Наследник фаворитки - Георгий Марчик

— Но ты никогда ничего не делаешь! — удивилась жена. — Какую тяжелую работу ты выполняешь, хотела бы я знать?

— Нужны примеры? Пожалуйста. — Павлик, лежа на спине, закинул ногу на ногу. — Кто отвез в букинистический магазин книги? Кто колол бы дрова и носил уголь, не будь у нас парового отопления? Кто носил бы воду, если бы у нас не было водопровода? А? — Павлик, торжествуя, приподнялся на локте. — Кто?

— До чего же ты глуп, — коротко подвела жена итог спору. — Просто сил моих нет.

Павлик не на шутку обиделся и молчал весь вечер.

Назло жене так и остался спать на диване. Даже раздеваться не стал. Из принципа спал в одежде.

Утром внимание Павлика привлекла группка людей у доски объявлений в вестибюле его учреждения. Подгоняемый любопытством, он подошел к толпе, прочитал объявление, написанное красным и синим карандашами: «Внимание! Любители искусства! Сегодня в обеденный перерыв здесь будет производиться запись желающих приобрести билеты на гастроли всемирно известного Марселя Марсо. Число билетов ограничено. Представитель Госконцерта».

По инициативе одной предприимчивой общественницы в самодеятельном порядке уже производилась предварительная запись. Павлик засуетился. Честно говоря, он не знал, кто такой Марсель Марсо, а спросить — значило бы уронить себя в глазах других. Природная сообразительность помогла ему, однако, сделать вывод, что Марсель Марсо какой-то знаменитый артист. Кто-то вроде Аркадия Райкина. Вот почему Павлик тоже поспешил записаться в предварительный список. Он был уже тридцать девятым.

В рабочей комнате Павлика до обеда все только и говорили о Марселе Марсо. Павлик начал кое-что улавливать. И чем ближе был перерыв, тем сильнее росло его нетерпение. То и дело он беспокойно посматривал на часы. Уязвленное женой самолюбие требовало возмездия. Оно рисовалось ему примерно так. Он возвращается домой со службы и небрежно сообщает, что заказал два билета на Марселя Марсо. Пусть выкусит. Но почему два? Четыре. Теще и тестю. Этим вредным недобиткам. Пусть знают. Но почему четыре? А соседям?

Инициативная группа облегчила задачу представителя Госконцерта — щегольски одетого молодого человека лет двадцати пяти с блеклыми влажными глазами и чумацкими усиками на загоревшем лице. Ему вручили список. И деньги на билеты. Вокруг собралась толпа… Многие лезли напролом, совали деньги. Молодой человек — это был Юраша — стал нервничать. Его правый ус запрыгал в тике. Он и сам не ожидал, что его маленькое объявление вызовет такой ажиотаж. Пора было сматываться…

— Граждане, не толкайтесь. У меня всего пятьдесят билетов, — объявил Юраша, положил в картонную папку списки и в карман — деньги.

В этот момент на Павлика нашло.

— Запишите мне еще десять билетов, — возбужденно потребовал он, протискиваясь к столику.

— Не могу. Билетов больше нет, — огрызнулся усатик. — Пропустите меня, граждане. — Он пробрался сквозь толпу и быстро пошел к выходной двери. Павлик догнал его уже на улице.

— Будьте настолько добры. Я вас очень прошу, — горячо заговорил он, трогая «уполномоченного» за рукав.

Тот вздрогнул, обернулся и дико сверкнул глазами:

— Что вам надо? В чем дело? Кто вы такой?

— Я вас очень прошу, — внушительно повторил Павлик и многозначительно подмигнул. — Это вам, — он протянул молодому человеку смятый в потной ладони рубль. Тот, недоумевая, принял его. И тогда Павлик быстро сунул ему в руку еще тридцать рублей. — Это дополнительно на десять билетов для меня, — искательно сказал Павлик. — Сердце его замирало. Он боялся, что представитель Госконцерта откажется принять деньги. Но тот — о счастье! — оглянулся по сторонам, кивнул головой, что-то стенографически черкнул у себя в папке. Поднял руку в приветственном жесте и удалился быстрой неспортивной походкой. А Павлик так и остался стоять с застывшей улыбкой на лице до тех пор, пока представитель не скрылся из виду.

…Ах, жаль, не дали ему развернуться в должности коменданта молодежного общежития! А то бы он показал всем этим божьим коровкам кузькину мать. А сейчас ему самому приходилось улыбаться всем, кто стоял хоть чуточку выше его по служебной лестнице. Если бы только им… Гнусная привычка прилипла крепче пластыря, и вот нате-ка: ну чего ради он стоял, как обалдуй, с заискивающей улыбкой провожая взглядом спину какого-то случайного кассира? Вот он, непостижимый фокус раздвоения личности.

