Смерть - понятие относительное - Лякмунт

— Пойдем, Хия, — позвал я девушку, и мы покинули штаб дружины.

— Неужели тебе не интересно, как они изловили этого Валерианыча? — удивилась Хия.

— Еще как интересно, — признался я, — но уж больно захотелось их обломать, — я с удовольствием употребил слово, недавно услышанное по телевизору от одного очень известного политика.

Глава XVIII

Место Боголюбск.

Начало 17.07.2010 14:15.

Окончание 18.07.2010 09:30

Андрей, нам налево, — сказала Хия, когда я, выйдя на привокзальную площадь, уверенно направился направо, — сказали, что ресторан там.

— Давай на секундочку домой забежим, — предложил я, — зайдем и тут же вдвоем под душ. — Промелькнувшая перед моим мысленным взором картина показалась мне очень соблазнительной. Поэтому я добавил, не скрывая просящего тона:

— Забежим буквально на полчасика.

— Нет. Мы на работе, Андрей, — Хия была непреклонна, и я подчинился.

По жаре пришлось идти минут десять. Отказ напарницы ненадолго заглянуть на квартиру настроил меня на желчный лад. Наверное, из-за этого я обратил внимание на убожество автомобильного парка Боголюбска, представленного, в основном, «Жигулями».

— Смотри, — сказал я подруге, указывая на неновую «Шкоду» темно-зеленого цвета, — это самый шикарный экипаж из тех, что населяют этот центр мироздания.

— Он не местный, — равнодушно заметила Хия, которая уже успела миновать несчастный автомобиль, — у него номера московские, — и, не огладываясь, прошествовала к входу в ресторан. О том, что «Шкода» встретилась нам неслучайно, я догадался гораздо позже.

Ресторан назывался «Садко». Пока мы шли вслед за официантом к нашему столику, я успел заглянуть в тарелки немногочисленным посетителям заведения, и увиденное меня не слишком вдохновило. Из-за этого я не стал раскрывать своего экземпляра меню и попросил Хию:

— Возьми мне того же, что себе, плюс кружку пива. Если есть, местного.

Хия быстро пролистала меню, подозвала официанта и начала быстро диктовать. Завершила она заказ словами:

— И три бокала пива. Местное есть?

— «Боголюбское Особое», очень рекомендую.

— Пиво сразу принесите, пожалуйста, — крикнул я быстро удаляющейся спине, после чего укоризненно обратился к Хие:

— Я же просил одну кружку.

— Ты просил всё, как мне, плюс одну кружку, — парировала девушка.

Пиво принесли быстро, и оно оказалось нужной температуры: прохладным, но не слишком холодным. Я взял бокал и, не отрываясь, осушил примерно половину, вслушался в себя и заключил: «Умеют». Хия отпила, как-то по-детски облизнулась и подтвердила: «Да, ничего».

Я отвел глаза. При взгляде на Хию в голову лезли мысли совершенно не гастрономические. Чтобы от них отвлечься, я спросил:

— Интересно, где ты так драться научилась?

Хия улыбнулась и поинтересовалась:

— Тебе понравилось?

— Со стороны выглядит впечатляюще, — признался я, — но всё так быстро произошло, что подробностей я не заметил.

— Тут главное не подробности, а результат, — отмахнулась девушка.

— А всё-таки, ты этому долго училась? Специальное название для этого смертоубийства какое-то существует?

— Есть, но оно тебе ничего не скажет, — улыбнулась девушка, — а что касается моей скорости, то это следствие специальной секвенции. Хотя, я и без нее неплохой боец, — добавила она и мило потупилась.

— Постой, ты хочешь сказать, что существует секвенция, увеличивающая скорость? — не поверил я, — почему я он ней ничего не слышал?

— Не отвлекайся, — строго сказала Хия, указывая на приближающегося к нам официанта, несущего поднос, уставленный блюдами в два слоя. Вскоре официант удалился. Все содержимое подноса, к моему удивлению, хоть и с трудом, но поместилось на нашем столике.

— Мы всё это должны съесть? — с недоверием спросил я.

— Глаза боятся, а руки делают. Корейская народная мудрость, — заявила моя прожорливая возлюбленная, придвигая к себе тарелку с огромным куском мяса.

Я попробовал от нескольких блюд и минут через двадцать сдался. Хия в это время продолжала быстро и очень изящно поглощать пищу. Еда, я должен отметить, была не слишком выдающейся. Не сказать, чтобы несъедобной, но и не такой, чтобы жалко было оставить на тарелке. Я еще немного понаблюдал за Хией и деликатно осведомился:

— Ты всегда ешь с таким аппетитом?

