Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий

Так что климовские пилоты могли бомбить корабли не то, чтобы совсем безопасно для себя, но и не сильно рискуя, потому промахов почти не было. На палубах вспыхнули мощные взрывы сметая в воду не успевших укрыться матросов, что выскочили наружу, когда заиграла тревога.

Особенно сильно досталось «Дерзкому», (так и хотелось сказать: «ты че такой дерзкий?!») на который вывалили половину всех бомб, то есть двадцать пять штук (пять бомб упало мимо) разнеся на палубе все вдребезги и пополам. Для эсминца это оказалось очень много, он загорелся, а потом и вовсе начал крениться.

Отбомбившись и немного постреляв из пулеметов по командным рубкам и просто для острастки, самолеты ушли назад для дозагрузки. На этот раз вместо снарядов им грузили бочонки с напалмом. Если в палубах случились хоть малейшие разрывы бронелистов, а они на палубе самые тонкие, то напалм найдет путь внутрь корабля.

— Кого жечь будем, товарищ полковник? — поинтересовался Федоров. — А то корабль анархистов уже точно не жилец и тратить на него «греческий огонь» смысла нет.

— Окраинцев жги.

— Понял.

Эскадренный миноносец «Завидный», на который так же сбросили половину боезапаса, оказался в огне от носа до кормы. Климов выбрал его главной целью не потому, что там окраинцы, а из-за нежелания портить большие корабли, это просто расточительно — самим пригодятся.

«А теперь как меня обзовут?» — с грустной усмешкой подумал Михаил, когда просматривал кадры бомбардировок, ведь бой согласно уже устоявшейся традиции засняли на кинокамеру.

Эта «огненная купель» стала последней каплей. Моряки готовы были убивать, безответно стреляя за горизонт, но вот умирать самим, да еще в огне — нет. Так что чуть потрепанные от бомбардировки, но все еще на ходу корабли, выбрали якоря, «дали дымы» в дополнение к чадному дыму от горящего напалма и стали спешно уходить. Мощный взрыв артпогреба «Завидного», придал им дополнительного ускорения.

— Отлично. Теперь можно начать сухопутное наступление…

Разведчики и тут не подвели. Притащили не просто рядовых бойцов, а цельного комиссара, что обходил подразделения с напутственным словом. Так что очень скоро стало известно о примерной численности противника. А силы собрали приличные, больше пятнадцати тысяч бойцов. Командовал ими сам Антонов-Овсеенко по прозвищу Штык.

Разбрасываться снарядами и вести многочасовые артподготовки Климов не стал. Не так уж и много у него этих снарядов, к тому же эффективность подобных артподготовок в плане урона откровенно низкая. Потому арта сделала несколько символических залпов.

Михаил решил сделать ставку на авиацию и бронетехнику, ну и конечно же штрафбат, что пойдет в первой линии наступления и станет по факту пулеуловителем.

Штаб разработал план атаки вдоль железной дороги, чтобы можно было использовать свой бронепоезд в качестве этакого тарана.

— Штрафные батальоны вывести на позиции…

Штрафбаты за короткое время своего существования еще ни разу не приняв участия в боевых действиях (за исключения двух батальонов, отданных Муравьеву) уже понесли некоторые потери в личном составе. Сами штрафники задавили около двух сотен своих товарищей, расстреляли четыре десятка за попытки побега и одну сотню за попытку побега всего десятка.

Штрафникам раздали оружие. Сломанное, не способное стрелять. Но им этого и не требовалось, единственная их задача, вызвать огонь на себя и обозначить пулеметные огневые точки.

Штрафников построили двумя линиями, по четыре батальона с разрывом в двести метров между линиями.

Вслед за штрафниками встали броневики с САУ и только в третьей линии — выстроились нормальные полки.

— Вперед!

Штрафники, коих все-таки оснастили по минимуму броней, просто стальные пластины на грудь и живот, легкой трусцой побежали в атаку подгоняемые короткими очередями из броневиков если вдруг линия начинала искривляться.

