Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Филби и Бёрджесс могли проводить целые дни вне дома. Иногда к ним присоединялась секретарша Филби Эстер Уитфилд, с которой у Кима была связь. А Эйлин с четырьмя маленькими детьми оставалась дома. Как-то вечером мужчины зашли в эксклюзивный яхт-клуб «Мода». Бёрджесс был одет в открытую рубашку и сандалии, и ему пришлось позаимствовать у официанта туфли и галстук, чтобы его пустили внутрь. Там в компании двух дам они выпили пятьдесят две порции бренди[594]. В другой раз Бёрджесс, очень гордый своим умением плавать и нырять, подвыпивший, но не пьяный, вознамерился «нырнуть в Босфор со второго этажа дома в Ваникёе. Стоя на ограждении балкона, выпрямиться невозможно, поэтому Бёрджесс промахнулся и сильно ушиб спину»[595]. Об этом писал Милн. В общем, Бёрджесс был весьма беспокойным гостем, и Эйлин сильно расстраивалась из-за его разнузданного поведения и плохого влияния на ее мужа.

Шарж Бёрджесса с набросками его коллег из Форин Офис – Фреда Уорнера и Гектора Макнейла

Как-то вечером Бёрджесс не вернулся домой до полуночи, и Филби начал беспокоиться. Быть может, он ввязался в пьяную драку? Или отправился на любовное свидание с юным кадетом из расположенной неподалеку военной академии? Или встречался с русским связным? Филби отправился было его искать, но через час сдался. Бёрджесс появился на следующее утро, не дав никаких объяснений. Когда пришла телеграмма, в которой было сказано, что Бёрджесс пока не нужен на работе и он может отдыхать еще неделю, Филби попытался ее скрыть. Но Бёрджесс все узнал и остался еще на неделю.

И все же, несмотря на его «ужасные манеры, ненадежность, язвительность и склонность к саморазрушению», Милн находил Бёрджесса «странно привлекательным. Он не стыдился показывать слабость, что очень редко позволял себе Ким. Он был всегда открыт: его знаменитый снобизм и похвальба связями, сентиментальность, гомосексуализм. Он никогда не старался что-нибудь скрыть»[596]. Милна особенно поразила сентиментальность Бёрджесса. Однажды вечером он рассказал историю о том, как первый директор МИ-6 Мэнсфилд Смит-Камминг, оказавшись в ловушке после дорожно-транспортного происшествия, ампутировал собственную ногу, чтобы добраться до умирающего сына. Закончив рассказ, «он разрыдался, причем мы смутились больше, чем он»[597].

Бёрджесс любил рассказывать истории об известных людях и своих встречах с ними. Он как-то сказал: «Если бы мне предложили на выбор встречу с Черчиллем, Сталиным или Рузвельтом, но только с одним из них, не знаю, кого бы я выбрал. …А пока я встречался только с Черчиллем». Милн вспоминал, что в его словах была не просто похвальба. «Он говорил интересно, пожалуй, даже с блеском о своих именитых знакомых, впрочем, как и о многом другом». Но Милн считал Бёрджесса трагической фигурой. «В отличие от Кима у него не было присутствия духа для роли, которую ему пришлось играть. Думаю, намек на это проявился во время его визита в Стамбул»[598].

Глава 25. Дальневосточный департамент

В апреле 1948 года всерьез задумался о следующем этапе своей карьеры, понимая, что его двухлетняя работа с Гектором Макнейлом в конце года закончится и тот может уехать за границу. Макнейл рекомендовал его в вышестоящем звене, для чего требовался опыт работы в одном из обычных департаментов, и посоветовал дальневосточный департамент, который предлагал больше возможностей перспективному дипломату.

12 октября Бёрджесс сообщил московскому Центру, что не смог попасть в общий, американский или северный департамент, как хотели русские, но это не должно их беспокоить.

«Я бы не выполнил свой долг, если бы не сообщил вам, что буду работать в этом департаменте, имея совершенно другие возможности в сравнении с теми, что я имел, работая с Гектором. Это правда, что меня переводят туда при его поддержке. Он говорил с Денингом и Каксией, дал мне рекомендации и просил поручить важную работу. Так что поживем – увидим. Я предлагаю: 1) я буду проявлять осторожность и даже неуверенность в этом отношении, пока возможности не станут ясными; 2) учитывая мои обширные личные контакты – Фреда, Гектора и т. д., думаю, предложение (1) будет одобрено»[599].

