Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

издеваться над несчастными, а наигравшись, заживо их раздирать. Ну, чтоб юродивый и физически ею изувеченный не мучился… Так филигранно проявляла ласку, нежность и сочувствие…

— Старая дева, которая проклинала всех, мужчин и женщин, живущих и здравствующих в счастливых отношениях. Не признавала обиженная на все человечество брак! Понимаешь, о чем я говорю? Так вот, нам рассказывали, что эта тетенька материализовалась в теле Тузика. Сколько времени прошло, а потомственная нашла выход в мельком тельце младшей дочери и праправнучки. Теперь вот мстит за всех. Сечешь?

— Честно говоря, не очень! — Мантуров снимает два пакета с продуктами, а я подтягиваю связку минеральной воды и упаковку апельсинового сока. — Поехали, сказитель? — Егор оглядывается на меня.

— Угу…

Народ торопится по домам, а транспортный поток уверенно стоит. Водители, посмеиваясь, общаются друг с другом, приоткрыв снегом запорошенные боковые стекла, заранее поздравляют «с наступающим», высовывают руки, сцепляют пальцы, трясут пожатием, а мы с Мантуровым тянем никотиновую отраву, прикуривая по сигаретке на каждом верстовом столбе.

— Юля — это старшая сестра Антонии?

— Родная, — стряхиваю пепел и, скривившись, выпускаю дым. — Два, кажется, между ними года разницы.

— Занята?

Я что-то не вкурил! Егорыч посетит мой дом с вполне естественной целью — склеить бабу «на потом»?

— У нее маленький, сосущий сисечку ребенок и имеется крутой жених, который, между прочим, тоже приглашен. Засохни! У тебя что, голодовка или ты на сухпайке?

— М-м-м, — мычит и с чмокающим звуком вынимает сигарету. Мантуров оглядывается по сторонам, ерзает в кресле, странно чешется, словно торопится куда-то.

— Что с тобой? — обращаю к нему свое лицо.

— Задрался тут сидеть, а так все пучком.

— Сейчас. Смотри, кажется, пробка выскочила, — нажимаю кнопку запуска двигателя и отстреливаю сигарету за борт. — Кто-то кончил и пену в унитаз спустил. Ух, как мы лихо трогаемся. Минут пять — не больше, и будем дома.

— Ты не мог бы не засорять окружающую среду, старик, — жутко поучительным тоном говорит мой пассажир, кивая на выброшенную мною сигарету.

— Чего? — не глядя прямо, в лобовое стекло, склоняюсь над рулем, полосую взглядом поборника за права природы, сочно вдавливаю газ, разрабатываю педаль, и заставляю машину дергаться и рычать.

— Есть же пепельница, Петя.

«Мама, это ты сейчас со мной?» — прищуриваюсь злобно, но мягко и плавно трогаю свой автомобиль с места, на котором после получасового стояния протектор моих зимних шин навечно размороженный реагентом асфальт прошил.

— На будущее обязательно учту.

Дегенерат ты хорошо воспитанный!

Лифтовая кабина для двух мужиков с особо ценным грузом оказывается не очень-то вместительной и просторной комнатенкой. Мы смотрим друг на друга, не моргаем, иногда задерживаем дыхание и помалкиваем.

— Почему ты пригласил меня, Велихов? — Егор вдруг начинает говорить.

— Не понял твой вопрос. Ты не мог бы уточнить? — сально ухмыляюсь.

— Я там чужой человек, никого не знаю, а ты…

— Познакомишься и сразу станешь своим, почти родным. Люди простые и общительные, к тому же свежая кровь не помешает…

А вообще, побудет живым громоотводом на свят вечер между мной и Тузиком. Мелкая коза интеллигентно и довольно сильно достала меня за последние три дня. Я простоял всего неполный срок — где-то четыре или пять часов — за прилавком «Шоколадницы», а по ощущениям — всю жизнь батрачил на всем недовольную и очень требовательную, слава Богу, и к себе, и к людям мелюзгу. Смирнова — весьма мерзкая начальница, которая ни хрена не разрешает. Шаг вправо-влево — расстрел или поселение, без права переписки каторжные двадцать пять лет. Имел неосторожность прикоснуться к каким-то навороченным, в прямом и переносном смысле этого слова, конфетам, как тут же отработал такой себе «производственный» штраф.

«Есть можно все, Петруччио, только впредь не забудь денежку на такие свои действия в копилочку просунуть» — она хихикала, когда после моей смены играла в женское «инкассо». «Купчиха», слюнявя пальчик, листала длинные купюры, которые я налом с посетителей ей в прибыль получил.

Поэтому определенно мне нужен Мантуров Егор, чтобы сдерживаться и не натворить беды. Пусть клюнет на Смирнову — так уж и быть. Тем более что Антония к серьезным отношениям относится точно так же, как и я к балетной сольной партии — терпимо, но тоскливо, а с некоторых пор — с отчуждением и вынужденно брезгливо. Уверен, что путного ни хрена все равно у них не выйдет. Егор — порядочный мужик, а Тонька — лихо в юбке. Она не взглянет на него, как на потенциального для брака клиента, зато я буду целый вечер спокоен и сосредоточен на достойном окончании того, что организовал: по глупости или недоразумению…

Сашка ведь звал в свою компанию: порыбачить, попарить кости, потрахать девок и козла забить. Из всего перечисленного меня интересует только третий пункт, но… По всем анализам — пока, увы. А я лечусь…

— Вы старые знакомые, а я стопудово буду третьим лишним…

— Надо разбавить компанию, влив в нее свежую кровь, Мантуров. Заканчивай рефлексировать, анализировать, и как это… Твою мать! Фрустрировать, блядь! Уверен, будет очень круто! Клясться на книжке не намерен, впрочем, как и упрашивать тебя. Хочешь убраться прямо сейчас — вали из кабины, этажа, и моего подъезда на хрен. Не порть нам праздник, — последнее шиплю, подавшись на него лицом. — Понятно говорю?

— Абсолютно, — он глубоко вздыхает и обращает взгляд на индикатор, показывающий расположение лифтовой кабины относительно номера этажа, через который она проходит. — Какой этаж?

— Уже приехали, — подмигиваю деловому партнеру и кивком указываю, что пропускаю его вперед. Он выходит и сразу тормозит на перепутье. — Направо, большая дверь. Там останавливаемся и ждем, пока я трелью дверного звонка не вызову того, кто мог бы у нас все это барахло принять.

— Выглядит, как банковский сейф! — присвистнув, моей входной двери ненужный, но приятный даже железяке, комплимент отвешивает.

Да уж сейф! Внутрь которого мой драгоценный папа, не прикладывая особых усилий, тогда вошел и поразился тому, как я нескучно здесь живу… Вот так слухами и обрастает ничтожный человек. Надеюсь, Гриша не накрутит на событие, которому он стал случайным свидетелем, пошлых домыслов и вихлястых, но все-таки серьезных, кандибоберов, которых на самом деле у