Элли и арфист - Прайор Хейзел

Причина третья: дедуля и бабуля (ее родители, бабушка и дедушка Эда) гораздо успешнее справляются с бытом, в том числе с приготовлением пищи и организацией распорядка дня.

Причина четвертая: дедуле и бабуле (ее родителям, бабушке и дедушке Эда) нужен какой-то проект, чтобы продолжать жить. На данном этапе Эд и есть этот проект.

Причина пятая: в наши дни семьи уже не те, что были в прошлом. Пока у Эда есть подходящее место для жизни, хорошая школа и хорошие люди вокруг, у него все прекрасно.

Причина шестая: она, Косуля, замужем за своей музыкой, а это значит, что ради нее ей приходится чем-то жертвовать.

Причина седьмая: разумеется, она любит Эда, но связь с ним оказалась не так сильна, как она ожидала. Возможно, связь станет сильнее, когда она начнет вести более оседлый образ жизни.

Причина восьмая: все сложно.

Эд запомнил все эти доводы почти дословно и, похоже, их принял. Но ни один из них не показался мне убедительным, особенно последний. Когда я сам говорил об этом с Косулей, она называла совсем иные причины. Все они были связаны с мужчиной-гитаристом и разными скрепляющими их и дергающимися струнами.

Я спросил Эда, как часто Косуля приходит к нему в гости.

– Примерно раз в неделю, – ответил он. – Она говорит, что приходила бы чаще, но очень, очень занята.

Я не стал больше об этом расспрашивать, но подумал, что это похоже на тот период, когда она была моей девушкой. После того, как первый прилив возбуждения прошел, мы встречались примерно раз в неделю, когда ей было нечем заняться. Может быть, Косуля не создана быть девушкой или матерью. Может быть, она создана лишь для того, чтобы стать талантливой арфисткой, и все остальное в ее жизни отходит на второй план. Возможно, это нормально, а возможно, и нет. Я не могу отделаться от ощущения, что Эд не должен находиться так далеко в чьем-либо списке приоритетов.

Списки заставляют меня вспомнить Элли Джейкобс, эксмурскую домохозяйку, ведь у нее тоже был список, и в нем значилась игра на арфе. Она уже очень, очень долго не приезжала в амбар играть на арфе. Меня это беспокоит.

36

Элли

Я пытаюсь писать стихи, но мое вдохновение иссякло. Чтобы это исправить, я отправляюсь на долгие зимние прогулки. Смотрю на голые деревья, на застывшие узоры в ручье, на бедных птиц, скачущих по холодной земле в поисках пищи. Я думаю о своей арфе и о Дэне.

К Амбару «Арфа» я даже не подхожу. Мне нельзя рисковать. Любой неверный шаг – и мой брак окажется на краю пропасти. Интересно, как поживает Дэн, закончил ли он арфу Фифи, часто ли видится с сыном? Интересно, они с Родой снова вместе? Мне нужно отпустить ситуацию, но я не могу. Мне больше, чем когда-либо, хочется играть на арфе, слушать ее успокаивающие звуки. Прислонить голову к деке и ощутить тепло дерева. Интересно, вернусь ли я к ней когда-нибудь? Я знаю, что уроков с Родой больше не будет. Должно быть, она меня ненавидит.

Впрочем, не так сильно, как сейчас ненавидит меня Клайв. Я думала, что со временем его ярость утихнет, но, похоже, она только разгорается. Он допоздна задерживается на работе. Я с тревогой убираю ужин в духовку и жду, слишком напряженная, чтобы чем-то заниматься. Наконец снаружи доносится шум мотора. Через несколько минут открывается входная дверь. Я бегу ему навстречу и пытаюсь поцеловать, надеясь, что именно в этот день лед растает, но он лишь отмахивается от меня. Он бросает портфель в прихожей и сразу идет наверх, переодеться. Спустившись вниз в джинсах и свитере, он идет в гостиную. Он плотнее складывает старые экземпляры «Дейли Телеграф» и автомобильных журналов, раскладывает вокруг них на решетке хворост для растопки, чиркает спичкой и поджигает их сразу в нескольких местах. Сверху он подбрасывает поленья, подкармливая пламя.

Я приношу Клайву ужин. В последнее время ему как будто не хочется есть за столом. Мы едим в полной тишине, иногда ее разбавляют звуки телевизора.

