Долг ведьмы (СИ) - Шагапова Альбина Рафаиловна

Бессильным огненным зверем во мне мечется ненависть. Ненависть к холодным глазам грозового неба, к пухлым, таким мягким и тёплым губам, горячим, заставляющим звенеть, и трепетать от желания, рукам.

Свет, внезапно вспыхнувшей лампы бьёт по глазам, а от участия в голосах друзей под веками вскипают слёзы. Едкие, жгучие.

— Твою мать! — вскрикивает Олеська. — Всё-таки он решил избавиться от ребёнка!

— А я всегда говорил, что наши преподы садюги, каких поискать, — ворчит Русланчик, задёргивая шторы. — А ведь Олеська ещё утром предсказывала, что с тобой произойдёт какая-то гадость.

Затем, решительно подходит ко мне, подносит к своим губам гармошку, извлекая пронзительный, звук рвущейся струны. Чувствую лёгкость, в теле, странное, немного пьянящее ощущение свободы. Вскакиваю с ненавистной кровати, растираю, затёкшие от неподвижности мышцы. Однако, опьянение быстро проходит, я опускаюсь на пол, закрываю руками лицо. Моя любовь, моя мечта растоптаны, мой малыш никогда не увидит свет солнца, не улыбнётся мне, не назовёт мамой. Его вытащат и выбросят в мусорный бак, как кусок мяса, который сгниёт вместе с картофельными очистками, яичной скорлупой и огрызками яблок. И сделает это мой Данька, любимый, добрый, солнечный, самый лучший на свете.

Плачу уже навзрыд, не стесняясь, не таясь. Олеся садится напротив меня, достаёт из сумочки салфетку, вытирает мне щёки. Её круглое лицо двоится, дрожит за пеленой солёной влаги. Руслан возится с графином и стаканом, слышу звон льющейся воды.

— Успокойся и послушай, — решительно произносит подруга, после того, как я делаю несколько глотков из поднесённого к губам стакана. — До первых аккордов арфы осталось всего десять минут, и если промедлим, то уснём прямо здесь, вернётся Молибден и всё — пипец котёнку. Это макет острова.

Подруга протягивает стеклянный шарик, в котором заключена уменьшенная модель Корхебеля. Серая галька пляжа, зелень кипарисов, золотистые пашни, лиловые громады скал, голубые, извилистые полоски лиманов.

— Моя работа, — улыбается Русланчик, рассматривая свою губную гармошку, так, словно впервые её увидев. — Эта штуковина заряжена энергией острова. Здесь его земля, его камни, его трава. Надеюсь мой подарок поможет обмануть привязку, ведь Корхебель будет всегда с тобой.

Сжимаю шарик в руках, с детской надеждой оглядываю лица друзей, серьёзные, сосредоточенные, решительные. Чувствую, как в обгорелой душе распускается робкий, нежный росток благодарности к этим людям. Людям, готовым помочь мне просто так.

— Я был неправ, когда утверждал, что для перемещения необходимо представлять запахи и звуки, нужного тебе места. Ведь запахи и звуки тоже могут измениться, правда?

Руслан, словно попавший в клетку зверь, мечется по комнате, размахивая руками, прикасаясь то к стенам, то к мебели, то теребя шторы.

— А вот запах, голос и внешний вид человека более константен. И этот человек, как раз сможет послужить точкой прибытия.

— У тебя есть сестра, и ты можешь оказаться рядом с ней, — Олеська хватает меня за плечи, легонько встряхивает. Я же, охваченная восторгом и восхищением, застываю, не в силах поверить, не в силах переварить и принять то, что сейчас, буквально через несколько минут, окажусь рядом с Полиной.

— Спасибо вам, ребята, — произношу, а голос вновь дрожит от слёз и понимания, что больше никогда не увижу ни колючую, словно ёжик, но такую открытую и смешливую Олесю, ни добродушного и умного Руслана.

— Хорош сырость разводить, — ухмыляется подруга, обнимая меня за шею.

Утыкаюсь ей в плечо, в малиновую ткань ситцевого платья, вдыхая запах земляничного мыла. Такой, слегка растрёпанной, с лихорадочным блеском в глазах, пахнущую земляникой она мне и запомнится.

— Удачи тебе, — Русланчик, как- то неловко, прижимает меня к себе. Затем, резко отпускает и встаёт, напротив.

— Вспомни сестру, подробно, каждую мелочь. Голос, цвет глаз, родинки, запах, важно всё. Я проникну в твою ауру, считаю информацию и подберу нужную мелодию. Всё просто.

Закрываю глаза, мысленно рисую образ Полины. Светлые волосы, разбросанные по плечам пшеничным водопадом, тонкие губы, вздёрнутый маленький нос, хитрый прищур глаз, ноготь на мизинце обкусан, на запястьях браслеты из разноцветного бисера. Смех резкий, слегка хрипловатый, не затрагивающий взгляда. От Польки пахнет ментоловыми сигаретами и пивом.

В сознание врывается музыка, полная какого-то фальшивого веселья, с истеричными нотками, бьющая по нервам, вызывающая желание уйти, спрятаться в уединённом, тихом месте.

Образ Полины расплывается, превращается в беспорядочные, разноцветные кляксы, в теле с каждой секундой нарастает тяжесть, кажется, что музыка, каждой своей нотой въедается в мозг. А на краю сознания мелькает мысль:

— Вот и всё. Я скоро буду дома. Прощай, Корхебель!

Эпилог

Тёмная комната, насквозь пропахшая кишечными газами, перегаром и гниющим мусором. Батарея пустых бутылок у стены, на полу шевелящиеся клубки человеческих тел. Кто-то бормочет во сне, кто-то всхлипывает, кто-то храпит. В окно слабо, неуверенно сочится холодный тревожный свет зимнего утра. Вглядываюсь в расслабленное, облитое рассветной синевой лицо, лежащей рядом девушки. Светлые волосы спутаны, из приоткрытого рта вытекает слюна, тушь размазана. Дрожащими пальцами касаюсь плеча, обтянутого колючей тканью свитера. Девушка вздрагивает, распахивает глаза, полные похмельного непонимания и растерянности.

Улыбаюсь, как можно мягче, чтобы не напугать, не спровоцировать вспышку неконтролируемого гнева или иной негативной реакции, чувствуя, как накатывает давно позабытое ощущение внутреннего напряжения, произношу:

— Здравствуй, Полина.

Конец первой части. Продолжение следует.