Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия

— Это ужасно, Глеб, — не могу сдержать потрясённого возгласа. И лишь после взгляда, который он меня награждает, понимаю, что ляпнула лишнего.

— Кто бы говорил. У самой предки не айс. — Беззлобно бросает брюнет, искривляя губы в горькой усмешке.

— Да-а, не повезло нам с родителями, — тяну, стараясь скрыть печаль в голосе и то, что горло перехватывает неприятным спазмом. — А мама?

— Нет её. Просто нет. По крайней мере, для меня. — Резко отвечает Соколовский, и я начинаю жалеть, что вообще подняла эту тему.

— Прости, хотела узнать тебя получше. Если не хочешь, не рассказывай. — Скрыть грусть во взгляде не получается, поэтому я рада тому, что мажор на меня не смотрит.

Глеб вздыхает. Срывает травинку, растущую неподалёку, и кладёт её между зубами, прикусывая. После чего откидывается назад и ложится на спину, убрав руки за голову.

— Прогресс, Жемчужинка. Уже пытаешься заглянуть в мой личный омут с демонами. Не страшно? — Зловеще улыбается парень.

— Страшно, — честно признаюсь. — Но попробовать стоило. Я хочу знать, с кем имею дело, прежде чем вляпаюсь по уши.

— То есть, иными словами, я для тебя — не окончательный вариант? — Я не могу прочитать эмоции, скрытые на дне медовых глаз, поэтому просто пожимаю плечами.

— Жизнь — штука непредсказуемая. Я в этом лишний раз убедилась, когда родная мать выгнала меня из дома и сказала, что знать не желает, а мажор, который меня ненавидел, спас, дал крышу над головой и признался в любви.

На этот раз улыбка Глеба веет теплотой. Мрачные тени исчезли с его лица. Он вновь был собой.

— Вот уж точно. — Широко улыбается брюнет, искоса глядя на меня и пожёвывая травинку.

Вечереет. Становится немного прохладно, поэтому я выуживаю два пледа из вязаной корзинки и протягиваю один из них Соколовскому.

— Держи.

— Я хочу с тобой. — Глеб недовольно поджимает губы, выбрасывает пожёванную травинку, и кидает протянутый ему плед на мои ноги, укрывая их. — Злая ты, седовласка. И жадная. — Подытоживает он, заставляя меня расхохотаться.

— Уйдёшь от меня? — Бросаю провокационную шутку, а сама замираю в ожидании ответа.

— Чёрта с два ты от меня так просто отделаешься, Арина! Я не для этого столько мучился. Поэтому, двигайся! Пледа хватит на двоих.

С этими словами Соколовский нагло притискивается к моему боку, а я и не против. Правда, ему об этом пока знать не обязательно. С ним теплее и приятнее. Даже просто голову на плечо ему положить — и уже становится так хорошо и спокойно на душе.

— Ты разбираешься в созвездиях? — Дыхание мажора опаляет щёку. Я не поворачиваюсь, потому что сердце сладко замирает от нашей близости. Если повернусь — не смогу удержаться и сама его поцелую.

Видимо, начинаю потихоньку привыкать к его присутствию в моей жизни и постоянному нарушению личных границ. Начинаю привыкать к мысли, что я больше не одна в этом мире.

И это самое опасное чувство в мире. Ненадёжное. Доверишься, расслабишься, а потом сама не заметишь, как придётся собирать себя по осколкам.

— Немного, — запоздало отвечаю Глебу, выныривая из своих безрадостных размышлений. — А ты?

— За кого ты меня держишь? — Прыскает Соколовский. — Я разве похож на ботана-астронома?

— Чего тогда спрашивал?

— Думал, ты разбираешься. Девчонки любят такое. Романтика, все дела. — Брюнет приобнимает меня, примостившись ещё ближе.

— Не знаю насчёт поиска созвездий, но даже просто понаблюдать за звёздным небом, вне города — уже романтика.

— Тогда, давай, так и сделаем, как только окончательно стемнеет. — Мне, наверное, показалось, но Глеб в этот момент счастлив, как ребёнок.

Время за непринуждёнными беседами пролетает незаметно. Мы не замечаем, как солнце садится за горизонт и темнеет окончательно. Воздух, несмотря на лёгкую морозность, намекающую, что скоро ноябрь, приятен и свеж. В специально предназначенную ямку для костра, мы кидаем заранее купленный хворост и поджигаем его. Пламя становится дополнительным источником тепла и света, выпуская весёлые снопы искр в небо.