После ужина он открывает бутылку виски.

В мусорном баке накопилось много пустых бутылок из-под виски.

Однажды вечером, около недели назад, я растопила камин перед возвращением Клайва. У меня это не очень хорошо получается, но я справилась. Я подумала, что ему будет тепло и уютно и это станет приятным сюрпризом. Я представляла, как мы займемся любовью на коврике у камина, как это было всего несколько недель назад. Я снова жаждала этой близости.

Но нет.

– Зачем ты это сделала? – спросил он.

– Хотела избавить тебя от лишних хлопот. Я думала, ты обрадуешься.

Он поморщился.

Что бы я ни делала, все было неправильно. Но пока мы вели тот своеобразный разговор, я собралась с духом и спросила то, о чем уже давно думала:

– Клайв… Мы все еще собираемся к Вик на Рождество?

– Нет, – ответил он. – Можешь ехать, если хочешь.

– Но я же обещала Вик!

Он потянулся к пульту от телевизора.

– Это твоя проблема, а не моя.

– Пожалуйста, давай ты поедешь со мной, – предприняла я попытку его уговорить. – Им всем так нравится, когда мы приезжаем. Они будут так разочарованы. И… это ведь Рождество.

Перечислить особенности этого периода я не осмелилась.

– Как я уже сказал, можешь ехать. Я останусь здесь.

– Клайв, я не могу уехать и оставить тебя здесь одного! Это было бы… И вообще, что они подумают?

Он пожал плечами и включил телевизор.

Я наблюдала за ним, насупив брови. Мне не нравилась перспектива долго-долго ехать одной на север, но мне становилось не по себе при мысли о разочарованных лицах племянников и племянниц и о том, что все приготовления Вик пропадут даром, если я отменю поездку. Клайв сосредоточенно смотрел передачу о камбале, так что уговаривать его было бессмысленно.

– Ну что ж, – в смятении вздохнула я, – в таком случае я позвоню Вик и придумаю какую-нибудь отговорку. Мы встретим Рождество дома, вдвоем.

Я должна перепробовать все варианты. Рано или поздно я верну нам прежнего Клайва. Он не может вечно на меня дуться.

– Как знаешь, – сказал он. – Ты же всегда поступаешь как хочешь.

Сочельник. Клайв куда-то уехал. Понятия не имею куда. Он взял свою машину.

День светлый и ясный. Я открываю заднюю дверь и выхожу на улицу. Сад весь в кристаллах, каждая травинка блестит и переливается в лучах солнца. Я натягиваю куртку и вдыхаю колючий от холода воздух. Он бодрит. Лучик солнца падает на щеку, и мне становится легче.

Скоро все изменится. Так дальше продолжаться не может. Меня наполняет уверенность: Клайв меня простит. Должен простить. Интересно только когда. Ну, конечно! Он решил дотянуть до завтрашнего утра, чтобы сделать Рождество еще более чудесным. Или он простит меня сегодня вечером. Возможно, уже сейчас он бродит по магазинам в поисках какого-нибудь милого подарка, какой-нибудь красивой вещицы, которая, как он знает, мне понравится. Он обнимет меня. Страстно поцелует меня, а я поцелую его в ответ, и все снова будет хорошо. Мы найдем способ восстановить наши отношения после этих невзгод. Все будет как раньше, когда он покупал мне цветы, массировал мне ноги и поддерживал меня, когда что-то шло не так. Я улыбаюсь, чувствуя, как с сердца уходит тяжесть.

С тех пор, как я отменила поездку к Вик, я почти ничего не делала для подготовки к Рождеству, разве что заказала индейку. Теперь я берусь за дело. Я хватаю секатор и бегу в сад. Кусты остролиста сверкают тугими гроздьями ягод; здесь есть и плющ. Я срезаю понравившиеся веточки, подравниваю их и перевязываю красными лентами. Я размещаю их на книжных полках, над картинами, вдоль каминной полки – везде, где только можно. Чтобы дом выглядел празднично.

Из шкафа под лестницей я достаю рождественскую коробку. Внутри – клубок сверкающих вещиц. Я выуживаю струи мишуры и украшаю ими перила лестницы и пространство вокруг камина. Все наши рождественские открытки лежат кучей на кухонном подоконнике. Я расставляю их по шкафам и комодам.