Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов

1

Немцы оставили Псков тихо и почти незаметно, разграбив на прощание несколько мясных и хлебных лавок. За ними, бросив свои позиции и нарушив приказ командования об обороне города, отправился конный отряд Булак-Балаховича. Через месяц, в январе 1919 года, командир корпуса полковник фон Неф «за удачные действия при отступлении от Пскова» произвел ротмистра Булак-Балаховича в подполковники. Павловский никак не мог взять в толк, за какие такие заслуги поощряют дезертиров? Балаховцы первыми бежали от наступавших красных войск. Даже чудесное спасение Павловского Булак-Балаховичем от руки истеричной докторши не изменило его неприязненного отношения к этому анархо-партизанскому деятелю.

Две тысячи штыков и чуть больше ста пятидесяти сабель сдерживали натиск войск красных. Приближавшийся гул артиллерийской канонады, двигавшиеся к фронту и ощетинившиеся штыками армейские колонны, метавшиеся по улицам до зубов вооружённые конные, лихорадочное сооружение сапёрами баррикад на перекрёстках основных магистралей — всё вызывало у горожан страх. Город опустел. Лишь дворники очищали брусчатку от каши мокрого снега.

Получив утром приказ занять позиции в районе железнодорожного вокзала, Павловский отправил подпоручика Гуторова с офицерами отдела контрразведки жечь документы военной комендатуры и военно-полевого суда. Регистрационные журналы по учёту офицеров и нижних чинов и документы контрразведки велел сохранить.

Спешившийся эскадрон встретил передовые отряды красных густым ружейно-пулемётным огнём, цепи наступавших залегли, началась долгая перестрелка. Лишь после того, как по вокзалу и прилегающему району ударила артиллерия, Павловский приказал в конном строю отходить вдоль берега Великой к Ольгинскому мосту и занять перед ним оборону.

По мосту уходили поредевшие части корпуса, тянулись тыловые и санитарные обозы, грузовые автомобили, сотни разнородных упряжек горожан со скарбом, тысячи беженцев. Иногда возникала толчея, люди в страхе торопились перейти на западный берег, не пропускали повозки и авто, толкались, кричали, ругались, плакали дети. Павловский выставил у моста пикеты, наладил порядок движения, съездив по зубам нескольким особо наглым возчикам. Его эскадрон занял оборону на баррикадах Торговой площади, у здания городской управы. Когда начало смеркаться, по набережной к мосту прорвался конный отряд красных, рубя шашками всех попадавшихся на пути. На мосту началась паника и давка. Люди смели пикеты, толкали друг друга, стремясь пробиться на другой берег, некоторых сбрасывали через перила в воду. Эскадронные пулемётчики перекрёстным огнём остановили атаку красных кавалеристов, а затем Павловский повёл полуэскадрон с шашками наголо в дерзкую, жестокую контратаку. Разгорячённые, озлобленные офицеры рубили красных без жалости, гнали их до самого вокзала, а затем, собрав коней убитых товарищей и вражеских кавалеристов, вернулись к мосту.

Красные открыли огонь из гаубиц по Торговой площади. Снаряды разнесли баррикады, обороняться стало негде, и Павловский отдал приказ уходить за реку. Красные не стали преследовать противника, они даже не стали переходить через мост, опасаясь, что он заминирован. Они не знали приказа полковника фон Нефа не минировать мост, дабы позволить уйти из города всем, кто пожелает.

Павловский организовал боевое охранение и увёл остатки эскадрона за город, на их старую базу. Выставили караулы, в нетопленных флигелях перевязали раненых, напоили и накормили коней, поужинали, чем Бог послал, и, мертвецки уставшие, повалились спать. Сидя вместе с поручиком Костылёвым у жарко натопленной буржуйки и прихлебывая из оловянной солдатской кружки горький горячий чай, Павловский мысленно крыл на чём свет стоит всех генералов, так и не сумевших за полгода сформировать полнокровный корпус и организовать наступление на красных. Теперь они, русские офицеры, поверившие в идею Белого движения, вновь беспорядочно отступали, но уже не в Россию, а в неприветливую чужбину. Костылёв спросил:

— Что делать-то будем, Сергей Эдуардович? Там, в Латвии, нас ведь никто не ждёт.

Павловский молчал. «Это тебя никто не ждёт, — думал он, — а меня точно ждёт виселица, пуля в лучшем случае». Он впервые испугался за свою судьбу, понимая, что новые власти Латвии наверняка завели на него дело за прошлогодние художества на латгальском хуторе, свидетелей-то остались десятки.

— Будем до конца выполнять приказ и свой долг. — Что он еще мог сказать?

Чрезвычайный комиссар Псковского участка фронта Я. Ф. Фабрициус 26 ноября 1918 года направил председателю Совнаркома В. И. Ленину телеграмму: «Вчера вечером, 25 ноября с. г. в 16 часов 30 минут, доблестными красноармейскими частями Торошинского участка с боя взят Псков. Белогвардейские банды при дружном натиске наших частей разбежались. В городе приступлено к восстановлению советской власти!»

В Пскове 25 ноября большевики захватили около 600 офицеров, в основном раненых и контуженных, из которых сто человек было расстреляно в тот же день.

А почти за две недели до этого, 13 ноября, на внеочередном заседании Реввоенсовета РСФСР по докладу Народного комиссара по военным и морским делам Л. Д. Троцкого было принято решение немедленно приступить к оказанию поддержки прибалтийским большевистским вооружённым формированиям, борющимся за установление советской власти в областях, занятых кайзеровской армией и успевших выйти из состава Российской империи, то есть в Латвии, Эстонии и Литве.

29 ноября главнокомандующий Красной армии И. И. Вацетис получил приказ В. И. Ленина «оказать поддержку в установлении советской власти на оккупированных Германией территориях». Так начинались опыты большевиков по экспорту революции на штыках Красной армии в другие страны.

Согласно этим решениям, войсковые соединения и части Западного оборонительного округа были сведены в Западную армию. Осознавая численное и техническое превосходство оставленных в Латвии германских войск и слабость молодой Красной армии, Реввоенсовет РСФСР собрал с других участков фронта отдельные литовские и эстонские полки и батальоны, а также дивизию латышских стрелков, «преторианскую гвардию» большевиков, и направил их на усиление Западной и Седьмой армий.

По указанию Политбюро ЦК РКП(б) 4 декабря было сформировано Временное правительство Советской Латвии под председательством Петра Стучки; 9 декабря части Красной армии выбили потрёпанные подразделения Псковского корпуса из Даугавпилса (бывшего Двинска); 10 декабря красные латышские стрелки взяли Алуксне, а 18-го совместно с красными эстонцами — Валка. Совнарком РСФСР 22 декабря издал декрет о признании независимости Советской Латвии, 23 декабря частями Красной армии были заняты Валмиера и Цесис, а 30 декабря — Сигулда. После непродолжительных боёв 3–4 января 1919 года Латышская дивизия силами 1, 4 и 6-го стрелковых полков вступила в Ригу. К началу февраля Красная армия заняла большую часть территории Латвии, за исключением небольшого района вокруг Лиепаи (бывшая Либава), который контролировался Временным правительством Латвии под председательством Карлиса Ульманиса. Город, порт и плацдарм вокруг него обороняли немецкие подразделения и отдельный латышский батальон. Командование Красной армии, опасаясь прямого столкновения с британскими армией и флотом, чьи корабли стояли на рейде Лиепаи, приказ атаковать город не отдавало.