Бесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни

Все это повторяют пастухи, приводящие сюда стада верблюдов в огромном количестве со всех четырех сторон света. Они знакомятся и беседуют друг с другом, проводят всю ночь в жеребьевке и пении народных песен Асагих и заунывных напевов кочевников, которые вечно скорбят о несчастном изгое, прожившем всю жизнь в Сахаре в поисках заветного Вау, но так и умершем, не увидев глазами раскрывшихся перед ним врат. На заре тот, кому улыбнулась удача выиграть жеребьевку, приступает первым к водопою со своим стадом. Говорят, что колодец на равнине — единственный во всем Азгере, куда прибредают потерявшиеся верблюды. Вождь это подтверждает, он рассказывал, как мотался по всей Сахаре в поисках трех верблюдов, которых потерял в свои молодые годы, так что был вынужден в конце концов обратиться к одному из известных факихов в оазисе Адрар, и тот написал ему заклинание на желтом листочке с изъеденными краями, завернул его в кусок тряпки, испачканной жиром, получив с него заблаговременно две серебряные монеты, и посоветовал ему немедленно направиться на равнину возле Акакуса, поскольку царь джиннов поведал ему, что там он стреножит для него верблюдов. И когда он действительно отыскал верблюдов на акациевом пастбище по соседству, то пришел в буйный восторг и долго удивлялся и восхвалял таланты факиха, пока не набрел на одного старого пастуха, открывшего ему секрет. Он с должным восхищением и подробностями поведал ему о случившемся чуде, когда они сидели вдвоем при свете луны, приготовляя себе чай на ужин, и мудрый пастух рассмеялся до слез, упав навзничь и долго содрогался от смеха. Потом вытер слезы и объяснил ему, что абсолютно все пастухи в Азгере навещают этот колодец, когда у них теряются верблюды. Он связал это удивительное событие с рассказом об открытии колодца, о том, как наказала Сахара негодного внука, когда он осквернил водный источник, пытаясь унять свою глупую дикую злобу, которая овладевает только такими сумасшедшими искателями золотых кладов. А закончил он рассказ тем, что факих этот выдумщик и использовал его невежество о чудесных свойствах «Колодца марабутов» и совершенно не за что выманил у него две серебряные монеты.

12

Песчаная почва в ложбине между двумя холмами вокруг устья колодца вся перемешана с мусором и пометом животных, он неумолимо распространяется вширь, ползет к подножию горы, спускается по склонам холмов в другие ложбины и впадины по соседству, потому что пастухи уж невесть сколько лет поколение за поколением пригоняют сюда и стреноживают стада верблюдов. Распевают свои печальные песни и баллады о потерянном Вау и ждут терпеливо своей очереди, которую определил им «священный жребий». И передают из уст в уста по всему Сахелю жестокие повести о приключившемся с людьми в прошлом во время ожидания.

В годы неурожая и бесплодия вся равнина полнится стадами, от верблюдов и скотины нет пустого места и куда ни глянь — везде стоянки проходящих торговых караванов. Изобретение жеребьевки у водопоя восходит именно к периоду тех жестоких лет. Это — мудрая традиция, выработанная долголетним опытом анархии, свидетелем которой был колодец, и происходившей вокруг воды борьбой, пока разумные люди в Сахаре не отыскали верный путь и не выработали этот благородный принцип. И как это обычно случается в истории, опыт не становится традицией, покуда не восприимет его мудрое писание и не соотнесут его люди с преданиями теряющегося в веках свода Анги. И чтобы утихомирить буянов и своевольных, убедить их в преимуществах жеребьевки, придумали мудрые люди историю, будто предания Анги указывают именно на такой путь с использованием этого способа. Они проповедовали всем, что воля жребия — это воля рока, а воля рока — это исполнение желаний сил Неведомого. Они насочиняли разных сказок, создали целые легенды для подкрепления этой идеи. И, естественно, уверяя других, эти разумные люди вскоре сами поверили в истинность собственных доводов, как это бывало с многочисленными призывами и законами, которые народ изобретал и относил к священному Анги, не занимаясь слишком подробными размышлениями о том, на самом ли деле происходят ли эти обычаи из мудрого послания неведомых сил, или они просто плод здравых рассуждений и утверждений обычных смертных, которые население Сахары освоило и затем причислило к священному своду.

