Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

естественно, все разом просыпаемся, вскакиваем со своих мест. Что делать? Горячая вода, почти кипяток, брызжет во все стороны: на стены, потолок, вещи. Фаина как-то исхитряется пригасить этот фонтан полотенцами и направить основной поток в раковину, но его часть все равно изливается во все стороны. И очень скоро нашу камеру начинает затапливать. В буквальном смысле. Конечно же, мы с первой минуты катастрофы – стучим в дверь, орем: «Дежур! Один два ноль – срочно! Авария!» Кричим и в окно, и в коридор. Машем руками перед нашими видеокамерами. Но все бесполезно! Вокруг стоит гробовая тишина. Сотрудников как ветром сдуло… И незримые фсиновские наблюдатели, видимо, как на грех покинули свои посты…

А уровень воды медленно, но верно – все поднимается. Мы собираем обувь с пола, поднимаем сумки. Сидим на своих спальных местах, поджав ноги. Пытаясь разглядеть друг друга в облаках горячего пара, клубящегося над водой. Мы понимаем, что нашим тюремщикам будет совершенно наплевать, если нас затопит, если мы задохнемся от этого кипяточного воздуха…

Примерно через часа полтора у нашей двери наконец появился дежур Вася. Проснулся, наконец! Тогда уже он достаточно оперативно пригнал хозника-сантехника, который перекрыл всю воду на спецблоке. Почти до утра мы сначала вычерпывали воду, потом старались максимально высушить пол… Та еще была ночка…

Весь спецблок сидел без какой-либо воды до следующего дня, пока нам наконец не починили кран. И тогда мы особенно остро ощутили, насколько же мы зависим от малейшего шевеления пальца этих пресловутых людей в погонах. Вот сидишь ты без капли воды – ни попить, ни в туалет сходить. И ничего с этим поделать не можешь… Для свободных горожан в случае такого экстренного отключения воды пригоняют к подъезду цистерну с водой. А нам никто не принес даже и стакана…

С тех пор мы всегда на всякий непредвиденный случай держали в камере несколько двухлитровых бутылок с водой. И эти запасы нас не раз выручали, так как полное отключение воды тут было, увы, не редкостью…

Поэтому услышав о безумной идее Рианы организовать очередное стихийное бедствие на спецблоке, мы хором принялись ее отговаривать. «Риана! Не вздумай поджигать матрац! Он же не ватный, а поролоновый! Он не будет гореть, а будет плавиться и дымить!» – вразумляла Риану одна из моих соседок, женщина с каким-то высшим техническим образованием.

Риана ее услышала. И… разбила окно. Как она умудрилась это сделать, я не знаю – ведь в камере не было металлических предметов, а окно защищено решеткой как снаружи, так и изнутри. Но вот раздался грохот стекла, прибежали дежура. Крики, вопли – и Риану снова уволокли в карцер.

Когда прошли положенные пятнадцать суток в карцере, и Риана вернулась в камеру, то выяснилось, что окно в камере так и осталось разбитым. Риана стала возмущаться, ведь приближались холода, а в камере, помимо нее – старые люди. Но окно не чинили. И тогда спустя пару дней Риана подожгла… подушку.

Мы почувствовали запах гари, быстро прошедший через разбитое окно, а потом – и в нашу форточку. Риана прокричала, что подожгла подушку. Стали истерично вопить и ее старухи, и мы впервые услышали, что те реально существуют. Снова прибежали дежура, и все повторилось как в прошлый раз, только пошумнее. Тушили подушку. Риану тащили в карцер. Утихомиривали старух.

Риане снова дали пятнадцать суток – это максимально возможный срок для карцера. Но потом по отбытии наказания ее на одну ночь вернули в 119-ю камеру. А затем снова отправили в карцер. Видимо, сотрудники разозлились не на шутку.

Узнавать про Рианины новости мы могли только во время прогулок – ее выводили гулять все так же одновременно с нами. И вот Риана рассказывает Фаине, что у нее начался жуткий цистит. Еще бы! С приходом осени в карцере воцарился погребной холод. Риана жаловалась на острую боль внизу живота, и Фаина предложила передать ей свои лекарства. Антибиотики. Риана с радостью приняла это предложение: «Конечно, малыш, давай, если сможешь»… Только вот как это сделать? Они стали думать.

Фаина берет упаковку таблеток с собой на прогулку. И просит дежура, когда мы проходим мимо карцера, передать лекарства: «Это просто противовоспалительное! Смотрите, на блистере написано!» Но дежур категорически отказывает: «Не положено!» Ну ладно. Поднимаемся на крышу. В соседний дворик приводят Риану.

Как же передать упаковку, если дворик – это запечатанная коробка, и даже вместо неба – мелкая сетка плюс решетка? Но, как во всякой казенной системе, тут тоже находится дыра. В самом углу потолка – то ли сетки не хватило, то ли кто-то ее отодрал. Дыра – и над нашим двориком, и над соседним. Фаина умудряется вскарабкаться по довольно-таки высокой стенке к этой дыре. И просунуть туда руку с упаковкой таблеток. И бросить их в соседний дворик. И ей словно все равно, следят на ней видеокамеры в данный момент или нет. Главное – она снова сделала что-то по-своему!

Голод и молитвы

И все же самым главным, что заботило Фаину, было то, что она осталась без общения со своим маленьким сыном. Хотя бы по телефону, хотя бы по несколько минут. И поначалу разрешение на телефонные звонки ей категорически не давали. Как и меня, следствие закрыло ее на спецблоке, чтобы оставить без вербальной связи с внешним миром.

Но Фаина настойчиво писала жалобы и заявления – следователям, их начальникам, потом начальникам начальников… А поскольку право на телефонные звонки своим родственникам все же закреплено законом, Фаина наконец-то получила разрешение на… один телефонный звонок. Об этом ей и сообщил пришедший для допроса следователь. Он принес это разрешение и, как полагается, передал его сизошным сотрудникам. И Фаине оставалось только дождаться, когда ее вызовут на звонок.

Она несказанно обрадовалась и с нетерпением стала ждать момента, когда нашу камеру поведут на звонки. И вот приходит дежур, велит, как обычно, собираться Тамаре. А про Фаину ни слова! Говорит, что «разрешение на звонок Нихановой к ним еще не поступило». Фаина ждет следующего раза – ну мало ли, может, бумага еще не попала из одного кабинета в другой. Бюрократия – ничего не попишешь… Но и в следующий раз ее не вызывают. И через неделю. На проверке Фаина рвет и мечет: «Где мое разрешение на звонок? Такого-то числа следователь принес его в СИЗО лично! Почему мне до сих пор не дают поговорить с ребенком?!» Сотрудники клятвенно обещают разобраться, найти это разрешение, но время идет, а воз – все еще там…

Фаина наконец понимает, что ее единственное, с таким трудом добытое разрешение,