— Нет, — мотнула головой девушка. — Только под воздействием секвенции ускорения, и еще, когда я немножко влюблена.

— Я, может, тоже немножко влюблен, — уязвлено ответил я, — но проявляю это совсем иначе. Может, доберемся до дому и устроим небольшой тихий час?

Я, конечно, догадывался, что ответит Хия на моё предложение, но, получив ответ, всё равно немного расстроился.

Два официанта проворно убрали посуду с нашего стола, после чего принесли кофейник и два больших блюда с пирожными.

— Ты это заказывала? — оказывается, я еще мог удивляться. Хия в ответ два раза энергично кивнула головой: воспитанная сладкоежка не позволяла себе разговаривать с набитым ртом.

Я закурил сигарету и поделился с Хией идеей, которая меня посетила, когда дружинники упомянули желание Переводчика оживить Иисуса Христа.

— В этом нет ничего невозможного, — рассуждал я, — ведь существует Туринская плащаница, в которую, как считается, было завернуто тело Спасителя. Наверняка, на ткани сохранились органические остатки. Просто, берем кусочек плащаницы и…

— Я бы не советовала, — сказала Хия. — Могу слету назвать три причины, почему этого делать не стоит.

Я удивился серьезности тона своей подруги — ведь я всего лишь пошутил.

— Во-первых, — без приглашения начала Хия, — я не уверена, что такое оживление вашего Спасителя на Земле в человеческой плоти согласуется с концепцией христианства. Более того, Жертва, когда-то принесенная Им, может потерять не только смысл, но и практический эффект.

— Любовь моя, не будь такой серьезной! — призвал я.

Во-вторых, — Хия никак не отреагировала на мою просьбу, — тела, как ты теперь уже знаешь, могут исчезать совершенно бесследно. Без «органических остатков», как ты выразился.

— На что это ты намекаешь? — с притворной суровостью вопросил я.

— Ну, а в-третьих, — Хия, словно меня не слышала, — из этой плащаницы может возродиться такое, что ты сам будешь не рад.

— О чём ты? — взмолился я.

— Андрей, — девушка широко улыбнулась, — не только у тебя есть чувство юмора. Я тоже решила пошутить.

— У-ф-ф-ф, а я уж решил всерьёз испугаться, — с облегчением сказал я.

На пути от предприятия общественного питания в штаб дружины я постарался понять, чем мне могут помочь новые союзники. Секвенция эха мне уже известна. Помочь в этой части они мне не могут по той причине, что в помощи я не нуждаюсь. Значит, нужно попытаться выведать у них что-нибудь про рецепт копирования. Пусть расскажут подробно про свою охоту за моим заочным другом Валерианычем. Глядишь, мне удастся догадаться о чем-то таком, что им не пришло в голову.

Этим мы и занимались в последующие четыре часа. Усатый в подробностях рассказывал об охоте на Попцова, а я что-то уточнял и переспрашивал. В результате нашего интервью у меня возникло два вопроса. Во-первых, мне было непонятно, почему дружинники, искренне считающие себя гуманистами, с такой безжалостностью шли на уничтожение дублей. На это мои новые союзники с подкупающей непосредственностью объяснили мне, что копия всё равно через несколько часов исчезнет сама собой, а потому, нечего ее жалеть. После этого, я был вынужден отбросить подозрения в том, что про эхо они знают больше, чем хотят мне показать. Им определенно не было известно, что личность и память копии по прошествии должного времени сливаются с оригиналом, поэтому сама копия не придает большого значения своей смерти.

Вторая странность состояла в том, что мне не удалось понять, зачем Попцов реализовал передачу рецептов своему родственнику (по сведениям усатого, его звали Иван Сергеевич) так сложно. Для чего было создавать две копии, единственной задачей которых было передать нечто одному и тому же человеку? Я терялся в догадках. К моменту расставания с дружинниками, я ощущал, как к самому себе, так и к ним определенное раздражение. С собой я решил разобраться позже, а дружинникам изложил сентенцию, в точности повторяющую их рассуждения о ценности жизни дубля, но уже в приложении к их собственным жизням. Я сказал, что едва ли кому-то из них суждено прожить более пятидесяти лет. В течение этого срока они, так или иначе, умрут. Так стоит ли относиться к их праву на жизнь с серьезностью? Ведь чему быть, того не миновать.

Надеюсь, что они поняли меня правильно. Правда, я не представлял, как именно меня можно понять правильно. Ну, не нравятся они мне, что я могу поделать?