Последний долг - Пэппер Винтерс

случайных клиентов в тёмных переулках. Мы выкрутились. Справились. Уильям подрастал, и его интерес к истории нашей семьи и выходкам Уиверов усиливался с каждым годом.

И встретив однажды дочь Сони, парень взял дело в свои руки. На его четырнадцатилетие я дала ему пару монет и отправила в местный магазинчик, наказав выбрать подарок по душе.

Однако мой драгоценный внук вернулся с деньгами обратно, рассказав историю о том, как повстречал девочку Уивер, которая попросила называть себя Коттон (прим. пер.: Cotton в переводе с анг. ― хло́пок), хотя настоящее её имя было Мэрион.

Время летело неумолимо, приближая обоих первенцев ко дню икс. Между тем я заметила странности в поведении Уильяма. Он был силён, несомненно! Красноречив, добродушен, трудолюбив, но было в нём что-то, чего я не могла объяснить.

Часто, лёжа ночью в кровати без сна, я всё думала об этом. Почему он такой… другой. Почему много знает о чужих бедах, почему отдаёт порой с трудом нажитые деньги тем, кто в них нуждается больше, или проявляет сочувствие к случайным знакомым на улице.

По мере его взросления, Уильм всё труднее переносил людные места. Он начинал дрожать, покрывался испариной, заставляя меня с ужасом думать о болезни, от которой умер его отец.

И я сделала всё возможное, чтобы сберечь его. Экономила каждый цент, чтобы обеспечить ему лучшую жизнь.

И, наконец, она наступила.

Наша новая жизнь началась одним вечером в местном борделе, где заплесневелая кровать обеспечивала долю прибыли моей ночной халтуры. После работы я, как обычно, направилась в наше временное жильё, которое любезно предоставил мне местный пекарь, несомненно ― добрый человек.

Уильям посмотрел на меня ― он как обычно был перепачкан мукой. Парень работал весь день напролёт у пекаря, выпекая хлеб и обслуживая его клиентов. Он предпочитал трудиться вдали от людей, прячась на кухне наедине с мыслями. Мой внук превратился в очаровательного, невероятно красивого мужчину.

Глядя на него, я никак не могла поверить, что в следующем месяце ему исполнится двадцать один год.

Я гордилась им. И я гордилась собой. Гордилась за то, что не сломалась, даже когда жизнь нещадно била.

Бросив шаль на слегка припорошенное мукой кресло, сказала:

― Я тут кое-что услышала, Уилл. Мы можем уехать далеко отсюда, к лучшей жизни.

Мой драгоценный внук посмотрел на меня, замешивая тесто, и одарил улыбкой. Его светло-карие глаза цвета спелого мёда, доставшиеся ему от отца, сияли на перепачканном глазурью лице.

Каждый раз глядя на него, сердце щемило от воспоминаний моих дорогих детей. Отчаяние и ярость никогда не покидали меня, вскармливая, словно мать младенца, и я не умру, не получив отмщения.

Вытерев руки о кухонное полотенце, мой мальчик сел на грубо сколоченный табурет, стоящий у печи. Подойдя к ведру с водой, я зачерпнула пригоршню и ополоснула руки, а затем шею, жалея, что не могу отмыться от отвратительной вони мужчин, что им пользовались.

Да, у меня есть внук, но содержала я себя сама. И выглядела лучше, чем большинство шлюх в этом городе.

― И что же ты слышала, ба?

― Слышала от зазывал, что человек из Генуи, некий Христофор Колумб, отправился в своё второе путешествие, ― сказала я, улыбнувшись. ― Говорят, со времён викингов не рождался такой храбрец, готовый отправиться через моря к новым мирам, рискнув жизнью. ― Голос дрогнул от нетерпения. ― Невероятный успех его первого плавания вдохновил многих кораблеторговцев последовать его примеру. За первооткрывателями будущее, Уильм. Ибо рискнувшие вернутся с богатствами и новыми знаниями.

Сердце стучало, как сумасшедшее, пока я рассказывала об услышанном на улицах этим утром. Новости из Европы распространялись быстро, словно заразная болезнь, поражая услышавших.

― В прошлый раз он взял три корабля. В этот раз ― семнадцать. Ты можешь только представить, Уильям? Семнадцать кораблей с храбрецами, чтобы узнать, что скрывает горизонт. Они ушли утром, ― сказала я, подумав о том, как бы хотела увидеть всю эту армаду, отходящую от порта где-то в Испании, махая им вслед белым платком.

Уильям снисходительно улыбнулся в ответ.

― Бабушка, тебе нужно оставить эти фантазии. Наша жизнь здесь. ― Он поднялся, взял кухонное полотенце и начал доставать из печи подрумянившийся хлеб. ― Я знаю, что тебе это не нравится. И я знаю, что ни ты, ни твоя семья не обрели здесь счастья, но так же я знаю только такую жизнь.

Уильям весь пошёл в отца ― был таким же добряком. Предпочитал добиваться всего мягкостью и добротой, нежели драться и рвать за то, что принадлежало тебе по праву.

― Может и так, но умирать здесь я не собираюсь, ― скрестив руки на груди, парировала я. ― Так или иначе, я уеду из этой страны, и ты поедешь со мной.

Он покачал головой, мягко улыбнувшись. Он привык к моему нытью о поисках лучшей жизни и лучшего мира. Я бы всё отдала за то, чтобы переехать. Найти то, что нам причиталось после всех невзгод.

― Идея не плохая, но это наша жизнь. ― Он поморщился, садясь на стул ― его тело ныло от тяжкого труда. Не хотелось бы, чтобы он рано сошёл в могилу, когда я нашла способ обеспечить нам жизнь высшего класса.

Встав, я пошарилась в юбках. Я горбатилась десятилетиями, чтобы скопить такую сумму. И выходя из дома, всегда брала с собой, пряча в одежде.

Деньги.

Достаточно для двоих, чтобы сесть на следующий корабль, уходящий из порта.

Обогнув стол, я протянула ему потрёпанный кошелёк, который предлагал так много.

― Мы уезжаем, Уильям. И никаких разговоров. И вернёмся мы только когда разбогатеем.

***

По моим подсчётам шла восьмая неделя.

Почти половина пассажиров, поднявшихся на борт «Куртизан Куин» и заплативших за жалкий гамак в трюме, наполненном крысами, умерли. Из дёсен сочилась кровь, а желудок, попади в него сейчас еда, вернул бы всё обратно. Перед глазами плыли пятна, и всё было в сером цвете.

Но Англия осталась далеко-далеко позади.