Человек, который не знал страха - Бранко Китанович

Майор вскочил и бросился к вешалке за пистолетом, но Струтинский подставил ему ногу, и тот растянулся на полу.

За полминуты Гетель был укрощен и связан. Так неожиданно закончилась игра, которая могла иметь далеко идущие последствия. Другого выбора у Кузнецова в создавшейся обстановке не было. Он отбросил ненужную больше маску и приступил к допросу насмерть перепугавшегося эсэсовца.

– Никогда бы не подумал, что вы русский разведчика – хмуро произнес Гетель. – Я думал, что вы англичанин или поляк, работающий на «Интеллидженс сервис». Собирался предложить вам свое сотрудничество. Соглашусь сотрудничать и с русскими, если отпустите.

– Все зависит от вас, от вашей искренности, – ответил Кузнецов. – Ваши показания мы сравним с теми сведениями, которыми уже располагаем. Поэтому требую говорить только правду, одну правду. Многое нам известно, но, конечно, кое-что мы еще не знаем.

Видимо, это произвело на Гетеля должное впечатление: на протяжении нескольких часов он подробно отвечал на вопросы, интересовавшие советскую разведку.

– Кем в действительности является фон Ортель? – спросил Кузнецов эсэсовца в конце допроса.

– Я не могу вам этого сказать.

– Почему? – Кузнецов повысил голос.

– Потому что я на самом деле не знаю, кто он, – истерично воскликнул Гетель. – Этого никто не знает. Мне лишь известно, что штурмбанфюрер Ортель имеет специальные полномочия от главного управления имперской безопасности в Берлине. Он имеет право лично обращаться по телефону к Мюллеру и Шелленбергу.

– Ого! – Кузнецов едва не присвистнул.

Мюллер был начальником IV отдела главного управления имперской безопасности, то есть тайной полиции, гестапо. «Следовательно, – подумал Кузнецов, – я не ошибся, полагая, что фон Ортель – крупная птица».

Из показаний майора Гетеля Кузнецов узнал, что фон Ортель некоторое время провел в Белграде. Сюда, в Ровно, к нему два-три раза приезжали какие-то личности из Берлина. На днях его видели с одним из них. Говорят, что это Отто Скорцени – известный похититель. Но о задании, которое фон Ортель выполнял в Ровно, майор Гетель толком ничего не мог сказать.

– Фон Ортель – сам себе хозяин, – сказал Гетель. – Он, например, часто бывает в тюрьме. Отбирает там людей и куда-то увозит. Никто из них назад не возвращается. Ему помогают в Ровно три майора и один капитан.

Сведения, полученные от майора Гетеля, были лишь элементом в системе мер по идентификации личности фон Ортеля. В этом деле многое еще было неясно, поэтому Кузнецов продолжал развивать связи с фон Ортелем. Делать это ему было не трудно, так как фон Ортель считал его своим близким приятелем и постоянно искал с ним встречи. Создавалось впечатление, что беседы с Кузнецовым служат фон Ортелю своеобразной отдушиной для снятия нервного напряжения, вызываемого, видимо, важностью выполняемой им работы.

Беседуя с ним, Кузнецов вдруг обнаружил, что фон Ортель неустанно изучает не только то, что должен знать высококвалифицированный разведчик, но и многое другое, выходящее за рамки его профессиональных обязанностей. Фон Ортель, оказывается, изучал труды Шлифена, Мольтяе, Клаузевица, до деталей знал походы Цезаря, Чингисхана, Наполеона, Фридриха II. Но его оценки исторических деятелей страдали очевидной субъективностью. Странно, например, было слышать от него, что катастрофические поражения Германии на восточном фронте и возможная высадка англичан и американцев во Франции не будут иметь решающего влияния на исход войны. Большинство генералов вермахта фон Ортель считал тупицами. Он иронически относился к возможности достижения победы в войне с помощью боевых действий на поле боя. История учит, утверждал Ортель, что великие события происходят лишь в результате насильственных перемен в высшем эшелоне власти. А эти перемены чаще всего осуществляют диверсанты и заговорщики.

Однажды Зиберт и фон Ортель сидели в ресторане отеля «Дойчегофф». Фон Ортель наливал себе стопку за стопкой. Разговор зашел о ходе войны на восточном фронте.

– Как вы, Зиберт, относитесь к этому «случаю под Курском»[13] и вообще к тому, что русские наступают? – спросил фон Ортель.

Сам вопрос уже заключал в себе доверие. Упоминать о Сталинграде и Курске можно было только в разговоре с человеком, которого хорошо знаешь, не опасаешься.

– Во всяком случае, иначе, чем большинство, – ответил Зиберт. – Несомненно, оба этих факта достаточно трагичны сами по себе. Но я не люблю нытья. Мне представляется, что бывают такие исторические моменты, когда поражение важнее победы. Что заставит задуматься над серьезностью положения в дни победы? Ничто. Победы кружат головы. Люди теряют представление о реальном. А поражения? Они заставляют думать даже меня. – Зиберт усмехнулся. – Германии нужен трезвый ум и твердый дух, то и другое приобретается не в победах, а в поражениях.

– Браво! – воскликнул фон Ортель. – Из тебя, Зиберт, вышел бы превосходный теоретик. Пока не поздно, покажись Альфреду Розенбергу, он приезжает через два-три дня. Выскажи ему свои взгляды, и он возьмет тебя к себе в помощники! Он любит алхимиков человеческих душ. Напомни ему, кстати, что вы с ним земляки. Между прочим, я, пожалуй, больше ему земляк, чем ты. Но, признаюсь, не хочу, чтобы меня что-либо связывало с этим головастиком.

– Пожалуйста, не надо, я считаю Розенберга выдающейся личностью третьего рейха.

– Оставь ты эту чепуху при себе. Розенберг ничего собой не представляет особенного. Говорят, что он немецко-татарского происхождения. Кого, интересно знать, надоумило поставить этого дурака промывать нам мозги? Ты, возможно, не знаешь, что Розенберги пришли в Пруссию с Волги. Там еще царица Екатерина создала колонию немцев.

– Забавно.

– Куда уж забавнее!

– Ты, Ортель, кажется, назвал себя переселенцем из России, так ли это?

– А ты, я смотрю, догадлив! Но мы отклонились от «курской» темы. Скажи честно, ведь у тебя уже есть два ранения, от фюрера ты получил два креста и прочее. Готов ли ты снова идти на фронт? Там, правда, обещают Железные кресты, но чаще всего выдают деревянные, – иронично усмехнулся фон Ортель. – Во всяком случае, так утверждает большевистский писатель Илья Эренбург. Ну, так что?

Зиберт распрямился на стуле. Его голос стал суровым и твердым.

– Я солдат, мой дорогой штурмбанфюрер, и мой долг без размышлений драться за фюрера, за германский народ и за Великую Германию!

«Вот такой искренний фанатик мне и нужен», – подумал фон Ортель, но вслух сказал совсем другое. Насмешливо разведя руки, он воскликнул:

– Блестящий ответ! Но почему так официально и театрально? Неужели ты думаешь, что борьба с противником ведется лишь на поле боя?