В один из таких далеких годов колодец переживал очередной сезон засухи и бесплодия. Караваны не отступали от жерла колодца, пастухи вершили свой суд, уповая на волю рока, и пришли к решению бросать жребий. В течение всего дня пытались они удовлетворить нужду в воде, черпали и таскали наверх сосуды, истощая эту изможденную грудь земли, дарящую жизнь сироту, пока не вычерпывали все до последней капли, чтобы напоить несчастных верблюдов, которым на роду было написано наряду с отсутствием дождей и воды страдать еще от второй напасти, подлинного проклятия: отсутствия трав и всякого корма. Последняя капля росы высохла в стеблях растений пустыни, ничего не осталось вокруг, кроме редких и тощих деревцев в бесплодных оврагах, бывших когда-то руслами. Это напрямую влияло на ослабление сопротивления единственного, терпеливого животного пустыни, способного переносить жажду и целыми месяцами воздерживаться от приема воды. Пастухи прятали вглубь свою скорбь о верных тощих верблюдах — заунывные песни Асагих были попыткой выразить сострадание их друзьям, потаенные жалобы и молитвы поднимались ввысь в ритме этих печальных и горестных мелодий, призывая силы Неведомого вмешаться и облегчить участь, снять проклятие, неизвестно за что ниспосланное небом.

Однако сосок этой земной груди высыхал и истощался каждый день до полудня, и пастухи вынуждены были отступать в сторону, терпеть и ждать утра следующего дня, чтобы дать возможность колодцу наполниться за ночь, вернуть свое прежнее здравие и способность давать молоко жизни всем тварям живым вновь.

Караваны толпились и не уходили, вода во чреве земли продолжала иссякать, и наиболее мудрые из пастухов пришли к необходимости продлить срок ожидания наполнения колодца с одной ночи до двух ночей подряд, а с двух ночей далее — до трех кряду. Никто вокруг не помнил и не знал, сколько времени тогда пришлось ожидать своей очереди на стоянке одному худощавому страннику, прибывшему на породистом махрийце — пегом, поджаром, в теле которого долгое воздержание оставило глубокие складки и морщины, съело весь горб и прочертило кости и ребра под кожей. Никто вокруг не знал и не задумывался, был ли он одним из тех пастухов, что лишились стад и похоронили их в пустынях по соседству, после того как животных извели засуха и голод, или это был просто одинокий путник. Рассказчики потом передавали, что стройная его фигура и необычный рост, придававший ему сходство с ифритами Идинана, а также бледность кожи с зеленоватым оттенком, похожим на цвет тел покойников, были признаками того, что человек происходил из числа жителей пещер Тассили или Тадрарта, поскольку только они в Сахаре имеют такие характерные черты: худобу и таинственность джиннов и зеленоватость кожи покойников. Один из пастухов, старик, указывает на то, что странник тот прибыл в самый злосчастный день, когда иссякла последняя капля воды, и заводилы начали спасать вновь прибывших посредством выемки со дня колодца влажной грязи. Он стоял и наблюдал за общиной и не спешил подойти и получить свою долю — пригоршню ила, пока не подозвал старейшина пастухов. Он отвесил ему в притороченный к седлу сосуд для воды его долю жижи и познакомил его с пастухом-негром высокого роста, сказал, что ему выпал жребий дожидаться своей очереди в числе прочих довольно долго. Незнакомец молча стоял перед шейхом, неотрывно глядя на медный сосуд, окрашенный в нижней части белым оловом, — словно исполняя какой-то чародейский обряд и упорно испрашивая заступничество небес. Старик про себя подумал: вот она, извечная гордыня! Потом подошел к путнику поближе и отвел его в сторону ото всех, сказав:

— Не придавай значения тому дню. Забудь все, чему тебя учило племя, сжуй и проглоти этот ил, пока его не иссушило солнце — оно отберет последнюю влагу. Солнце простирает свои когти повсюду — доберется и до капель в сырой земле.

Незнакомец, однако, не стал слизывать влажную землю. Он вышел на возвышенность поодаль и продолжал ожидать своей очереди. Говорят, он передал это блюдо из влажного ила своему пегому махрийцу, как и продолжал это делать исправно все дни ожидания.

Дело было плохо: сосок иссяк, и за две последующие ночи на дне не набралось больше нескольких несчастных капель. Пастухи пришли в отчаяние, многие бросились в погоню за жизнью — искать колодцы в округе. Отправились к колодцу «Жаждущий», расположенному на расстоянии трех недель ходу к северо-западу от колодца «Сардалис». Никто не удивился провалу такой опрометчивой затеи. В последствии по равнине прошла новость о том что большинство пустившихся в эти поиски погибли.