Искатель, 1998 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер

недавно. Я запомнил, потому что уж очень они были разными. Я их встретил возле кафе.

— Какого кафе?

— А вон, у Шломо, — художник показал на ближайшее уличное кафе. — Вон там они сидели, за крайним столиком, видишь? Вон, где сейчас две девицы животики надрывают. Он сидел ко мне вполоборота, а второй парень…

— Минутку… — Розовски предостерегающе поднял руку. — Ты точнее не можешь сказать? Когда именно это было?

— Дай сообразить… — Левин задумался. — По-моему, это было в четверг, несколько недель назад. Нет, в пятницу утром, точно!

— Ты ничего не путаешь? Они были здесь именно в пятницу?

— Ничего я не путаю, — художник обиделся. — Не забывай, что у меня зрительная память профессиональная. И потом, пятница — особый день.

— Ладно-ладно, я тебе верю… Они ушли вместе? — спросил Натаниэль.

Левин немного подумал, отрицательно качнул головой.

— Нет, этот… Который постарше… Он ушел раньше. И физиономия у него была весьма довольная. Прямо-таки сияющая. А второй остался за столиком.

— Ты хорошо запомнил того типа, который был в кафе вместе с Розенфельдом?

Художник пожал плечами.

— Более или менее, — ответил он.

— Та-ак… — Розовски закрыл папку. — Ты можешь описать его? — спросил он.

— Кого?

— Того, кто был здесь вместе с парнем.

— Лучше я его нарисую. Словами трудно.

— А сколько ты берешь за портрет?

— За портрет? — Левин улыбнулся. — Смотря с кого. Когда сто шекелей, когда триста. А что?

— Сможешь нарисовать?

— За сколько?

— За пятнадцать минут.

— За сколько шекелей? — повторил Левин.

— За триста.

— За триста — смогу.

— Действуй, Яша, — сказал Розовски. — А я пойду, поболтаю с Шломо.

— Не забудь пиво! — крикнул ему вдогонку Яаков. — У Шломо, кстати, вполне приличное.

Натаниэля не оставляло странное чувство: ему казалось, что совсем недавно он держал в руке оба конца этой разорванной цепочки и вдруг упустил их. И что произошло это во время визита в университет. Собственно, только ради того, чтобы попытаться вновь найти этот разрыв, он и решил провести целый день дома, в спокойной обстановке, без спешки и суеты агентства.

Ему вдруг пришло в голову, что он давно мечтал о дне отдыха и безделья. Хотел поваляться на диване с книжкой и чтобы никто не отвлекал. Со стороны сейчас это именно так и выглядело. Разве что книжка толстовата. Розовски бросил взгляд на увесистый фолиант. Раскрыл книгу, рассеянно перелистал. Да, с такими книгами на диване не валяются. Он отложил книгу в сторону, поднялся, лениво прошелся по комнате. Что же все-таки ему тогда почудилось — в лаборатории Гофмана? Как будто разгадка дела показалась вдруг совсем простой, и… Едва он это подумал, зазвонил телефон. Розовски досадливо поморщился — и дома нет покоя, поднял трубку:

— Слушаю.

— Я звоню уже третий раз, ты же собирался сегодня быть дома, — сказала мать.

— Просто вышел пройтись, — ответил Натаниэль. — Хотел немного проветриться. Как ты себя чувствуешь?

— Как я могу себя чувствовать? Нормально я себя чувствую. Софа тебе привет передает. Обижается, что ты не приехал вместе со мной. Высадил возле дома и укатил.

— Я был занят. Передай ей мои извинения.

— А что ей твои извинения? Я сказала, что ты побудешь немного в следующий раз. Когда приедешь за мной. Ты же приедешь за мной? — встревожилась вдруг мать.

— Конечно, приеду, не волнуйся. Ты только позвони заранее.

— Позвоню… Натан, тут у соседей такое несчастье…

— А что случилось? — Натаниэль понятия не имел, о каких соседях идет речь.