Билеты на концерт Марселя Марсо пришлись как нельзя кстати. Весь остаток рабочего дня у Павлика было превосходное настроение. Он мурлыкал песенки, острил, приподнимался на носки — это означало признак благодушия высшей степени. Еще бы — он вложил часть своего наличного капитала в выгоднейшее с точки зрения престижа предприятие. И утер нос всем. Пусть теперь ухмыляются за его спиной сколько хотят.

Жена тоже была поражена. Она подступила вплотную к Павлику и спросила, сжимая кулаки:

— Ты что же? Тридцать рублей на билеты истратил, дубина стоеросовая? Зачем тебе столько билетов?

Павлик не стал ничего объяснять, оправдываться или возмущаться. Он вдруг поник, сжался, молча отошел к окошку. Черное подозрение пронзило его насквозь: от макушки до пяток. Он вспомнил, что молодой человек — представитель Госконцерта — черкнул что-то у себя в бумажке, даже не спросив у него фамилии. А сам он, возбужденный, взволнованный, не догадался назвать себя.

Павлик понял: его, как и других сослуживцев, бессовестно надули. Но что ему до сослуживцев! Никто из них слишком не пострадал. Но он? Ай-ай-ай! Какой легковерный болван! Выходит, этот усатый прохвост украл у него часть библиотеки. Круг замкнулся.

Вот ради кого он бегал с высунутым языком по книжным магазинам. Как жук навозный собирал ценные издания. Ай-ай-ай! Какой позор! Какой удар! Стать жертвой такого мелкого и пошлого обмана! Надо немедленно найти этого проходимца. Решение зажгло, пробудило все жизненные силы, воодушевило Павлика.

Прежде всего он набрал в библиотеке ворох справочной литературы, начиная от Уголовного и Процессуально-гражданского кодексов, юридических справочников и журналов, кончая несколькими сборниками детективов, и с неприступно-серьезным видом погрузился в изучение вопроса.

Когда дочь, ученица второго класса, вздумала побеспокоить его какой-то пустяковой просьбой, он сердито шикнул на нее. «Не видишь, я работаю? Не мешай!» Весь вечер семья ходила на цыпочках и разговаривала шепотом. Павлик настолько глубоко ушел в чтение, что даже, вопреки обыкновению, отказался от чая. Утром он сообщил жене:

— Жаль, комиссар Мегрэ служит в буржуазной полиции. Он мог бы стать моим кумиром. Весь вечер я оторваться не мог от описания его методов!

Утром на службе Павлик удобно устроился за рабочим столом, воткнул себе в зубы трубку, раскурил ее и погрузился в аналитико-синтетические индуктивно-дедуктивные раздумья. К обеду плод напряженного умственного труда созрел: надо сообщить в милицию.

Ни один из прохожих, идущих навстречу исполненному важности толстенькому мужчине с непроницаемым лицом и трубкой в зубах, не подозревал и не мог подозревать, куда и зачем идет этот человек. Впервые в жизни Павлик переступил с такой важной миссией порог отделения милиции и страшно волновался — у него обильно потело под мышками и почему-то нестерпимо зачесалась спина. Он подошел к первому попавшемуся косяку и потерся о него спиной. Потом вздохнул и успокоенный, как бы умиротворенный решил вначале зайти посоветоваться в жэк. Уж там-то сидят люди бывалые. Они подскажут, что делать.

В помещении жэка Павлик приосанился, повел себя увереннее.

Путь его лежал мимо паспортного стола. И тут Павлик, будто битюг-тяжеловоз, замер на полном скаку. Да, ошибки быть не могло: тот самый загоревший тип стоял и как ни в чем не бывало разговаривал с миловидной женщиной. Даже пошлые бесцветные усики, уныло висевшие три дня назад книзу, теперь, как у кота, топорщились вверх.

Павлик рванулся вперед животом, намереваясь тут же на месте сокрушить и растоптать этого выродка. Но, толкнувшись всем корпусом вперед, остановился. Закралось сомнение: а если этот пошлый усатик вовсе не жулик, а порядочный человек? А если он работник уголовного розыска, выполнявший спецзадание? Что тогда? Сомнения, раздвоенность всю жизнь подводили Павлика. Он заколебался, решил увериться окончательно, получить веские доказательства. Бочком, отворачивая лицо, приблизился к тупичку, вернее, к нише в стене, рядом с которой тот тип разговаривал с женщиной, прислушался, делая вид, что погрузился в изучение инструкции о прописке, наклеенной прямо на стену.

— Лично мне ничего… — доносился до него приглушенный, тусклый голос типа. — Начальник паспортного стола мечтает… Если уж вам так хочется… Дарите пятьсот рублей, а я попрошу помочь… Практически это бескорыстно… Вы мне просто очень нравитесь…