Перевоплощение - Филип Жисе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как успел узнать Дэниел, два года назад мистер Нэвил переехал в Глазго из Лондона. Отец Джессики был бизнесменом, совладельцем самой крупной на территории Великобритании компании по продаже брендовых автомобилей. Открытие нового офиса в Глазго стало той причиной, которая заставила его перебраться в Шотландию. Так англичанин Джек Нэвил стал в некотором роде шотландцем. Первое время он не собирался перевозить сюда семью, но красота гористой, тихой и безмолвной Шотландии не могла не тронуть его сердце, и вскоре вся семья Нэвилов была в сборе, правда, людный космополит Глазго как место проживания был сменен на более спокойный Берсден. Между тем Джэк Нэвил продолжал ежедневно навещать Глазго, где у него находился бизнес. Кроме того, в Университете Глазго на экономическом факультете училась Джессика, а одну из частных школ Глазго заканчивала ее сестра Кэролайн. Мать Джессики и Кэролайн, Оливия, не работала, иногда помогала мужу с бизнесом, но чаще проводила время с подругами или с дочерьми, когда те были дома. А еще Дэниел узнал, что Энтони также был из Глазго. Там жили его родители. Отец был известным в Шотландии политиком, настолько известным, что ему прочили в скором будущем место в Вестминстерском дворце. О матери Энтони Дэниел ничего не знал, о самом Энтони также слышал немного. Учится Энтони в Оксфорде, к родителям приехал на каникулы, да и то из-за Джессики, с которой знаком полгода, а встречается и того меньше, месяца три. Если бы не Джессика, Энтони вряд ли был бы в Глазго, после поступления в Оксфорд он предпочитал проводить время на территории Англии, а не родной Шотландии, особенно он полюбил Лондон, куда в будущем намеревался перебраться, и что особенно печалило Дэниела, вместе с Джессикой…
Тихий вздох потревожил кухню. Дэниел окинул напоследок двор, спрыгнул на пол и потрусил назад в комнату Джессики. Пламя любви, горевшее в его груди, становилось все ярче. Ему захотелось снова оказаться рядом с девушкой, которая сама того не ведая взяла в плен его сердце. Дэниел стал одним из тех безумцев, которые готовы часы проводить рядом с объектом своей страсти, любоваться им, будто неким диковинным драгоценным камнем, выполнять все его пожелания, и если понадобится, то и отдать за него жизнь. Дэниел заболел болезнью, которая часто поражает человеческий разум, а вслед за ним и сердце, сковывает их кандалами беспомощности, превращает человека в раба, готового служить хозяину за бесплатно, а главное – добровольно. Дэниел заболел болезнью, имя которой влюбленность. Словно ведьма эта болезнь чарует вас, обещает неземные блага и удовольствия, но не держит слова, вероломно обманывает, лишает вас какого-либо выбора, разрушает вашу жизнь и обрекает на гибель. Но что самое страшное в этой болезни так это то, что от нее нет лекарства. И у Дэниела его не было, поэтому единственное, что ему оставалось, так это вернуться в комнату Джессики, запрыгнуть к ней на кровать и любоваться ее спящим профилем, что он и сделал.
Дэниел лежал на кровати рядом с Джессикой и смотрел, как медленно, почти незаметно поднимается грудь девушки под одеялом. Смотрел и видел, как озарено полуулыбкой ее лицо, как во сне едва вздрагивают ее губы, такие нежные и красивые, и такие… влекущие… влекущие, будто сладкий зов сказочной сирены. И противиться этому зову невозможно. Это выше кошачьих сил и даже человеческих.
Дэниел смотрел на приоткрытые лепестки губ Джессики и чувствовал, как его влечет к ним, влечет с такой силой, что он даже если бы и хотел воспротивиться, то не смог бы. Волна невероятного желания захлестнула его сознание, заставила подняться на ноги и приблизиться к лицу спящей девушки. Взгляд Дэниела будто кандалами был прикован к этим изумительным, призывно вздрагивающим и лишающим воли юным райским устам, обещающим рай на земле, сладчайший мед на губах и немыслимую радость единения. Дэниел приблизил голову к голове Джессики и сглотнул. Он чувствовал, как подрагивают лапы, готовые в любой миг изменить ему с земным притяжением, ощущал учащенное биение его маленького сердечка и… и сладкую истому, изнывающее желание ощутить на губах вкус этих лепестков роз, нежных как теплый воздух и чувственных как душа, изнывающая от страсти.
Дэниел ощутил усами слабое дуновение ветерка, исходящее из ноздрей девушки. Еще мгновение, и его едва заметные тонкие полоски кошачьих губ коснутся вожделенного. Дэниел затаил дыхание, закрыл глаза. Сердце затрепетало маленькой птичкой, пойманной в силки. Еще немного, и желание сбудется, сознание взорвется восторженным воплем и вознесет его обладателя на небывалую высоту неземного счастья.
«Нет! – Дэниел отстранился от лица девушки и открыл глаза. – Нет! Я не могу это сделать! Не могу! Я всего лишь кот, жалкий и недостойный этого совершенного существа кот».