— У Доры… Ты помнишь Дору?

Натаниэль промычал что-то неопределенное, что при желании можно было принять за утвердительный ответ.

— Ну вот, у Доры, у ее мальчика оказалась эпилепсия.

— Кошмар, — искренне сказал Розовски.

— И знаешь, как это узнали?

— Как?

— Он играл с юлой на улице.

— С чем играл?

— С юлой, ну, с волчком детским, ты что, не понимаешь? — рассердилась мать. Она всегда сердилась, когда ей казалось, что кто-то не понимает элементарных вещей. — Такую красивую игрушку ему подарили, яркую, разноцветную, он ее крутил, крутил…

— И что же случилось?

— Раскрутил ее сильно, — сказала мать. — Стоял, смотрел, как она крутится. И вдруг упал и забился в припадке. Остальные дети перепугались, позвали Дору, так Дора чуть с ума не сошла. Такое несчастье, ты представляешь?

— Ужасно, просто ужасно.

— Врачи сказали: так бывает. Они даже проверяют так на скрытую эпилепсию.

— Как — так?

— Заставляют человека смотреть, как вращаются цветные круги. Если он эпилептик, так у него обязательно начнется припадок, понимаешь?

— Надо же, — сказал Натаниэль. — Ох уж эти врачи…

— Хорошо хоть, что сейчас заметили. А то, представляешь, пошел бы ребенок в армию — и, пожалуйста!

— Д-да-а…

— Ты обедал?

— Конечно.

— Неправда, ты, конечно, забыл пообедать. Я тебе говорила, что холодильник пустой, но ты же не ходил в магазин, правда?

— Нет, я ходил.

— Натан, — строго сказала мать. — Я же всегда знаю, когда ты говоришь неправду. Ты не ходил в магазин и ты не обедал.

— Я не голоден, мама, — терпеливо ответил Натаниэль. — А насчет холодильника — когда приедешь, убедишься сама.

— Я бы уже приехала, — сказала мама, понизив голос, — но они обидятся, ты же их знаешь… Ладно, отдыхай. Я еще вечером перезвоню.

— До свиданья, — Розовски положил трубку и озадаченно посмотрел на телефон. — Кажется, я схожу с ума, — подумал он вслух. — Но мне опять показалось… — Он замолчал. Поднялся с дивана, прошелся по комнате. Мать права, надо сбегать в магазин. Но — не хочется. Впрочем, можно было сделать по-другому. Натаниэль снова снял телефонную трубку и набрал номер своего агентства. Услышав ленивое: «Алло?» — сказал:

— Привет, Офра, как там у нас?

— Нормально, — ответила секретарь тем же ленивым голосом. — Вообще, я думаю, без тебя тут гораздо спокойнее. Никто не кричит, никто с ума не сходит.

— Приятно слышать, — проворчал Натаниэль. — Что значит — хорошо налаженное дело… Меня никто не разыскивал?

— А кому нужно тебя разыскивать? Ну, звонил один.

— Кто?

— Клиент, которому жена якобы изменяет. Которого мы вели на прошлой неделе.

— A-а… Ну, это подождет, — заметил Розовски. — Больше никто?

— Никто.

— Где Алекс?

— Проверяет финансы сомнительной фирмы… У тебя что, опять развился склероз? Ты же сам ему поручал это.

— Он что, до сих пор не сделал?

— У него спросишь.

— Почему ты так грубо разговариваешь с любимым хозяином? — строго спросил Розовски.

Офра фыркнула и промолчала.

— Послушай, девочка. Я неважно себя чувствую — видимо, переутомился. Поэтому весь вечер буду дома, и…

— И пусть Алекс приедет к тебе, — закончила Офра.

— Точно.

— В котором часу?

— Часиков в восемь.

— Хорошо. Все?

— Все. Я тебя целую, девочка.

Розовски положил трубку, вернулся к дивану, сел. Снова