Элли и арфист - Прайор Хейзел

– Я по-прежнему злюсь на тебя, Дэн, – напоследок заявила она.

По-моему, родители Косули весьма небезразличные люди, хотя они и не очень понимают, что нужно Эду. Они думают, что ему необходимы куча учебных занятий, деньги и разные компьютерные прибамбасы. Похоже, они не догадываются, что в первую очередь ему нужно много деревьев, свежего воздуха и музыки.

Но я скажу кое-что в их пользу. Бабушка и дедушка Эда готовы ему помогать. Когда он спросил, могут ли они отвезти его в Амбар «Арфа», чтобы он навестил там меня, они ответили, что могут. Они приехали ко мне в субботу утром в десять тридцать шесть.

У Эда и так большие глаза, но они стали еще больше, когда он вошел внутрь.

– Дэн, папа! – воскликнул он.

Мне это понравилось.

Он поочередно осмотрел каждую арфу, пощипал несколько струн и осторожно постучал по деке, чтобы проверить, может ли она служить барабаном. Бабушка и дедушка стояли где-то в углу и молчаливо наблюдали. Казалось, такова была их роль в этой жизни.

Наконец Эд повернулся ко мне.

– А поезда ты умеешь делать? – осведомился он.

Конструкция небольшого поезда проще, чем конструкция арфы. А механизм для его запуска, как только я приобрету необходимые детали, будет несложно установить. Не исключено, что изготовление поездов станет еще одним направлением моего бизнеса, и эта его часть будет находиться под руководством Эда. Хотя тогда мне придется переименовать Амбар «Арфа» в Амбар «Арфа и Поезда». Или Амбар «Поезда и Арфа». Как лучше? Я задумался. Моя сестра Джо знала бы ответ. И у Томаса было бы на этот счет свое мнение. И у Элли и ее тихого и немногословного мужа, который приезжал сюда на прошлой неделе. Также я мог бы посоветоваться с Косулей и ее родителями. Но прежде всего я мог посоветоваться с Эдом. Как же много вокруг людей, с которыми мне теперь можно советоваться!

– Да, – ответил я.

Я приготовил кофе для бабушки и дедушки и усадил их в теплое место у камина, поскольку Джо объясняла мне, что бабушкам и дедушкам часто бывает холодно, и они любят кофе, и было бы неплохо устроить их поудобнее. Мы с Эдом не стали пить кофе и сидеть у огня, поскольку нам было гораздо интереснее смотреть на арфы. Затем настало время покормить Финеса, и мы вышли на улицу, прихватив с собой средневековую арфу Чибис. В прохладном воздухе витал аромат сосен, приятный и терпкий. Я сыграл на арфе аккорд фа минор, и Финес побежал через двор нам навстречу.

Я представил Финеса Эду, а Эда – Финесу. Оба, казалось, были рады встрече друг с другом. Финес съел свой обед из рук Эда.

– Папа, научи меня, пожалуйста, играть аккорд фа минор, – попросил меня Эд. Он видел, как Косуля играет на арфе, и несколько раз сам пробовал это делать, но сыграть аккорд фа минор ему пока не удавалось.

Я начал его учить, прямо так, в саду. У нас замерзли пальцы, но мы были слишком увлечены, чтобы обращать на это внимание. У Эда маленькие пальчики, и они как будто не хотят попадать в нужные места, поэтому на освоение аккорда фа минор ушло много времени. Минут двадцать. Финес сходил с ума. По-видимому, он считал, что каждый раз, когда он слышит что-то похожее на аккорд, ему полагалась очередная порция обеда. Он и правда получил немного больше, чем обычно, потому что Эд его жалел. Мне пришлось сказать Эду, что Финесу необходимо следить за весом. Если он растолстеет, он точно не сможет летать, а он и так летает неважно, с его-то травмами.

Потом кое-что случилось: из-за того, что на улице было очень холодно, а арфа Чибис уже некоторое время подвергалась давлению мальчишеской силы, одна из ее струн (вторая октава до) вдруг звякнула и порвалась.

Я посмотрел на Эда, Эд посмотрел на меня.

– Ой! – воскликнул он.

Я спросил, не больно ли ему.

– Нет, – ответил он, – но арфе больно, да?

Я сказал, что не произошло ничего страшного, у меня полно запасных струн и мы скоро все наладим.

