Свет молодого месяца - Эжени Прайс

— Конечно, мама Ларней, поднимемся.

— Не так это будет легко, сын, — сказал его отец. — И я считаю, что тебе пора узнать все, как есть. Я хочу, чтобы ты поехал со мной завтра на встречу всех плантаторов острова с мистером Кингом прежде, чем он уедет в Огасту.

— А что происходит в Огасте, папа? — спросила Мэри.

— Коммерческий съезд всего нашего штата, чтобы постараться найти какое-то решение, пока не поздно. Я рад, что там от нас будет выступать Кинг. Времена сейчас нелегкие. Мне жаль, что ты вернулся в такой тяжелый момент, Хорейс, но это не меняет положения вещей. Ты поедешь со мной, сын?

Хорейс знал, что Ларней наблюдает за ним. Он посмотрел на Мэри, чтобы она подсказала ему, как ответить. Но она тоже внимательно смотрела на него с тем же выражением на лице. Обе женщины, видимо, ожидали от него чего-то, но чего именно? О, он знал о высоких тарифах, о том, что промышленная революция зажимает Хлопковые Штаты, но он еще не был готов быть втянутым в эти дела. Глядя на отца, он впервые после возвращения ощутил внутреннее сопротивление. Томас Батлер Кинг был убежденным сторонником прав Штатов. А для южанина права Штатов означали только права Хлопковых Штатов. Хорейс проехал по всем полям Сент-Клэр и Блэк-Бэнкс, видел полегший урожай. Он знал, что была прекращена оплата звонкой монетой и цены на хлопок падали с каждым днем. Эти обстоятельства были ему совершенно ясны, но еще не время было ожидать, что он примет участие в собрании такого типа, какое, он знал, будет происходить завтра в Убежище у Кингов. Он слишком долго отсутствовал. Ему надо сначала полностью ощутить себя дома. Он даже еще не решился поехать в церковь, в то единственное воскресенье, которое он провел дома. Если он поедет на встречу, он там увидит сенатора Кинга и Демиров, и Хассардов, и Бена Кейтера и Джона Вилли, и Джона Каупера впервые с тех пор, как он уехал в школу, когда ему было четырнадцать лет.

— Я подумал, что хорошо было бы взять в коляску старого Джона Каупера, — сказал его отец. — Он настоящий друг.

Хорейс знал, что чем дольше он молчит, тем труднее будет дать ответ, за исключением простого «да» или «нет».

— Ты действительно собираешься остаться и помогать нам, не правда ли, Хорейс? — настаивал отец.

Он не смотрел на Ларней, но был уверен, что она сжимает и разжимает руки как и Мэри.

— Сын?

— Да, сэр. Я собираюсь остаться.

— Тогда ты отвезешь меня завтра?

Даже рискуя обидеть отца, он решил быть честным.

— Можно мне задать вопрос, сэр?

— Спрашивай.

— Мне надо принимать участие в этом собрании.

Он увидел, что отец нахмурился.

— Это твое дело.

— Тогда я поеду с тобой завтра к Кингам.

Он скорее услышал, чем увидел, что Ларней дважды тихонько хлопнула в ладоши, с облегчением.

— Масса Хорейс, я еще намажу сухарик.

— Нет, спасибо, мама Ларней.

Он встал.

— Я больше не голоден. Можно мне уйти, папа?

— Конечно, сын, — сказал отец и, повернувшись, смотрел, как Хорейс вышел из комнаты.

Внезапно ему захотелось знать, что они скажут о нем, когда его нет в комнате. Он остановился на лестнице так, чтобы его не видели, и слушал.

— Папа! Неужели тебе обязательно надо было так прижать его к стене? — спросила Мэри.

— Да, дочка, надо было. Джим уезжает на Север, и кроме Хорейса у меня теперь никого не остается.

— Джим возвращается на Север?

— Да. Он завтра утром едет пароходом в Саванну. Через две недели будет день рождения Джеми, и Джим говорит, что даже Алиса не может помешать ему увидеться с сыном в день его рождения.

— О, нет, папа! Джим нам очень нужен.

Джеймс Гульд вздохнул.

— Ну, теперь здесь Хорейс, и я думаю, что на этот раз он покажет себя зрелым человеком. Это необходимо. Больше нам не на кого надеяться.

Глава XXVI

Хорейс окинул взглядом большую удобную гостиную в коттедже Кингов, построенном в восемнадцатом веке и до сих пор служившем главным зданием Убежища. Как он помнил, в течение многих лет они собирались построить более обширный дом, но он сомневался, что этот план будет когда-нибудь приведен в исполнение. Даже независимо от денежных вопросов, мистер Кинг принимал такое деятельное участие в политике и так подолгу бывал в отсутствие, что Анне-Матильде Кинг вполне хватало дела по управлению большой плантацией без помощника. Хорейс в душе надеялся, что Кинги всегда будут жить в коттедже, построенном без определенного плана. С тех самых пор, как он себя помнил, сборища в Убежище были веселым событием, и вид двускатных крыш и веранды со ставнями относились к одним из самых приятных воспоминаний детства.

Кроме Кинга, в комнате сидели девять владельцев плантаций, — он всех их помнил. Блестящие, довольно своеобразные братья Хассард; красивый, дружественный Джон Вилли из Поселка; Джозеф Демир из Хэррингтон-Холла; мягкоречивый Бен Кейтер из Келвин-Гроув; заслуживающий доверия доктор Грант из Отлэндс; близкий друг его отца Джон Каупер с мыса Кэннон и британец капитан Джон Фрейзер из Гамильтона, — все знакомые лица, теперь стареющие, и все, по крайней мере, внешне, принимающие его как своего; вместе с тем, именно их благосклонное отношение усиливало в нем чувство отчуждения. Ведь, все годы, пока он отсутствовал, они жили на Сент-Саймонсе. При том, что их интересы были достаточно культурны и разнообразны для такой провинциальной жизни, все же центром их была земля, которую они любили и от которой зависело их общественное и имущественное положение. Он знал, что ему тоже придется каким-то образом стать одним из них. Он старался вернуться к ним как можно скорее, но не собирался разыгрывать увлеченность, которой не чувствовал. Он никогда не станет осмотрительным, занятым только проблемами Хлопковых Штатов. Он останется американцем, любящим и верящим в Союз всех Штатов, Севера и Юга.

Томас Батлер Кинг, в возрасте около сорока лет, как предполагал Хорейс, с незначительной фигурой, но динамичный, привлекающий внимание, стоял сбоку от камина и демонстрировал свой ораторский талант. Он повторно, по пунктам, рассказывал людям, уже отлично знавшим об этом, о тяжком положении Юга в его борьбе с Федеральным правительством в Вашингтоне. Он говорил, что причиной презренной зависимости Хлопковых Штатов от Севера являются протекционистские тарифы, дискриминационная политика Вашингтона, и — главным образом — отсутствие инициативы среди южных плантаторов и торговцев. Это, видимо, было целью коммерческого съезда в Огасте, где Кинг будет представлять их, он войдет в комиссию по резолюции, будет выступать в обсуждении и участвовать в составлении памфлетов для популяризации нового движения, которому предстоит освободить Юг от господства Севера.