Лабиринт - Яэко Ногами

бросился в свою контору. Сёдзо вошел вслед за ним. Обитатели меблированных комнат в зимнее время часто собирались по пять-шесть человек в общей гостиной или в конторе хозяина; тут были радиоприемники и стояли чугунные печки, которые топились углем. Можно было погреться и заодно послушать радио.

Сейчас в конторе было полно народу. События так взбудоражили всех жильцов, что никто не мог усидеть у себя в комнате. Каждому хотелось узнать подробности, похвастать, что он чуть ли не первый узнал о случившемся, и поделиться впечатлениями. Люди сгрудились вокруг печки, курили сигареты, небрежно стряхивая пепел кто в пепельницу, кто в печку, а кто и прямо на пол, высказывали различные суждения и строили всевозможные догадки.

Сёдзо узнал, что было совершено покушение на всех министров, но убиты как будто не все.

— Раз у них были пулеметы, им, конечно, ничего не стоило ворваться в любой дом и взять приступом любое помещение.

— Я только что был на почте, и там один человек рассказал мне, что видел террористов собственными глазами. На рассвете у его жены начались роды, он побежал за акушеркой и вдруг видит — идут грузовики, битком набитые вооруженными солдатами.

— Но чего они хотят добиться такими безрассудными действиями?

— Несомненно, они добиваются создания фашистского кабинета.

— Как бы там ни было, но убивать Неваляшку — это чистейшее безумие! Этого им никто не простит,— решительно сказал хозяин, подымаясь с места.

— Не волнуйтесь, хозяин, говорят, он только тяжело ранен; вы так горячо сочувствуете Неваляшке, что, даст бог, он поправится,— пошутил кто-то.

Взглянув на дребезжащее под напором ветра окно с черными от копоти стеклами, сейчас густо залепленными снегом, хозяин сердито, словно мерзкая погода окончательно испортила ему настроение, рванул дверцу посудного шкафчика, достал оттуда поднос с чайной посудой. В металлическом чайнике, стоявшем на печке, вскипела вода, и хозяин заварил чай.

Политические перемены его не очень беспокоили. В конце концов, он даже согласен был на фашизм, плевать! Но как и большинство мелких и средних хозяйчиков, он был горячим поклонником нынешнего министра финансов, которого в его среде считали самым бескорыстным и дальновидным политическим деятелем теперешней Японии. Этот министр ловко выводил страну из любых финансовых затруднений, и в народе его фамильярно называли «господин Неваляшка». Весть о том, что и он стал жертвой мятежников, глубоко возмутила и огорчила хозяина.

Версии расходились: одни утверждали, что министр финансов убит, другие,— что тяжело ранен, а некоторые настойчиво уверяли, что он отделался пустячной царапиной.

— А вы как думаете, Канно-сан?—обратился хозяин к Сёдзо, который сидел у окна на циновке — стульев не хватало, и часть собравшихся разместилась прямо на полу.

Беря чашку чая с подноса, протянутого ему хозяином, Сёдзо в раздумье ответил:

— Не знаю. Если верно, что они стреляли из пулеметов, то...

— Да никто толком ничего не знает,— перебил его кто-то.— Экстренных выпусков газет не было, вот и болтают все, что на ум взбредет...

— Пусть был бы даже ранен тяжело, лишь бы не убит,— горестно вздохнул хозяин.— Да и в самом деле, люди всегда преувеличивают. Ведь ничего определенного не известно. До остальных мне дела мало, лишь бы он был жив!

— Напрасно вы тревожитесь, хозяин! Если не врачи, то ваши молитвы наверняка поднимут его на ноги. Недаром же его зовут Неваляшкой,— снова пошутил иронически настроенный жилец. Это был упитанный мужчина с красным безбородым лицом, в отличие от других куривший сигару, правда не слишком ароматную. Он любил хвастать, что когда-то владел какими-то рудниками в Корее и в ту пору ворочал миллионами.

Жилец, получивший сведения от человека, с которым встретился на почте, сказал, что солдаты были вооружены пулеметами. У них были белые нарукавные нашивки отряда смертников, и они оглашали улицы криками «банзай!». Он собирался добавить еще какие-то устрашающие подробности, но в это время открылась дверь и в комнату вошел еще один жилец — молодой учитель вечерней школы; он жил по соседству с Сёдзо.

Учитель пробирался вдоль стены, держа в руках зонтик, весь белый от снега, который он, видимо, забыл отряхнуть.

— А, наконец-то! — обрадованно воскликнул хозяин, подымаясь ему навстречу. Видно было, что он ждал его с нетерпением.

— Ну как, узнали что-нибудь?

— Да, я только что из редакции, где работает мой брат.

У преподавателя было длинное, бледное, без кровинки лицо; его маленькие глазки щурились и мигали, словно от яркого света, и к тому же сильно косили: один смотрел вверх, а другой — вниз.

Услышав, что учитель только что из редакции, все, кто сидел на стульях, повернулись к нему, а те, кто расположился на циновках, старались подсесть поближе к печке.

Подойдя к печке, учитель остановился, опираясь на зонтик, от которого сразу пошел пар. Он торжественно сообщил, что четыре министра убиты, а пятый пока значится пропавшим без вести.

— Значит, это враки, что он тяжело ранен! — воскликнул хозяин.— Я так и думал. Если бы стало известно, что убит министр финансов, это сразу сказалось бы на валютном курсе. Вот и скрывают. Но в общем здорово они это сделали!

— Помилуйте, как же «здорово», когда людей убивают? — прервал его учитель.

Хозяин как ошпаренный подскочил на стуле и резко повернулся спиной к учителю. Тот, не понимая, почему хозяин так рассердился, недоуменно уставился на него, скорее удивленный, нежели обиженный его поведением. Но хозяин заговорил уже спокойнее.

— В конце концов, черт с ними! Пусть это будут правые, пусть будут левые, лишь бы жить стало легче. Сейчас нас душит спрут, и я за любого, кто готов обрубить ему щупальца!

Не дослушав его разглагольствований, Сёдзо поднялся и вышел из комнаты. Этот учитель, брат которого работал в одной из газет, навел его на мысль о Кидзу. Как же это он сразу о нем не вспомнил? Желание Кидзу исполнилось: прошлой осенью он отправился в Маньчжурию, побывал во многих районах Китая и в январе этого года вернулся в Токио. Надо немедленно ему позвонить. Только вряд ли застанешь его сейчас на месте. В такие дни газетчики в редакциях не сидят. Да и телефоны, наверно, все время заняты. Все-таки он решил попробовать дозвониться. Набрав номер, он, к своему удивлению, сразу же услышал в трубке громкий уверенный голос Кидзу.

— А? Да-да... Быстро расправились... Убиты, кажется, все... Весь кабинет вышел в отставку... Трудно что-нибудь предсказать... Что? Заехать? К сожалению, не смогу... Сейчас уезжаю... Вот что, пока