Человек, который не знал страха - Бранко Китанович

Штурмбанфюрер фон Ортель стал для него первой загадкой. Между тем Центр запрашивал сведения об Ортеле, о характере его миссии в Ровно. Правда, Центр советовал соблюдать осторожность, не начинать с эсэсовцем по собственной инициативе никакой игры, вести себя таким образом, чтобы «приятельские» отношения с фон Ортелем развивались естественным образом.

Однажды в офицерском казино фон Ортель пригласил за стол человека из числа местных жителей и повел с ним разговор на чистом русском языке. Оказалось, что он владеет русским языком совершенно свободно, хотя раньше никогда не пользовался им в присутствии Кузнецова и Лисовской.

– Вы знаете русский? – спросил Кузнецов. Это был первый вопрос, который Кузнецов позволил себе задать фон Ортелю за все время их знакомства.

– О, да, я занимаюсь им с давних пор, дорогой Зиберт. А вы что-нибудь поняли? Не правда ли, мелодичный язык и звучный?

– Я понял всего лишь отдельные слова. Мои знания русского языка ограничиваются военным разговорником.

Фон Ортель кивнул в знак понимания и с выражением некоторого сожаления.

– Без ложной скромности могу сказать, что владею русским языком в совершенстве. У меня было немало возможностей убедиться в том, что ни один русский не в состоянии отличить меня от своего соотечественника. Конечно, когда я не в немецкой военной форме, как сейчас. – Ортель самодовольно рассмеялся.

– Пауль, вы производите впечатление человека, умеющего хранить тайну, – перешел вдруг на серьезный тон фон Ортель. – Поэтому могу вам признаться, что перед войной я некоторое время жил в Москве.

– И чем вы занимались там? – машинально вырвалось у Зиберта.

– Чем занимался? Помогал большевикам строить коммунизм! – Эсэсовец саркастически ухмыльнулся.

– Значит, вы… – Зиберт словно бы немного смешался, а затем с фронтовой солдатской непосредственностью наивным тоном задал прямой вопрос: – Значит, вы разведчик?

– Вы хорошо воспитаны, мой друг, – назидательным тоном произнес фон Ортель. – Бьюсь об заклад, что про себя вы употребили слово «шпион», не так ли?

– От вас ничего не скроешь. Вы читаете чужие мысли. Я действительно подумал так, но прошу прощения, у нас в армии ваша профессия не очень ценится.

Эсэсовец был достаточно интеллигентен, чтобы не обидеться. Простодушие и прямота Зиберта его, казалось, лишь забавляли.

– Это все результат армейской пропаганды, неверно она нас изображает.

Так была снята первая завеса с тайны «стоматологического кабинета» доктора Ортеля. Но главную тайну еще предстояло открыть – цель миссии фон Ортеля в Ровно.

Кузнецов и Ортель встречались почти ежедневно или у общих знакомых, или один на один, что случалось чаще. Эсэсовец на свой манер привязался к казавшемуся несколько наивным фронтовику, который внушал ему доверие и готов был внимательно слушать его словесные излияния. Постепенно он совсем перестал его стесняться.

Кузнецов, наблюдая день за днем фон Ортеля, все больше приходил к мысли о том, что за внешней респектабельностью эсэсовца скрывался страшный и опасный человек. Главной чертой этого человека был цинизм. Это был цинизм страшный, не оставивший в человеке ни единого чувства, ничего святого. Фон Ортель не признавал никаких идей, ничего, кроме корысти, которая, по его убеждению, и движет человеком во всех его поступках, в политике или в частной жизни.

– Война, – говорил фон Ортель, – ведется ради государственных и личных интересов. Признаюсь, меня интересуют исключительно личные. Но осуществить их я могу лишь через государственные интересы.

Кузнецов был поражен тем, с каким цинизмом и убийственным сарказмом фон Ортель отзывался о руководителях третьего рейха.

– В любви к самому себе доктор Геббельс не имеет соперников. А для меня, чем человек больше говорит о своих достоинствах, тем меньше я ему верю. Ложь доктора Геббельса шита белыми нитками. Задумайтесь над иронией истории, – фон Ортель вытер носовым платком пот со лба и с выражением презрения и гадливости на лице продолжал: – Фюрер выбрал этого дегенерата, чтобы он своей болтовней убеждал мир в превосходстве немецкой расы! Мальчишкой меня отодрали за уши за то, что я обозвал этого безмозглого калеку сорокой, напялившей на себя орлиные перья, а сейчас из меня хотели бы сделать болвана, готового поверить его брехне. Или послушайте всех этих розенбергов, которые уверяют нас в том, что мы должны умереть ради того, чтобы жила Германия. Не больше, не меньше! А почему бы не умереть самому господину Розенбергу? Извольте, господа, платить честно. Пусть каждый платит по своему счету, и тогда мы решим, а надо ли рисковать жизнью.

– Зачем вы так, это же наши, – пробормотал Зиберт, чтобы как-то отреагировать на тираду фон Ортеля.

– Что, испугался? Думаешь, я провоцирую тебя? меня можешь не бояться. Бойся гадов во фраках, они жалят исподтишка. Если окажешься с ними в одной компании, не забудь позаботиться о запасном выходе.

Многие так называемые столпы третьего рейха в действительности никакие не великаны, а самые рядовые, никчемные людишки. Лучше, когда слабый человек тебе враг, а не друг, мой Зиберт.

– Я все же отношу себя к тем, кто верит в немецкий гений, давший миру честнейшего рейхсмаршала Геринга, храброго и великодушного гауляйтера Коха, а также Бормана… – начал Кузнецов, желая якобы умерить остроту критики фон Ортеля.

Штурмбанфюрер захохотал и покровительственно похлопал Зиберта по плечу, как бы говоря: «Честен ты и наивен, но надрессирован, как верный пес».

– Э, мой дорогой Зиберт! Этот твой «честнейший» Геринг является крупнейшим лавочником на свете, спекулянтом, собственником огромной коллекции произведений искусства, которые он награбил в оккупированных странах. А гауляйтор Кох? Да он труслив, как заяц. Он смел, когда ему ничего не грозит, а как только тучки начинают сгущаться, немедленно удирает в Кенигсберг. Кох смертельно трясется за свою жизнь. Он забыл слова Гете о том, что смерть неизбежна, независимо от того, боишься ты ее или нет. Ты упомянул этого лиса с львиной гривой Мартина Бормана. Э, мой Зиберт! Борман – ни рыба ни мясо; это что-то такое студенистое. Это Яго при дворе Адольфа Гитлера. Специалист по полу истине. А полуправда хуже лжи! Но зато интриган, каких поискать.

Перед Кузнецовым день за днем обнажалась анатомия страшного человека. «Страшного не только по своей идее человеконенавистничества, но и по полной безыдейности», – отмечает Д. Медведев в книге «Сильные духом».

В те ночи Кузнецов плохо спал. Его мучила мысль о фон Ортеле. Кто же он на самом деле, этот высокообразованный немец, для которого в мире нет ничего святого, у которого нет никаких идеалов, кроме корысти? А не агент ли он английской «Интеллидженс сервис»? Возможно, он англичанин, блестяще играющий роль гестаповца особого рода? Правильно ли будет похитить его и самолетом переправить в Москву? Кузнецов запросил мнение Центра по этому вопросу. Центр рекомендовал не спешить и не рисковать, а продолжать внимательно следить за каждым шагом фон Ортеля, выяснить цель его пребывания в Ровно.