1 ноября 1948 года Бёрджесс приступил к работе в дальневосточном департаменте. В возрасте тридцати восьми лет он был одним из самых старых третьих секретарей и самым молодым сотрудником маленького департамента, ответственного за Китай и Филиппины. Его утешил тот факт, что все его коллеги, за исключением одного, – старые итонцы. Департаментом руководил Питер Скарлетт, которого Бёрджесс описал центру как «совершенно обычного человека, типичного английского джентльмена». Больше всех Бёрджессу понравился его заместитель Фрэнк (Томми) Томлинсон – «это итонец среди радикалов, и я ему нравлюсь, как радикал среди итонцев»[600]. Другими его коллегами были Найджел Тренч и Патрик Коутс, старый китаист, который с 1937 до 1946 года работал в Китае и два года во время войны был прикреплен к китайской (националистической) армии.

Маргарет Ансти, работавшая в южноамериканском департаменте, расположенном через коридор от дальневосточного департамента, часто встречала Бёрджесса на работе или в пабе на Уайтхолее, где часто обедали сотрудники Форин Офис. «Он был неприятной личностью. Красоту молодости уничтожил нездоровый образ жизни, превратив его в неопрятного, а временами и грязного индивида… его ногти всегда были черными от грязи. Его разговоры тоже были неприятными, изрядно приправленными непристойными шутками и ругательствами»[601].

По службе Бёрджесс имел дело с корреспонденцией британских чиновников в Китае. Он должен был отслеживать и анализировать информацию периодической печати и поступающую от разных дипломатических представителей и формулировать политические и рекомендательные документы. Хотя работа была рутинной, она подогрела интерес Бёрджесса к китайской революции и позволила получить конфиденциальную информацию о последних месяцах гражданской войны между коммунистами Мао Цзэдуна и армией генерала Чан Кайши. Он искренне заинтересовался китайской революцией и на этот раз был полностью согласен с внешней политикой, которой должен был помогать.

Том Дриберг писал: «Благодаря своему знанию коммунизма он, по сути, стал политическим аналитиком департамента по вопросам китайской революции. Его коллеги знали Китай, а он знал марксизм. Это было плодотворное партнерство. Он придерживался мнения, что китайские коммунисты не были ни простыми аграрными реформаторами, ни русскими марионетками. Они были истинными китайскими коммунистическими революционерами. В Китае имела место еще одна колониальная революция, которая была, согласно одной марксистской фразе, „национальной по форме, социалистической по содержанию”»[602].

Проведение четкого разграничения между советским ленинизмом и аграрным популизмом, который, по его мнению, появился в красном Китае, соответствовало внутренним убеждениям Бёрджесса, не в последнюю очередь из-за придания некоторой обоснованности его антиамериканскому настрою. Еще до начала корейской войны американское правительство сформулировало противоположную точку зрения, заключающуюся в том, что СССР и Китай – единый марксистско-ленинский монолит. Эта точка зрения определила политику США по отношению к Китаю на следующие двадцать лет.

Дипломат и писатель Роберт Сесил предположил, что, возможно, «аргументы Бёрджесса внесли некоторый вклад в рекомендации, данные Эрнстом Бевином и принятые кабинетом Эттли в декабре 1948 года в пользу de facto отношений с Китаем»[603]. Это явное преувеличение, поскольку Бёрджесс только месяцем раньше приступил к работе в департаменте на самой младшей должности. Но его положение вполне позволяло ему информировать Москву о ходе формирования британской политики к КНР, основанной в октябре 1949 года, и к Корее до самого начала корейской войны в 1950 году.

Хотя Бёрджесс носил самый низший ранг – четвертый, он имел доступ к разведывательным документам Объединенного разведывательного комитета, военного комитета, дальневосточного командования и штаба Макартура, командовавшего союзными войсками в Японии. Он также работал в тесном контакте с информационным исследовательским департаментом (вероятно, его пребывание там не было совсем уж катастрофическим), разными служебными департаментами, а также имел контакты с британскими дипломатическими представительствами региона.

Когда Китайская коммунистическая партия (КПК) и СССР сблизились, британская и американская политические линии стали расходиться. Если Америка изначально хотела наложить торговые санкции, Британия, которая должна была принимать во внимание свои крупные инвестиции в Китае и хотела сохранить положение Гонконга, называла такие санкции контрпродуктивными, подталкивающими Китай к СССР. Разными были и взгляды на Формозу: британцы считали ее очередной китайской провинцией, которая падет перед коммунистами, а американцы хотели оторвать ее у коммунистов, не в последнюю очередь из стратегических соображений.