Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал дал согласие и даже направил во Псков воззвание «Призыв старого солдата», в котором говорил: «Настала пора, когда я вновь зову вас за собою… За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы — настало время исполнить свой долг… Вспомните и прочтите молитву перед боем, — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя Крестным Знамением и с Божьей помощью вперёд за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию». Символикой Северной армии генерал Келлер утвердил нарукавный знак в виде белого креста.
До Пскова генерал Келлер, живший в ту пору с семьёй в Харькове, увы, так и не доехал. Гетман Скоропадский, получивший 18 ноября 1918 г. известие о том, что войска мятежного Петлюры подошли к Киеву и разгромили офицерскую дружину князя Святополк-Мирского, назначил Келлера главнокомандующим украинской армией. Но было поздно. Петлюровцы штурмом взяли Киев и 21 декабря убили захваченных ими генерала и двух его адъютантов у памятника Богдану Хмельницкому на Софийской площади. Епископ Нестор Камчатский обнаружил тела убитых в морге Анатомического театра и похоронил их под чужими именами в Покровском монастыре в Киеве.
Стоявшая у истоков Псковского корпуса и Северной армии группа молодых офицеров передала руководство прибывшим из Ревеля старшим начальникам. Двадцать первого октября в командование вступил практически неизвестный в русской армии, обнаруженный немцами в Прибалтике и выдвинутый ими, генерал-майор А. Е. Вандам. Начальником штаба корпуса стал генерал-майор Б. С. Малявин, начальником 1-й стрелковой дивизии — генерал-майор Никифоров. Но эти генералы — германофилы — долго не удержались. Патриотически настроенные старшие офицеры корпуса отказывались им подчиняться. Фактически обезглавленный корпус оказался брошенным. Деникину на юге было не до него. Генерал Юденич, ища поддержку, продолжал торговаться то с англичанами и французами, то с генералом Маннергеймом, осевшим в Финляндии, то с новыми властями Эстонии и Латвии. Многие русские генералы, к которым обращались группировавшиеся в Пскове монархисты, ответственность на себя брать не желали.
В связи с поражением Германии в Первой мировой войне и происшедшей там революцией Всероссийский Центральный Исполнительный комитет РСФСР 13 ноября 1918 г. аннулировал тяжелейший и позорный для Советской республики Брестский мирный договор. Германские войска должны были очистить все оккупированные ими российские территории, в том числе и Псков. Начался планомерный отвод немецких войск. По совместному соглашению с германским командованием Красная армия двигалась на запад по всему фронту, находясь в 10–15 километрах от отступающих немецких частей и уничтожая на своём пути мятежные отряды крестьян, «зелёных», национальные антисоветские формирования и белогвардейские части.
Что-то из всего этого Павловскому было известно, многого он не знал в силу своего служебного положения или стойкого нежелания погружаться в политические вопросы. Воспитанный в военном училище, как и большинство кадровых офицеров, в атмосфере аполитичности, слепой преданности трону и ненависти ко всем революционерам вкупе, за годы войны и революционного хаоса он, конечно, утратил монархические пристрастия. Теперь для него лучшим правителем России оказался бы генерал Корнилов, или генерал Келлер, или, на худой конец, Деникин. Иными словами, вектор его несложного политического сознания всё более смещался в сторону военной диктатуры с её неизменными атрибутами насилия и подавления. Но что интересно, он был нетерпим только к врагам России, в какие бы они одежды не рядились, и к его личным врагам, каковых в силу уравновешенного характера он так и не удосужился нажить. Павловский абсолютно безразлично относился к политическим взглядам окружавших его офицеров. В них он ценил преданность армии, исполнительность, боевую выучку, смекалку и выносливость. Он, в отличие от многих своих коллег, не делил офицеров на кадровых и призванных из запаса или добровольцев, не относился с пренебрежением к бывшим гимназистам, студентам, клеркам, инженерам, не называл их «шпаками», хорошо зная многих из них прекрасными командирами, стойкими и мужественными бойцами, патриотами, оберегающими честь офицера. Он был молод, здоров, энергичен, жесток и циничен, обладал достаточным боевым опытом, вконец не разуверился в военной карьере, желал активных действий… Ему хотелось действовать.
После возвращения из рейда Павловский получил неделю отпуска. Больше не дали, боялись, чтобы опять не запил. Трое суток он, чертовски уставший, отсыпался в их с Татьяной уютной квартире. Татьяна, счастливая, что он вернулся здоровый, не раненный, буквально лучилась любовью и нежностью, кормила его приготовленными дома разносолами, выводила гулять в город… Кюлли в доме не было. Он не стал спрашивать, а Татьяна не стала объяснять. Через день приходила немолодая опрятная женщина, кухарила, с Татьяной ходила на рынок и в магазины, прибиралась.
В один из вечеров Павловский в ресторане гостиницы «Россия» назначил встречу подпоручику Гуторову. Они заняли свой столик у окна, откуда на виду был весь зал, вход и оркестровая сцена. Гуторов в идеально сидевшем мундире при орденах выглядел уставшим, гораздо старше своих юных лет.
— Ну что, Иван Иванович, укатали вас, как я погляжу? — Павловский разлил по рюмкам холодную водку и с ехидцей продолжил: — Рассказывайте про вашу жандармско-полицейскую службу.
Гуторов отвечать не спешил, жадно опрокинул стопку, тут же наполнил вновь.
— Э, нет, батенька, — Павловский отодвинул от него графин, — так дело не пойдёт. Глядишь, опять мы надерёмся с вами до свинского состояния. А мне, знаете ли, нельзя. Начальство строго запретило, и Татьяна тоже.
— А я-то здесь при чём, господин ротмистр? — Гуторов вернул графин на место, — мне никто пить не воспрещал. Давайте-ка лучше выпьем за ваше новое назначение, сегодня приказ видел.
Он наполнил рюмки, встал и громко, чтобы все в ресторанном зале слышали, произнёс:
— За нового пристава Пскова, за вас, дорогой Сергей Эдуардович!
Павловский от неожиданности выронил вилку, удивлёнными глазами уставился на Гуторова.
— Какой пристав, подпоручик? Вы что несёте?
— И не несу я вовсе. Своими глазами видел приказ: назначить военным приставом города Пскова ротмистра Павловского Сергея Эдуардовича. Это теперь так должность коменданта называется.
— Я не полицейский чин, я — армейский офицер, кавалерист! — распалялся Павловский.
— Да будет вам, господин ротмистр, — примирительно сказал Гуторов, — хоть горшком пусть назовут, задачи ведь прежние. Работы вот только прибавилось, день с ночью смешался. Немцы, негодяи, всех своих полевых жандармов убрали, ответственность за порядок в городе на нас свалили, а людей-то нет… Если честно,