В небо начали подниматься самолеты, эскадрилья за эскадрильей чтобы организовать классическую «карусель». Их первой целью стали артиллерийские позиции противника.

Враг не дурак и организовал зенитное прикрытие, так что бомбометание приходилось производить с максимальной высоты и на предельной скорости, посему точность оказалась никакая, да еще и опыта нет (бомбежка кораблей не в счет). Но и такой бомбардировки оказалось достаточно, чтобы заставить артиллеристов противника сильно нервничать, что конечно же самым паршивым образом сказывалось на точности их стрельбы. Тем более что по ним то и дело дополнительно работала артиллерия РОДа.

— А если по штрафникам не станут стрелять? — поинтересовался как-то Николай Гумилев у Климова, сразу после создания штрафбатов. — Примут их с распростёртыми объятиями как своих. Получится, что мы вроде как собственными руками врагам пополнение дали…

— Такое тоже возможно, — согласился полковник после короткой паузы, — но только один раз.

— Почему только один раз?

— Потому что это все легко нивелируется…

— Как?

Климов, уверенный в Гумилеве, рассказал, добавив:

— Кстати, спасибо Николай Степанович, что надоумили. Надо сразу этот момент разыграть не дожидаясь, когда все случится самопроизвольно…

В общем бежали штрафники и в какой-то момент первая линия, чуть ускорившись, пошла в отрыв от второй. Штрафники, вдруг побросав оружие, стали размахивать руками и кричать:

— Не стреляйте братцы! Мы свои!!! Не стреляйте!!!

О том, что в укороченных шинелях с вытравленными номерами и странных шапках бегут социально близкие, противник уже прекрасно знал. А тут еще оружие побросали, руками машут. Так что нет ничего удивительного в том, что стрелять по ним никто не стал.

А тут еще им в спину стали стрелять из пулеметов установленных в броневиках, и вторая линия штрафников стала редеть. Что только подстегнуло первую линию бегущих…

Но эта странность прошла мимо сознания обороняющихся. Им вообще как-то не до лишних размышлений, самолеты то и дело бомбы сбрасывают, да из пулеметов по окопам палят. Правда, когда штрафники добежали до линии окопов взрывы и стрельба как по мановению волшебной палочки прекратились, но осознать этот момент сразу не успели, а потом поздно стало.

Часть штрафников первой лини ускорилась еще сильнее.

— Братва! Не стреляй! — кричал среди прочих Родион Малиновский.

Сидевшие в окопах окончательно убедившись, что бегущие к ним штрафники безоружны и неопасны, как-то враз расслабились, многие даже стали приветственно орать и махать руками.

Фальшивые штрафники, преодолев самый опасный рубеж обороны противника из выставленных кустарных мин направленного действия (с колючей проволокой «защитники» Херсона заморачиваться не стали, может просто не было), вдруг рванули на груди шинели, пуговицы держались, что называется на соплях, и одним движением скинули эту неудобную сковывающую движения одежу. А под ней…

Глаза у встречающих, от увиденной картины, расширились от изумления.

Бах! Бах! Бах!

Загрохотали частые пистолетные выстрелы.

Малиновский, спрыгнув в окоп с напарником, выхватил пистолеты из набедренных кобур, и присев, палил с двух рук по-македонски, словно заправский ковбой, а напарник палил в другую сторону. Противник, вооруженный винтовками просто ничего не успевал, да и не развернуться с длинной дурой к коей частенько видимо для еще большего неудобства примкнут штык, как получал минимум по две пули, в грудь и контрольный голову, на случай если кто-то тоже окажется в броне. Но нательной защиты, как выяснилось, ни у кого не имелось, даже кустарной.

После того, как патроны закончились, Родион, бросив пистолеты, выхватил из-за спины помповый «винчестер», но из него стрелять уже оказалось не в кого. Все враги уничтожены и валялись на дне окопа. К тому же их подстраховали солдаты, что чуть отстали в финальном рывке к вражеским окопам.

— Спецназ! — заорал Малиновский во всю глотку.