Эд вытащил сломанную струну из гнезда.

– Теперь я умею играть на арфе. Можно я помогу тебе изготовить арфу?

Я согласился. Когда я закончу арфу Фифи, мы изготовим новую арфу вместе, как я делал с отцом, когда был мальчишкой. Эд сам выберет дерево и дизайн. Мы вместе сходим на прогулку и найдем подходящий камешек. Эд поможет мне со шлифовкой, и мы вместе поставим струны. А потом он придумает мотив.

– Что такое мотив? – поинтересовался он.

Я сказал ему, что это простой узор, который легко вырезать на грифе или боках арфы.

– А-а, – протянул Эд. – Я знаю, какой будет мотив!

В этот момент в сад вышли его бабушка и дедушка.

– А, вот вы где! – воскликнула бабушка.

Я подтвердил, что мы здесь.

– Спасибо, Дэн, – сказала она. – Было очень интересно, но сейчас нам пора вернуть Эдварда домой.

Они потащили Эда к своей белой «Тойоте».

Но он вырвался, подбежал ко мне и обхватил ручонками мои ноги:

– Я рад, что ты мой отец.

Я почувствовал в уголках глаз странное покалывание.

– О, – только и произнес я.

Я закончил арфу Фифи, осталось только вырезать на ней имя «Фифи». Майк Торнтон сказал, что доплатит мне сто фунтов, так что я это сделаю, хотя по-прежнему считаю, что это не самое удачное слово для гравировки на арфе. Но теперь все поменялось, ведь я должен платить за содержание Эда.

Эд приходит в амбар каждую субботу. Финес все толстеет и толстеет. Эд с удовольствием кормит его и довольно грамотно исполняет аккорд фа минор. Финес узнает его манеру игры и несется к нам даже быстрее, чем обычно, потому что знает, что получит от Эда огромное количество фазаньего корма.

Мы продолжаем рассуждать об арфе, которую изготовим вместе. Я спросил Эда, не хочет ли он, чтобы я смастерил для него поезд, поскольку он намекнул, что ему это может понравиться, но, похоже, он передумал. Он сказал, что у него уже есть хороший поезд. Но, может быть, мы могли бы сделать арфу и вырезать на ней мотив в виде поезда? Я поаплодировал его блестящей идее и сказал, что, безусловно, мы можем так сделать. Он подчеркнул, что это должен быть паровоз, вроде того, что ходит от Майнхеда до Бишопс-Лидард, и я мог бы вырезать клубы дыма, выходящие из его трубы, чтобы было совершенно ясно, что это именно тот поезд.

Я ответил, что с радостью это сделаю. А еще (тут я проявил гораздо больше общительности и авантюризма, чем обычно) в поисках вдохновения мы также могли вместе прокатиться на паровозе. Я не очень люблю поезда, я больше люблю деревья, но энтузиазм Эда заразителен.

Так что в один из выходных мы вместе отправились в Уотчет, а оттуда на поезде добрались до Стогамбера и остановились выпить чаю в саду возле станции. Точнее, у меня был стакан воды, а у него апельсиновый сок. Бутербродов в кафе не оказалось, поэтому я съел кусочек торта, а Эд – шоколадный батончик. Мы были единственными, кто в такой холод сидел на улице в саду. Я спросил Эда, что он любит в паровозах, и он ответил, что ему нравится блестящая труба и то, как они пыхтят при движении, а еще гудок. То, как он это описал, мне тоже понравилось, несмотря на окружавших нас людей и шум.

В тот день я неплохо держался рядом людьми и шумом.

Эд – он как талисман. Все ужасные вещи кажутся не такими ужасными, если я просто думаю: «Вот, это Эд. Он мой сын». Поэтому я часто так думаю.

Он говорит о стольких вещах, что мне порой трудно за ним угнаться, но свою маму он упоминает редко. В Стогамбере я спросил Эда, часто ли он ее видит.

– Нет, не часто, – ответил он.

Я спросил, знает ли он, почему так происходит.

Эд нарисовал ногой на земле узор.

– Я спросил, но она просто сказала: «На то есть свои причины». Поэтому я спросил: «Какие причины?»

– Она назвала причины? – поинтересовался я, и Эд рассказал мне, что в конце концов она озвучила следующие доводы:

Причина первая: это для его же блага.

Причина вторая: она не прирожденная мать. Так уж случилось.