту, имеющему связи с советской разведкой, – Фредди Куху. Пользовавшийся вниманием разведки с 1920-х годов Фредди Кух был корреспондентом Юнайтед Пресс в Берлине до того, как в 1933 году приехал в Лондон. Он впервые встретился с Бёрджессом во время войны на Би-би-си, и они обменялись своим излюбленным товаром – информацией. В марте 1943 года, к примеру, Кух сказал Бёрджессу, что узнал от шведского посла в Лондоне Притца, что шведы договорились с финнами об «условиях, при которых они готовы заключить сепаратный мир». Эту информацию Бёрджесс добросовестно передал в Москву и МИ-5[620].
Все шло к тому, что Бёрджесс будет уволен или ему придется уйти в отставку. Гай Лидделл записал в своем дневнике, что Джордж Кэри-Фостер спрашивал его мнение о Бёрджессе и разговаривал о нем с Эшли Кларком, начальником управления персонала. По мнению советника МИ-5 Бернарда Хилла, наказание будет нецелесообразным, поскольку приведет к ненужному публичному освещению деятельности разведслужб. В дневнике Лидделл отметил, что, по его мнению, Гай Бёрджесс «не тот человек, который намеренно станет передавать конфиденциальную информацию неуполномоченным сторонам. Однако он личность увлекающаяся и восторженная, когда речь идет об интересующих его предметах, и легко может поддаться на провокацию такого человека, как Фредди Кух, и сказать больше, чем следует. Что касается его пьянства, у меня создалось впечатление, что после строгого предупреждения доктора он более или менее завязал. Не думаю, что он часто терял над собой контроль полностью, но алкоголь, несомненно, развязывал ему язык. Лично я думаю, что суровый выговор от того, кого он уважает, может быть выходом в создавшемся положении»[621].
Это был еще не конец. Тремя неделями позже Лидделл встретил Кеннета Миллза, который рассказал, что видел Бёрджесса в Гибралтаре. Они вместе выпили – Миллз – пива, а Бёрджесс – три двойных бренди, – и Миллз отвел Бёрджесса и его мать в яхт-клуб, чтобы познакомить их с местными жителями. Через день или два Бёрджесс, будучи в изрядном подпитии, навестил Миллза и его жену, а перед самым отъездом в Танжер позвонил Миллзу и сказал, «что на самом деле не уверен в том, что касается де Роган или миссис Оливер, и, возможно, они способны на все».
Через десять дней Миллз был в Танжере и встретил Бёрджесса в отеле, где встречался с одним из своих людей. Бёрджесс был сильно пьян и навязался в компанию. В конце концов Миллз был вынужден прогнать его. То же самое произошло, когда Миллз обедал с американским вице-консулом и его супругой. «На этот раз ему пришлось выйти вместе с Бёрджессом, которому явно не понравилось, что его попросили уйти. Бёрджесс был пьян и впоследствии извинился за назойливость»[622].
Лидделл продолжал защищать Бёрджесса, подозревая, что у Миллза имеется к нему личная неприязнь. Он не хотел передавать жалобу в Форин Офис, но Бернард Хилл настоял, чтобы к ней отнеслись со всей серьезностью. «Обвинения были тщательно расследованы дисциплинарной комиссией, и Бёрджесс получил строгий выговор. Ему сказали, что он будет переведен на другую работу и его перспективы повышения станут весьма туманными»[623]. В ответ на это Бёрджесс сказал Лидделлу, что Миллз занимается валютными махинациями[624].
17 мая Бёрджесс получил официальное уведомление, что расследование по жалобе МИ-6 завершено и он оправдан. Бёрджесс признавал, что уцелел, потому что его друзья оказались сильнее, чем его враги, но понимал, что «под него копают» многие, в том числе Кэри-Фостер, рекомендовавший, чтобы его уволили. Позже Кэри-Фостер писал: «Под сомнением не его лояльность, а поведение… Вопреки моему совету было решено дать ему еще один шанс»[625].
В начале февраля 1950 года британскими спецслужбами был арестован доктор Клаус Фукс. Бёрджесс узнал об аресте неделей позже, на очередной встрече с Модиным. На новость об аресте он отреагировал «спокойно и сдержанно», хотя явно был потрясен и не явился на следующую регулярную встречу 20 марта 1950 года – Центр приостановил контакты с Бёрджессом и Блантом на шесть недель в результате ареста[626]. Была и дополнительная причина для его дискомфорта. В прошлом сентябре Филби предупредил его, что программа Венона идентифицировала ученого по прозвищу Чарльз. Бёрджесс думал, что сообщил об этом Модину, но, как стало ясно, забыл. Предупреждение так и не дошло до московского Центра. Если бы в Москве об этом знали, то вполне могли бы вывести Чарльза – Фукса из-под удара. А так он 1 марта был приговорен к четырнадцати годам лишения свободы[627].
