Лекции по общей психологии - Алексей Леонтьев

Возникает очень большая трудность представить себе, как на этом языке, который составляют лишь значки чего-то, что воздействует, что-то, что уже переведено, а не само оно, перевод на один или другой язык, как вот из этих значков понять образование образа мира, на этом языке передаваемого. (Гельмгольц иногда употреблял термин «иероглиф», что и обозначает собой, собственно, знак, значок, что-то, что выражает другое, поэтому иногда в критике теории Гельмгольца, с этой ее стороны, говорят о иероглифичности позиции Гельмгольца. Только, товарищи, никогда не отвлекайтесь от основного тезиса Гельмгольца: признание объективно существующего мира. И в этом заключался материализм естествоиспытателя Гельмгольца.) Источник – условные значки, иероглифы. Результат – результат соответствует предметному миру. Опять известное, материалистическое по своей тенденции положение. Гельмгольц нашел единственно возможное в то время, то есть во второй половине XX столетия, решение. Он говорил так: действительно, образ не может быть построен на этом языке, он не может быть построен из ощущений. Происходит еще переработка ощущений. И тогда они начинают быть говорящими по-настоящему. И эта переработка совершается в центральной нервной системе, в голове, которая вот эти условно переданные сигналы перерабатывает так, что возникает образ предмета, вещи. Мы эту работу не знаем. Она закрыта самонаблюдением. Эта работа бессознательных, как он их называл, умозаключений. Значит, что получается? Система сигналов, которые мы получаем, ощущений, затем необходимо допустить их переработку. Надо сказать, что здесь положение обыкновенно возникает такое же, что и при анализе закона специфической энергии органов чувств. Он сначала упрощается и вследствие этого теряет свою содержательность. С умозаключениями Гельмгольца происходило примерно то же самое. Ограничивались указанием термина. Но вот к органам чувств присоединяется работа бессознательных (просто тех, которых мы не сознаем субъективно, скрытых от самого субъекта; присоединяется работа, будем говорить мышления, правда?) умозаключений. И здесь не так просто. Во-первых, вводя понятие бессознательных умозаключений, Гельмгольц скорее поставил проблему, чем предложил ее решение. В этом отношении он проявлял очень большую осторожность. Во-вторых, он вовсе не думал, что эта работа происходит независимо, как бы прибавляясь к тому или другому сенсорному явлению или совокупности сенсорных явлений. Скажем, зрительный образ возникает не в результате переработки ощущений только зрительной модальности. Он искал решение вопросов в другом. Ведь когда происходит акт зрения, когда возникают зрительные ощущения, то при этом в работе органов чувств, вернее, в работе зрительного аппарата необходимо принимают участие глазные движения, следовательно, иннервация глазных мышц. Необходимо происходит также известное совпадение зрительных данных с данными других ощущений. Значит, эти бессознательные умозаключения скрывают в себе не просто работу размышления над полученными значками. Но этим очень емким у Гельмгольца понятием была высказана, следующая мысль. Разгадка, так сказать, связей ощущений и ощущаемого лежит не в исследовании каждого отдельно взятого сенсорного процесса, а в понимании совокупного действия. Я бы даже сказал – «целокупного действия», различая понятие совокупности как понятие суммы и понятие целокупности, то есть совокупности, образующей целое, целокупное. Это тоже немецкий термин. Это «вместе взятое», объединенная, но целостная сумма. Не аддитивно полученная, не путем прикладывания одного к другому, не путем суммирования.

Таким образом, Гельмгольц вообще сделал очень существенный прорыв в решении проблемы отношения ощущения к ощущаемому и тем самым отношения образа к отображаемому. Надо сказать, что позиция Гельмгольца жива до сих пор. Если о законе специфических энергий органов чувств больше говорят в порядке исторической справки, то о концепции Гельмгольца говорят как о концепции живой, она обсуждается до сих пор. И вот вопрос о том, что же представляют собой так называемые бессознательные умозаключения, наполняет в сущности собой всю современную психологию восприятия. Она как бы движется в пределах разгадывания, дальнейшего анализа, дальнейшего понимания, что это за процесс, – так называемые бессознательные умозаключения? Как происходит этот процесс?

