Летом перед грозой - Дмитрий Валерьянович Лекух

то не всегда, а в совершенно исключительных случаях. Парень, короче, хороший, и друг настоящий, но та-а-акой телёнок… Ну, я и подшил ему простынку к бретелькам тельника по-тихому да и уснул успокоенный, с чувством честно выполненного долга. Утром по команде «подъем» такой Бэтмен со второго яруса летел, чуть вся казарма с ума не сошла…

Мужики – уже даже не смеются.

Плачут.

– Понимаешь, – всхлипывает Глебушка, – теперь, почему его Гайжюнай даже через два года помнил?!

– Понимаю, – всхлипывает в ответ Олег «Недмитриевич», – я б такого тоже, пожалуй что, не забыл…

Я вздыхаю.

– Это у меня такой ответ, – прикуриваю, – довольно быстро выработался, на повсеместный армейский идиотизм. Почему-то казалось, что если возвести его в квадрат и еще слегка преумножить, то он как-то сам постепенно рассосется. С Вовкой, кстати, потом еще одна смешная история была, уже за речкой, в Афгане. Не без моего, естественно, участия. Куда ж бочке без такой-то затычки. Рассказать?

– Рассказывай, – требует Алёна, потому как мужики, похоже, до сих пор отсмеяться не могут.

Я подливаю себе пивка, вопросительно смотрю на окружающих.

У всех полные.

У мужиков, в смысле.

А вот девушке – можно, пожалуй, – и долить…

…Делаю глоток.

Закуриваю.

Выдерживаю, так сказать, паузу…

– Мы тогда под Газни стояли, типа, летним лагерем. Ну, – представляете: несколько линий палаток, гравийный плац небольшой. «Спецы», естественно, – в «первой линии», нас без присмотра оставлять нельзя, иначе сдуру та-а-акое натворим, ни один политотдел не ответит, что это было…

Ларин снова всхлипывает.

Он эту историю знает.

Не первый год дружим уже, в конце-то концов, да и биографии во многом похожие.

– Ну, так вот, – затягиваюсь. – Народ тогда на боевые уперся, в горы. А меня, с какого-то перепугу, дежурным по подразделению оставили. Ну, и двух молодых, дневальными, чтобы совсем скучно не было. И вот хожу я по лагерю. Делать совершенно нечего, книжки, которые в части в библиотеке взял, уже по три раза, наверное, перечитал. А молодых гонять я, честно говоря, что-то не слишком любил, не понимал я этого развлечения. Службе поучить, – да, и иной раз довольно жестко. А так, чтобы без дела, так это не интересно…

Тушу сигарету, допиваю стакан с пивом.

Наливаю себе еще.

– Ну, значит, гуляю. Туда, сюда. Скучно. И вдруг гляжу, – шланг лежит. Нормальный такой, резиновый. Чистый, кстати. Так, думаю. Это, блин, неспроста. Беру его, поднимаю, сворачиваю потуже. И тут меня посещает – мысль. Что для советского десантника не только редко, но и вообще прямо противопоказано. У него от этого заворот мозгов может случиться. Вот ровно как у меня тогда. Потому как я беру этот самый шланг, тащу к себе на «первую линию» и засовываю в спальный мешок моего друга Вовы. Любуюсь на проделанную работу и, естественно, немедленно забываю…

…Глебушка уже хрипит.

Да и остальные тоже не отстают.

Заразное это дело, наверное…

– Так вот, – продолжаю с самым серьезным видом, – возвращается народ с боевых. Какая тут, на фиг, вечерняя поверка?! Умываться и спать. А спала тогда десантура, как я уже рассказывал, – в тельниках. А деды, типа нас с Володей, – так еще и без трусов: вот Бог ее знает, откуда эта дурацкая мода пошла. Ну, все пакуются. И, вдруг задушенный такой голос нашего Володечки: «Ребята! Ребятушки! У меня там… змея!»…

…Народ снова плачет.

