Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Отношения Клариссы Черчилль с Бёрджессом, определенно, были ближе, чем она любила вспоминать, – многие современники говорят об их близкой дружбе, которую также подтверждают постоянные упоминания о Клариссе в письмах к Питеру Поллоку, – но трудно поверить, что речь заходила о женитьбе. Энтони Блант в беседе с офицером МИ-5 Питером Райтом сказал, что «Бёрджессу поручили сблизиться с Клариссой его советские хозяева, чтобы обеспечить идеальное прикрытие для его шпионской деятельности». Бёрджесс пришел в ужас, получив такое задание, не в последнюю очередь потому, что ею всерьез увлекся Джеймс Поуп-Хеннесси. «Однажды он явился в квартиру Бёрджесса с револьвером, угрожая застрелить их обоих, а потом убить себя». Тайна этих отношений осталась неразгаданной[567].

Бёрджесс, всегда склонный к депрессиям и нестабильности, утверждал, что утратил интерес к политике, и поговаривал об уходе из Форин Офис, чтобы стать разъездным корреспондентом «Кантри лайф». Риса это удивило. «Я всегда чувствовал, что политические интересы Гая – верно или неверно направленные – были самой важной частью его существа и, если они умрут, самая ценная его часть умрет вместе с ними. Отказываясь от них, он отказывался от самого себя»[568]. Это же заметил Микки Берн. «Гай Бёрджесс был до мозга костей политиком. Если ему предстояло стать известным, то не из-за чего-то личного, такого как штраф, короткое тюремное заключение, временная работа на Би-би-си или написание периодических обзоров в «Нью стейтсмен» до конца своих дней. Нет, это должно быть как-то связано с великими историческими конфликтами и weltanschauungen (миропониманием) и затрагивать как можно больше властей предержащих. Именно этого, в каком-то смысле, он достиг»[569].

Рис был заинтригован и даже спросил, отказался ли Бёрджесс от своей деятельности русского агента. Тот сначала ничего не ответил, потом отказался обсуждать этот вопрос и, наконец, погрузился в мрачное молчание. Рис, желавший «положить конец сомнениям и подозрениям», которые владели им долгие годы, решился на провокацию. Он сказал, что располагает записью их разговора, состоявшегося в 1939 году, и хранит ее в запечатанном виде у своего адвоката. Бёрджесс разволновался, «спросил, какого черта я сделал такую глупость, попросил меня уничтожить документ и сказал, что, если он когда-нибудь будет обнародован, это положит конец его карьере не только в Форин Офис, но и в любом другом месте».

Рис почувствовал настоящий страх и смутился. Его подозрения нисколько не уменьшились, а, наоборот, «усилились до того предела, когда неизбежен лишь один вывод»[570].

Глава 24. Информационный исследовательский департамент

В апреле 1946 года Кристофер Уорнер, помощник заместителя министра иностранных дел, написал докладную записку «Советская кампания против этой страны и наш ответ на нее», обосновывая необходимость ответа на советское идеологическое наступление, выразившееся в форме спонсорства коммунистических организаций Западной Европы и поддержки «националистических» и «антиколониальных» движений. Министр иностранных дел Эрнест Бевин согласился с необходимостью создания департамента, который перехватит у России пропагандистскую наступательную инициативу. Это желание подкреплялось опытом, полученным им в ООН в октябре 1947 года, когда он столкнулся с натиском хорошо организованной дезинформационной кампании русских. Кристофер Мэйхью, другой государственный министр в Форин Офис, который в 1935 году посетил вместе с Блантом Россию, получил задание создать департамент, который выиграет пропагандистскую войну против Советского Союза.

Новая структура была одобрена кабинетом 8 января 1948 года, когда было решено, что «должна быть принята новая линия распространения информации касательно иностранных дел, призванная противостоять посягательствам коммунизма, предприняв наступление против него»[571].

Новая организация с бюджетом 150 тысяч фунтов получила название Информационный исследовательский департамент (IRD – ИРД) и начала работать в конце февраля. Хотя она только частично финансировалась тайным голосованием – как парламент финансирует МИ-5 и МИ-6 – с сентября 1948 года, с самого начала она имела тесные связи с МИ-6. Департамент не просто распространял пропагандистские материалы через британские посольства и средства массовой информации, но также снабжал ими международный департамент Лейбористской партии, секретарем которой был Денис Хили, и профсоюзы. ИРД подбирал информацию о Советах и коммунизме в Советском Союзе, в Европе, на Среднем и Дальнем Востоке из средств массовой информации и от британских зарубежных представителей и составлял опровержения – во многом как политический исследовательский департамент.