Я заворожено наблюдаю за этим, положив голову Соколовскому на грудь. Он поглаживает меня по плечу и периодически целует в висок, глубоко и часто дыша. Я знаю, что это означает, но мне страшно и волнительно сделать первый шаг.

Да, что там… Хотя бы просто голову повернуть в его сторону!

Видимо, что-то почуяв, или уловив изменение в моём настроении, Глеб начинает потихоньку заваливаться назад, и тянет меня за собой. Я не сопротивляюсь, позволяя мажору уложить меня рядом.

— Мои познания ограничиваются Большой Медведицей. — Глупо хихикаю я, устраиваясь поудобнее на его руке.

— Не страшно, я всё равно бы ничего не понял и не нашёл. — Успокаивает меня брюнет. — Поэтому, давай просто наслаждаться чудесным видом. В городе такого не увидишь.

Я согласно вздыхаю, чувствуя жар в груди от нашей близости. И удивляюсь тому, что Соколовский сегодня бьёт все рекорды по сдерживанию своих «животных» инстинктов, не пытаясь целовать меня при каждом удобном случае.

— Смотри! Звезда падает! — Восклицаю я и резко привстаю, наблюдая, как огненный хвост кометы быстро гаснет, скрываясь в веренице звёзд.

— Я вижу тут лишь одну звезду, Жемчужинка. И она затмевает все звезды на небе, которые я сегодня увидел.

От неожиданности, я оборачиваюсь и натыкаюсь на взгляд, полный скрытой нежности. Там её столько, что можно утонуть. И я, кажется, тону. Позволяю себе раствориться в ней и сама пододвигаюсь к Соколовскому.

— Ты знаешь, что смущаешь меня этими фразами? — Почему-то говорю шёпотом.

— Знаю, но твоя реакция бесценна. — Так же тихо хрипит мажор. — И я не могу молчать, ведь ты действительно так прекрасна и душой и телом, что у меня крышу сносит…

Глеб склоняется к моему лицу. Проводит большим пальцем по нижней губе, не отрывая от неё плотоядного взгляда. И, наконец, с рыком впивается в них. Целует меня так, что я сама становлюсь костром. Льну к брюнету и он пользуется этим, усаживая меня на себя сверху.

Поцелуи становятся глубже. Жарче. Дыхания не хватает. Тело подрагивает каждый раз, как горячие ладони Соколовского проникают под вязаную кофту и гладят обнажённую кожу. Его пальцы впиваются в мою талию и двигают, имитируя волнообразные движения.

— Я точно сойду с ума такими темпами, седовласка. Нам нужно остановиться, иначе мы пропустим самое интересное. — Брюнет отрывается от моих губ, тянется к смартфону, лежащему в одной из корзинок всё это время, и смотрит время. — Сейчас начнётся. — Хрипит он и поднимает взгляд вверх.

Я не понимаю, что происходит и о чём он говорит, но тоже смотрю на небо. В это время Соколовский ловко ссаживает меня с себя и уходит в сторону машины. Его нет буквально минуту, но я всё равно напряжённо вглядываюсь в темноту, в которой он скрылся.

И тут меня отвлекает грохот в небе, вслед за которым поляну озаряет яркое свечение.

— Фейерверки! — С восторгом ахаю я.

Огромные небесные цветы друг за другом «расцветают» над головой. Разноцветные и искрящиеся. Глаз не оторвать.

Я поднимаюсь с покрывала и встаю, чтобы было лучше видно. Вместе со мной на фейерверки любуются те, кто гулял неподалёку. Они восторгаются не хуже меня, парочки обнимают друг дружку, а дети, которых держат за руку родители, прыгают на месте, тыча пальцем в небо и интересуясь, что это такое.

Я пропускаю момент, когда Глеб возвращается, увлечённая зрелищем. Но когда рядом разливается ненавязчивая мелодия, сотканная из россыпи гитарных переборов, я понимаю, что больше не одна.

Соколовский удобно сидит на покрывале и, закрыв глаза, перебирает струны. Уже только от этого эмоции начинают зашкаливать. Но когда брюнет начинает петь, всё и все вокруг пропадают. Остаются лишь он, я, его песня, посвящённая мне и фейерверки.

Фейерверки, которые в самом конце, стоит последнему аккорду оборваться, взрываются в форме прекрасного сердца, с надписью под ним «Я люблю тебя, Жемчужинка».