Лекции по общей психологии - Алексей Леонтьев

Итак, какие же фундаментальные проблемы открыло это замечательное продвижение в психологии, которое состояло в том, что восприятие стало пониматься как процесс порождения образа мира?

Одна из капитальных, фундаментальных проблем есть проблема восприятия и ощущения. Здесь хорошо у меня вышло, когда я говорил «восприятия и ощущения». Союз «и», как известно, и соединительный, и различительный, дизъюнктивный, так сказать. Есть, действительно, необходимость известного различения ощущений и восприятия, но вместе с тем существует и какое-то фактическое слитие этих процессов. Отсюда-то и рождается проблема: в каком отношении стоят восприятия к ощущениям? И для психологии как конкретной области знания эта проблема представляется очень содержательной, не только фундаментальной, но и далеко не простой. Исходный постулат состоит в том, что основу восприятия составляют ощущения, вызываемые воздействиями на органы чувств. Если говорить в более точных современных терминах, лучше было бы сказать: воздействия на чувствительные аппараты, то есть на рецепторы, как их обычно называют. Иначе говоря, упомянутый постулат состоит в том, что восприятие осуществляется посредством органов чувств, рецепторов, чувствительных аппаратов, которыми снабжен человек и животные. Или иначе, еще проще, я бы сказал даже принципиальнее: не существует восприятия без ощущений. Представьте себе, товарищи, действительно оказывается, что это положение, кажущееся очень простым сейчас, в нашем столетии, в психологии, в этой конкретной науке приобрело известное актуальное значение, потому что стали вестись исследования в рамках проблемы восприятия без посредства ощущения. То есть, буквально восприятия вне ощущения.

Те, кто подхватил эти тенденции, в отдельных случаях легкомысленные молодые (и не слишком) люди, стали говорить о, допустим, телепатическом восприятии. В чем его суть? В том, что оно происходит помимо известных нам существующих или полагаемых существующими, иногда только гипотетически, без подробного исследования, сенсорных аппаратов, сенсорных органов чувств. Вот почему этот постулат так самоочевиден, это подчеркивают даже и в наши дни. Еще один принцип: ничего нет в мышлении, чего бы не было в ощущении. Приходится напоминать сей бесспорный афоризм. Но за этим постулатом, вполне очевидным для всякого сколько-нибудь разумного человека, кроется два очень больших и очень серьезных, отнюдь не простых вопроса. Первый. Можно ли из этого постулата сделать вывод, что образ, то есть наше восприятие мира, есть не что иное, как совокупность наших ощущений?

Я еще раз повторяю этот простой, но очень сложный на самом деле вопрос. Можно ли считать, что образ есть совокупность ощущений? То есть, что он разлагается, распадается на сумму ощущений? Родилось такое правило: одно ощущение суммировалось с другим. Вот в результате такого суммирования и возникает образ. Так ли? Второй, еще, может быть, более значимый, еще более важный и очень принципиальный, я бы сказал: философский вопрос, одновременно с тем, что он остается так же и конкретно-научным, есть вопрос о том, в каком отношении находятся ощущения к ощущаемому? Нужно сказать, что оба эти вопроса заслуживают не только обсуждения, но и обзора оснований, которые необходимы для того или другого их решения.