Его роль – инструктировать министров и делегатов международных конференций, составлять «заметки оратора» и помещать статьи в средства массовой информации. В первые три месяца существования департамента проводились инструктажи на такие темы, как реальные условия в Советской России и коммунистических государствах Восточной Европы, труд и профсоюзы в Советском Союзе, коммунисты и свобода печати.

Учитывая богатый опыт пропагандиста, было естественно, чтобы Бёрджесса перевели в новый департамент. Мэйхью обратился к Гектору Макнейлу, сказав, что ему нужен человек, который «знает больше о коммунизме, чем сами коммунисты». Макнейл сразу порекомендовал Бёрджесса. Мэйхью писал: «Мне кажется, он хотел избавиться от него. Да и Гай Бёрджесс ничего не имел против. Я поговорил с ним и убедился в его блестящих знаниях коммунистов и антикоммунистического движения. Об этом он знал больше, чем я. У него были идеи, которые никогда не приходили мне в голову. Я сразу решил использовать его»[572].

В ИРД было три отдела: разведывательный, редакционный и справочный. Разведывательный отдел занимался сбором информации из департаментов Уайтхолла, зарубежных миссий и диппредставительств, а также мониторингом прессы и вещания. Редакционный отдел подготавливал выходной материал, а справочный – систематизировал его и хранил. В департаменте работали не только сотрудники Форин Офис, но также военные пропагандисты и журналисты. Существовало разделение на подкомитеты по географическим регионам – Восточная Европа, Африка, Китай, Латинская Америка, а также по темам – экономика и т. д.

Бёрджесс был одним из десяти постоянных сотрудников, которые располагались в домах номер 12 и 17 в Карлтон-Хаус-Террас, позже к ним добавилась комната из дома номер 18. Он работал исследователем, собирающим и анализирующим материалы для инструктажей. В то время перевод на новую работу не доставил Бёрджессу удовольствия. Ведь должность личного секретаря государственного министра придавала ему чувство собственной значимости. «Гай пользовался всеми преимуществами этого положения»[573]. Но его русские хозяева хотели знать больше о новой организации, да и Бёрджесс понимал, что ему нужен опыт работы в политическом департаменте – новостной департамент и личная канцелярия не считается, – чтобы сделать карьеру в более престижном подразделении А – административном, а не в В – исполнительном. Одним из его первых заданий, которое он совместил с отпуском, была поездка по британским посольствам для установления связи между ними и его новым департаментом.

Памела Мэтьюс, супруг которой, Питер, работал с Бёрджессом в новостном департаменте, вспоминала, как «однажды, вероятно, в начале лета 1948 года, провожая гостя, мы обнаружили на пороге Гая Бёрджесса. В те дни мы жили на Абингдон-Роуд, в конце которой, на противоположной стороне Кенсингтон-Хай-стрит, был старый аэропорт Западного Лондона. Гай только что прилетел из отпуска за границей и по какой-то причине решил зайти – поболтать»[574]. Женщина предложила ему выпить и «поставила бутылку вина у огня, чтобы вино согрелось». Рассказ продолжил ее сын: «Они забыли о вине, а когда вспомнили, оказалось, что оно почти закипело. Она решила, что вино испорчено, но Гай показал, как можно спасти его, бросив внутрь кубик сахара»[575].

Короткая командировка Бёрджесса в ИРД успешной не была. Один из его коллег, Хью Лунги, вспоминал, что Бёрджесс всегда все терял и был уволен, потому что оказался «ленивым, небрежным, непунктуальным и разгильдяем»[576]. Мэйхью писал в мемуарах: «Я вышвырнул его вон. Он был грязным и вечно пьяным бездельником. Я не мог уволить его, поскольку он был протеже Гектора, но вернул его обратно с очень плохой характеристикой. Гектор – отличный человек, настоящий патриот, умный, способный. Но Бёрджесс ввел его в заблуждение»[577].

Многие авторы утверждают, что эта «ссылка» дала Бёрджессу достаточно времени, чтобы передать русским все детали новой организации. Русские знали, что британцы делают для пропаганды и каким образом доводят ее до адресатов. В советской газете к 4 апреля 1949 года были изложены все подробности об ИРД[578]. Хотя точно не известно, что именно успел обнаружить Бёрджесс. Ведущий авторитет по этим вопросам утверждает: «В файлах ИРД не было обнаружено ничего о Бёрджессе и его положении в Департаменте, и другие сотрудники не помнят работ Бёрджесса. …Специальные директивы, касающиеся пропаганды в разных регионах, начали составляться только летом 1948 года, когда его почти наверняка в ИРД уже не было»[579].