Хорошо им, думаю.

– А змей, – хмыкаю, – в тех краях реально нереально много. Так что, в общем-то, ничего особенно удивительного. Ну, я, естественно, – тут же, первый: Вова, ты только не шевелись! Подгоняю «шестьдесят шестой», отбираю у молодых два поясных ремня брезентовых, привязываем Вована за запястья к «шишиге»: он бледный как полотно. Ставлю тех же молодых с двумя саперными лопатками по бокам, командую водиле: давай, сразу чтоб! Сразу на третью! И рывком!!!

…Тут – уже все плачут.

Включая, как выяснилось, незаметно подошедших Санечку с поваром дядей Вовой и егерем Толиком.

Дела…

– Ну, – вздыхаю, – дальше все понятно. Вова скачет голой жопой по гравийному плацу, молодые со всей дури лупят саперными лопатками по его спальнику, а я незаметно отваливаю. Часа четыре прятался: поймали б – точно убили. Десантура же! Мои друзья-идиоты. Никакого чувства прекрасного…

Народ продолжает плакать.

Я подхожу к москитке.

Закуриваю.

Задумчиво смотрю на раскинувшийся за сеткой серый полярный день.

Мне скучно…

– Ладно, – прерывает затянувшееся веселье Санечка. – Хорош ржать. Идите, будите остальных, баня почти готова. Там мелкий как раз сейчас всё дошуровывает, так что вполне пора…

Все направляются к выходу, но меня Саня прихватывает за рукав.

– Валерьяныч, – командует вполголоса. – А ты, пожалуйста, подзадержись…

И, уж совсем тихо повторяет:

– Пожалуйста…

…Я, естественно, – торможу.

Закуриваю.

– Что, – спрашиваю, – что-то случилось?

Саня вздыхает.

– Толик, – кивает в сторону длинной жилистой фигуры, – медвежьи следы недалеко от лагеря видел. Свежие. Похоже, медведица с двумя медвежатами. Ну, эти в лагерь-то не сунутся, они здесь, на этой территории чужие. Проходящие. Но все-таки надо как бы поосторожнее. За ними и «наш» может, как бы, сдуру подтянуться…

Я медленно киваю в ответ.

– Что предлагаешь?!

Он морщится.

– Завтра, – говорит, – пойдем его поищем. И погоняем, если что. А сегодня я с собой туда вниз, к бане, ружьишко возьму, чисто на всякий случай. А тут, в лагере, Толик посидит. Он его и без ствола прогонит, знает как. Помор, дело привычное. Ну, а потом мы с тобой пораньше в лагерь вернемся, его подменим, он тоже помыться хочет…

– Да не вопрос, – жму плечами. – Может, мне тоже «слонобоя» прихватить, которого Гарик оставил?

Саня морщится.

Потом отрицательно мотает головой.

– Да не стоит, – кривится. – В любой момент могут охотоведы из заповедника пожаловать. Давненько их не было что-то а то. Не. Ни к чему. Толик и так шугануть может, да и я, если что, просто вверх как бы пальну. Он же обычный медведь все-таки, а не людоед какой закоренелый. Обойдемся. Вполне…

…Когда я собирал в палатке банные шмотки, «слонобоя» все-таки, чисто на всякий случай, проверил.

Все в порядке.

Лежит удобно.

Ну и хорошо…

Глава 42

…Баня вышла, кстати, реально знатной.

Палатка, – не брезентовая, из какой-то синей синтетики, – держала пар удивительно хорошо.

Только деревом не пахло, как в нормальной, стационарной бане полагается.

Ну, и пар куда более «сырой».

А так – все просто отлично.

Даже вениками похлестаться удалось – Алёна только повизгивала, на нас, мужиков, глядючи.

Славян даже ее пожалел, пообещал «пропарить нежно», когда пар разойдется, ближе к концу: Славик у нас – банщик