Надо сказать, что позиция, которую я сейчас обрисовал, позиция отдельных воздействий, их переработки на язык ощущений, проблема проникновения в самый объективный мир, который вызывает эти ощущения, – она была осложнена еще одним обстоятельством. Дело все в том, что в духе естествознания XX века содержалась тенденция дробления, поэтому когда изображался акт зрения, то анализ начинался с допущения некоторого возникшего элементарного ощущения и некоторого источника этого ощущения. Так что ставился вопрос всегда о процессе, соединяющем ощущение с некоторым воздействием, ставящим в зависимость ощущение от некоторого элементарного же воздействия. Вот это дробление – совершенно в духе естествознания XX века – поэлементное разбиение, так сказать, сейчас как-то ушло из науки как ведущее направление, вообще, рассмотрения и решения возникающих вопросов. Надо сказать, что сейчас прежде всего возникла, конечно, генеральная идея. Она с большей или с меньшей степенью сознательности выражена в современной психологической науке, в современной психологии восприятия. В сущности нельзя рассматривать так: удар в колокол – упругая волна – орган чувств. Нельзя рассматривать так: вспышка света – распространение соответствующего частотного, так сказать, процесса (и все равно, вы можете представлять себе корпускулярную или волновую природу света, это безразлично; словом, вот этого материального процесса) – и зрительное чувствительное окончание. Ведь дело обстоит иначе. Когда мы говорим об ощущающем, видящем, обоняющем человеке, надо понять, что мы говорим о человеке, который оказывается в поле. Нет ничего из элементов! Точка! Нет этой прямой линии. Это очень ясно видно, скажем, на слухе. То же самое можно показать в отношении света. Вот здесь прозвенел колокольчик. Раздалась такая звуковая точка, удар. Вот это знаменитое, то, что вы видите в учебниках: колокол и от него идут изображенные условно волны, расчленяющиеся по сфере. Ведь не так! Оказывается, что вы вообще находитесь в акустическом поле, принципиально. Это акустическое поле практически не бывает отсутствующим. Практически не бывает отсутствующим. Оно возмущается звонком. Это значит, что меняется что? Все акустическое поле! То есть то акустическое поле, в котором существует живой организм, существует человек. И от которого он получает (от этих изменений, возмущений поля) содержательную сигнализацию, сложное воздействие. Ну, представьте себе, прозвенел этот звук, звонок. Вот эта звуковая точка возникла. Удар гонга, удар по колоколу. Обычное изображение на рисунках. Что произошло? Частота колокола воздействует? Нет. Эффект реверберации существует в помещении? Реверберации? Да. Ну как же, отражается же звук? Значит, эти эффекты реверберации участвуют в том зрительном поле, в характеристике того зрительного поля, в котором мы с вами находимся? Участвуют. Но ведь дело все в том, что здесь может быть (вот я вижу предмет, подходящий для иллюстрации, – стекло), здесь могут быть некоторые поверхности, которые приводятся в действие распространяющейся звуковой волной, вот этой возмущающей поле волной, а отвечают еще дополнительно своими гармониками, правда? Осложняется общее зрительное поле? Да. Со светом то же самое. Бесчисленные рефлексы, которые окружают предмет, освещаемый, отражающий лучи в реальном, а не абстрактном поле. Ну, например, небо абсолютно чистое. В помещении, представляющем собой так называемое черное тело, правда? Ведь эта мысль, абстрактное условие, которое мы фактически не можем достичь, практически, но теоретически можем представить себе. Это совершенно особая вещь. И если человечеству придется переместиться в условия, в которых существенно изменится характеристика поля, хотя и останутся некоторые воздействия, то, по-видимому, эффекты восприятия этих воздействий будут резко отличными. Это мы можем сказать, предвидеть теоретически заранее. Вот есть такое усложнение. Значит, мы все время действуем в поле. И адаптация, вот эта эволюция происходит тоже, как эволюция в поле. В поле световом, акустическом и уж, конечно, в поле гравитационном, по отношению к которому у нас тоже есть рецепторы, чувствительный аппарат. Правда, они о себе явно и прямо не заявляют.

И вот мы переходим еще к одному очень интересному вопросу. Можем ли мы, учитывая то, что я сказал, вот эту ситуацию необходимости реагировать на изменения поля (нет еще одно: на изменение полей, то есть всей системы, в которую мы включены независимо от нашей воли и сознания и прочее), можем ли мы в этих условиях создавать простое дробление, соположение наших чувствительных аппаратов, то есть органов чувств? Давайте немножко остановимся на этом вопросе. Это чрезвычайно важно также как предпосылка для позитивного решения проблемы образа и мира, проблемы восприятия как процесса, восприятия как образа – словом, для решения всех тех вопросов, которые встали перед наукой. Принята известная классификация ощущений, которая тоже в сущности родилась в XIX столетии, потом несколько видоизменялась, приобрела (особенно у Шеррингтона) четкие и красивые формы и которую надо сейчас рассмотреть критически, хотя это нечто устоявшееся. Давайте попробуем посмотреть на эту классификацию, не торопясь, избирать какой-нибудь принцип расположения, то есть классификации, систематизации органов чувств и соответствующих модальностей ощущений.