Российский колокол №7-8 2019 - Альманах Российский колокол

мокром месте. На супермена ни хрена не тянет, вместо нервов – клочья, соплёй шмурыгает. Облаял всех и вся: в айфоне, в интернете насмотрелся бардака от наших либерастов… наслушался коллегиальной телетре-пологии… Аверьян, он так орал, хамил, я чуть штаны не обмочил… его бы кардинально подлечить, учти, когда освободишься. Ну всё. Про неё с родным его детёнышем? Ни слова! Пусть сам их увидит. Хоп!

Пономарёв пошёл к Чукалину, встал на колени в развилке его ног. Уткнулся лбом в лоб сослуживца. Притиснул его голову к себе.

– Ну что, любезный сердцу моему земеля, с возвращеньем. Что, развезло? Так это нам, старым ГРУ-козлам, не зазорно. Давно ль на берегу Аргуна я поднимал и выжимал Женька, сынка главагронома?

– Да только что, – сглотнул в горле комок Чукалин, – каких-то полусотни лет назад.

– Девиз, надеюсь, не забыл?

– Теперь не только наш – и жабы-сапиенс болотной: «Не бздеть и телом не хилять…»

– «…Торчать как палка у грузина», – закончил генерал-полковник. Тихо посмеялись, упершись лбом в лоб, в теплейшей ауре родства.

– Пойдём? Там уж заждались. Аверьян приехал.

– Ещё немного. Там гульба закрутится, а у меня после Индария свербит про Гроссмана, – подёргивался в нетерпении Чукалин, ибо немецкий олигарх был главною его добычей, итоговым венцом всего нечеловеческого агентурного двенадцатилетнего напряга.

Пономарёв смотрел на друга в оторопелом изумлении:

– Да что с тобой? Твой дом на горизонте! Махина комфортабельная, в конце концов причал для старости! А ты… про Гроссмана.

– Дом, говоришь… а я бездомный по служебной сути, дома меня не возбуждают. Не тяни, Иван Алексеевич, давай подробности про немца.

– Он вышел на меня три года назад: звонок из Франкфурта-на-Майне. Сослался на вашу встречу в Давосе. Я пригласил его, он прилетел с двумя помощниками. Мы с Аверьяном встретили, перевезли на базу. Он осмотрел всю территорию с болотом. Сказал, что место для отработок геномоэкспериментов идеальное. Представил список оборудования – того, что невозможно было привезти из Франкфурта. У нас глаза на лоб – где всё достать? Отправили запрос в Генштаб и президенту. И закрутилось. Ну немцы-асы, стальная хватка. Подключились капитально, многое достали сами. Как мне потом тайком признались, из-под Арктического льда, у швабианцев.

– Швабианцев?

– Не только. Включили биогентиков из Лондона, Сиднея, Гамбурга, Пекина. У них, научников, подпольное братство, плевать они хотели на схватки политиков. Чуть позже вдруг возбудился и помог «Фиолент» из Крыма.

– Ай да славяне, сдержали слово! Я попросил директора Данилыча о помощи после давосской встречи с Гроссманом, дал твои координаты.

– Дальше пошло-поехало. Собрали Гроссману виварий из местной фауны: кошек, собак, ворон, лисиц и зайцев. Он и помощники колдовали с ними больше года, набивали руку. Таких уродов наклепали – жуть.

– Гроссман был здесь долго?

– Наездами из Франкфурта, как я и Аверьян из Москвы. Безвылазно вкалывали помощники. Раз пять присылал сотрудников крымский «Фиолент».

– Инженерили со зверушками?

– Сначала с ними. Последняя работа: жабо-сапиенс. Трепанировали череп бульдога и вставили туда геномы жабы и эсэсовца из «Эдельвейса». Гроссман добыл его у тибетских лам. Они хранили замороженные со времён войны тела штурмовиков, засыпанных лавиной. Только потом приступили к голове Кало-Руссы.

– Электронная начинка?