Дэниел спрыгнул на пол. Лапы не выдержали эмоционального напряжения, подогнулись, и кошачье тело распростерлось на мягком, словно шелк, ковре у кровати Джессики.
«Я не могу, – Дэниел ощутил влагу на глазах. Взгляд его пронзил темноту комнаты и упал на картину на стене, на которой восход солнца вызолотил голубую лагуну с изумрудной водой на неизвестном тропическом острове. – Я не хочу осквернить этот благоухающий бутон своими противными кошачьими губами. Она для другого, а мне только и остается, что смотреть на ее совершенство, не смея мечтать о большем, да изредка чувствовать тепло ее тела, когда она пожелает взять меня к себе в кровать… Как больно… Будто некто, не имеющий никакого понятия о жалости, острыми когтями разрывает твою душу… На миллионы кусочков, кусочков настолько маленьких, что даже песчинка по сравнению с ними кажется гигантом… Зачем только я вернулся к людям? Страдать? Страдать так, как не страдал даже в Грампианских горах?.. Надо вернуться туда… И забыть… Нет! Я никогда не смогу ее забыть… Не смогу… Я сойду с ума от одиночества, украшенного мыслями о ней… Зачем только я увидел ее? Зачем она позволила мне ощутить нежность ее кожи?.. Увидеть красоту ее глаз… Очарование улыбки… Проклятье… Будто и того, что свалилось на меня, не хватало… Заснуть… Забыться и… и не проснуться… Лучше бы я умер в Грампианских горах, тогда бы ничего этого не было бы… Не было бы… Ни душевных мук настоящего… Ни страданий будущего… Не было бы Джессики… принцессы… Проклятье… Наваждение… Муки… Сладкие и… и ужасные… Заставляющие жить и… и страдать… Я хочу ее видеть… хотя бы видеть… ее лицо… губы… глаза… видеть», – Дэниел поднялся, запрыгнул на кровать и устремил взгляд на спящую Джессику. Девушка лежала на боку, по плечи завернувшись в одеяло. Тонкие лямки ночнушки скорее уродовали ее красивые тонкие плечи, чем украшали. Одна рука девушки забралась под подушку, будто пряталась от окружающего мира, вторая же лежала рядом с подушкой. Дэниел приблизился к Джессике и коснулся губами ее руки. Ноздри затрепетали, вдыхая аромат ее тела.
«Если не могу ощутить вкус ее губ, тогда удовлетворюсь нежностью кожи ее рук, – Дэниел лег на кровать и прижался телом к руке девушки. – Удовлетворюсь созерцанием красоты ее лица, совершенства ее тела. Большего мне не надо. Только видеть ее и знать, что она счастлива… Только видеть ее… Быть рядом с ней… Большего мне не надо… Не надо, – Дэниел извернулся, снова прикоснулся губами к руке Джессики, закрыл глаза и тихо вздохнул. – Если любовь – светлое чувство, тогда почему тот, кто любит, испытывает боль? Может, любовь светла только тогда, когда она взаимна? Тогда, если она не взаимна, становится темным чувством. Но тогда это и не любовь совсем. А может, любви не существует? Может, она не более чем иллюзия? Тогда что испытываю я, если не любовь? Не знаю. Я всего лишь жалкий кот, позволивший себе замахнуться на то, что свойственно только людям. Жалкий, глупый кот. Вот и расплачивайся за глупость, – Дэниел удобнее улегся на кровати и снова вздохнул. – Пошло все к черту… Сон, если ты не придешь в считанные секунды, я выберусь на улицу, залезу на крышу и начну горланить кошачьи песни. Как самый настоящий кот. Если и играть свою роль, то играть ее следует до конца».
То ли сон решил сжалиться над Дэниелем, то ли просто испугался его угроз, но не прошло и минуты, как Дэниел уже спал, уткнувшись мордочкой в руку Джессики.
Если бы Луна была более любопытной, не ограничивалась созерцанием Земли с высоты, а заглядывала в окна спящих домов, то могла бы увидеть довольно-таки забавные, а может, даже и удивительные картины. Загляни она в эти минуты своего скучного шествия по просторам звездного неба в окно спальни Джессики Нэвил, то увидела бы следующую картину. Девушка проснулась и зевнула. Заметив лежащего рядом спящего кота, она улыбнулась, притянула его к себе, коснулась губами его шерстки и прижала к груди, после чего закрыла глаза и вскоре заснула.
Но Луна не была любопытным существом. Она вообще не была живым существом, поэтому ей было несвойственно то удивительное чувство, которым наделены многие, если не все, живые существа, поэтому она продолжала неспешно брести среди океана перемигивающихся звезд, словно старуха, погруженная в невеселые мысли, навстречу рассвету, ее ежедневному безжалостному палачу. Благо, Луна – проходит время, и словно феникс снова воспаряет на небо, будто насмехаясь над напрасными усилиями палача. И она снова скользит по небу в окружении вассалов-звезд, бесстрастная и унылая, напрочь лишенная какого-либо любопытства.