– Сложнее. Гроссману был нужен свежий жмурик. Я попросил Самарское ГУ МВД отслеживать автоаварии. Скоро поступил сигнал: машиной сбило путану на трассе – детдомовка, без роду-племени. Тело доставили на базу вертолётом. Мозг ещё жил. Отделили голову с позвоночником и подключили к питательной системе. Правое полушарие изъяли и заменили электронным гроссмановским блоком Кало-Руссы: нейроны, синапсы, аксоны и дендриты – они стали срастаться с левым полушарием – биоткань с композитными нейроматериалами из карбина.

– Силён, батя! Нахватался от генетиков. Когда успел освоить?

– Не лаптем щи хлебаем. Почти три года совал свой нос во все детали, любопытство заедало, как чесотка.

– И Гроссман позволял?

– Что значит «позволял»? Я – бог на базе. Он – бог в виварии. Бог в прямом смысле: клепал и мастерил мутантов, как гайки на станке. Когда всё отработали на тварях, приступили к той самой голове.

– И она заговорила?

– Как вспомню – мороз по коже. Голову с позвоночником поместили в морскую воду и прострелили её плазмой. Воду спустили. Голова открыла глаза и – в дикую истерику, в слезах захлёбывается, верещит:

– Муттер, зараза, бляха-муха! Дай титю, твою мать! Титю, сказала, дай! Доннерветтер!

Картинку представляешь? На позвоночной палке вопит и матюкается бабский череп.

Мадам, кибергенетик, чью титю череп требовал, глазки закатила – и в обморок. Гроссман разнос устроил помощникам: голова наголодалась, калорийность питания была недостаточной, могли угробить весь эксперимент.

– Наружу вылезли инстинкты дойч-младенца и позвоночный матюгальник дорожной проститутки. Значит, Гроссман конструировал правое полушарие Кало-Руссы как разум ребёнка…

– Само собой. Мозг РУССы – вместилище информпрограмм, бойцовской и аграрной. Поэтому он должен быть свободным от всякой информационной шелухи. Ну, идём, что ли?

– Вот теперь идём.

– Евген, Индарий в интернете, от коего письмо для президента. Как гвоздь в башке у сотен тысяч… откуда?! Кто такой?! Сложилось впечатление – ты знаешь. Я не прав?

– Идём, Иван Алексеевич. Скажу, но позже.

Евген с Пономарёвым осматривали дом. Холодная вылизанная анфилада комнат блистала отчуждённой и надменной пустотой. Здесь, в этой лощёности, никогда бы не поселился ни домовой, ни леший, ни даже Чебурашка. Здесь невозможно было чем-то скрипнуть, треснуть или зашуршать. Высосанные пылесосом ковры (дань кавказоидному прошлому Чукалина), узорчатая листвяная бахрома пальм в фаянсовых бочатах, лакированые картины на стенах – подарок президента, пропитанный студёно-германским, авангардным «орднунгом», что-то не оттеплял душу.

Они вышли на высокое, с розово-бетонными столбиками ограждения, крыльцо. Переглянулись с заметным облегчением. Пред ними осанисто, массивно выпирали из цветастых лужаек квадратные строения из каменных блоков и сосновых брёвен: гараж, конюшня, гостевой дом. Блистала стёклами теплица, лениво месил небесную синь трёхлопастной электроветряк (энергетическая автономия, ядрёна вошь!), хрустальной голубизной мерцала в бассейне вода. За ними пластался зеленью травяной ковёр. Метрах в двухстах, через лужайку, бело-пятнистым строем вздыбилась берёзовая рощица.

– Снаружи ничего, сойдёт, а там лощёный саркофаг, – сказал Пономарёв про внутренность осмотренного дома. – Когда наведаешься в следующий раз, всё переделаешь по-своему.

– А «следующий раз» когда вообще-то намечается? – спросил Чукалин.

– Спрашиваешь у меня? А я при чём тут? – нахально удивился генерал. – Теперь ты по другому ведомству.

– Загадками изволите шпынять, товарищ генерал-полковник, – озадаченно выдохнул Чукалин. – Бадмаев расшифрует, что ли? Кстати, где он?

– А-ах, чтоб тебя! – задавленно ахнул генерал, шагнул к ступеням.

Чукалин глянул вниз. Вымахнув из белоствольной рощи, галопом нёсся по лужайке атласно-чёрный жеребец-орловец. На нём прилипла к конской шее малая фигурка. Конь взбрыкивал, кренясь на виражах, рвал