Давайте остановимся сначала на первом вопросе. То есть на вопросе о том, сводится ли образ мира или отдельных предметов, объектов этого мира к их сумме? (Разумеется, я подразумеваю не только вещи в их, так сказать, неподвижных свойствах, но и изменения этих вещей, их движения, например перемещения в пространстве.) Так вот: можно ли представить себе этот процесс, процесс формирования образа этих предметов восприятия как объединение, суммирование возникающих ощущений? Нужно сказать, что бесконечно давно стала складываться теория восприятия, которая впоследствии приобрела развернутую форму и стала называться ассоциативной теорией восприятия. Теория эта импонировала (и импонирует, можно сказать, и сейчас) своей очень большой простотой, и я бы сказал – мнимой, но все же ясностью. И ее поэтому пересказать очень просто. Если, к примеру говоря, я вижу, то есть воспринимаю, у меня возникает образ вот этого предмета, который я держу сейчас в руках, то образ этого предмета, собственно, есть не что иное, как ощущение цвета + ощущение контура, формы + ощущение отстояния (расстояния, иначе говоря; если близок предмет от меня, то, по-видимому, это последнее связано с большим или меньшим сведением зрительных осей или еще более сложным образом, но воздействия того или другого фактора на органы чувств дают ощущения, которые затем объединяются, суммируются. Я ощущаю также сопротивление этого объекта, который держу в руках, давление, которое оказывают держащие этот объект пальцы моей руки, и к этому ощущению, мной названному, еще присоединяются ощущения осязательные. С ними очень тесно связаны кожно-мышечные, кожно-суставно-мышечные ощущения (мы можем бесконечно уточнять эти вещи). Итак, сумма ощущений. Таким образом, передо мной предмет черный, определенной фактуры, судя по характеру цвета, гладкий на ощупь, твердый, не поддающийся деформации, когда я оказываю давление пальцами моей руки на этот предмет, имеющий вес, то есть массу (ну и еще многое, многое другое). Эти ощущения вступают в ассоциативную связь между собой, так как одно имеет тенденцию вызывать другое вследствие того, что они часто появляются вместе. Ну и к этой сумме ощущений может прибавляться также и слово, обозначающее эту совокупность, то есть предмет, в этой форме представленный, через нее оказавший свое действие на чувствительные аппараты человека.

Эта ассоциативная теория справедливо обозначалась как теория атомистическая. Значит, если сравнить образ с некой молекулой, то отдельные ощущения можно сопоставить с отдельными кусочками, с отдельными элементами, то есть с отдельными атомами. В представлениях того времени атом считался неделимым элементом, отсюда и перешел этот термин в ассоциативную психологию, названную «атомистической». Есть связи, напоминающие связи в молекуле атомов, это суть ассоциации, то есть связи, возникающие вследствие повторения или относительно более частого повторения одних сочетаний по сравнению с другими. Вот эти частые, заученные, задолбленные совпадения, сочетания и образуют эту картину, образ. Связи эти позволяют всегда пополнять наличные ощущения ощущениями, некогда с ними, то есть с наличными ощущениями, связанными в опыте, связанными опять-таки по тем же самым законам ассоциации. Значит, если надо было бы записать формулу, которая бы отражала излагаемую мной сейчас простую концепцию, то можно и нужно было бы записать: ощущение А + ощущение Б + в данный момент отсутствующий, но восстановленный по ассоциации, то есть по памяти, элемент АБВ + АБВГ + пропущенный Д, восстановленный по ассоциации, и так далее. Поэтому всегда в образе содержатся не только элементы, непосредственно возникающие под влиянием воздействия на рецепторы, под влиянием процессов в рецепторах, но также и как бы «бывшие» ощущения, обычно связанные с наличными. Когда я слушал свой первый в жизни курс общей психологии, то эта ассоциативная теория была проиллюстрирована следующим образом.

«Когда-то, – говорил читавший этот курс профессор Челпанов, – в то время, как в саду (имеется в виду сад открытый – парк, будем говорить нашими терминами) играл духовой оркестр и под этот оркестр танцевали, то кто-нибудь из гимназистов останавливался, становился перед оркестром и начинал жевать лимон. Оркестр прекращал игру, ибо оркестр-то был духовой, а вид лимона сейчас же ассоциировался с кислым вкусом, а кислый вкус вызывал бурное слюноотделение. Музыка прекращалась. Упрекнуть гимназиста было не в чем. Он собственно ничего незаконного не совершал, он просто ел лимон, что, как известно, законом вполне разрешено». В скобках скажу, что Челпанов принадлежал к числу выдающихся педагогов и не только педагогов высшей школы, но и вообще педагогов. И он очень любил приводить на лекции такие иллюстрации, которые помогали запомнить что-то существенное. И вот сейчас прошло столько лет, и все-таки, когда я стал рассказывать об ассоциативной теории, мне сразу же пришла в голову эта иллюстрация Челпанова, хотя вот в этих строчках я ее, конечно, не записал, потому что я писал их в порядке логики, а рассказываю в порядке педагогики.

Это так же просто, как и неверно. Еще в конце XIX века внимательные исследователи-психологи обратили внимание, вернее, описали даже (вначале это было очень осторожным взглядом) следующее явление. Если произвести мысленное вычитание отдельных составляющих, компонентов, слагаемых, если сказать упрощенно, ощущений из образа, то все же остается некий как бы остаток. И этот остаток в то время стали называть качеством формы («Gestaltqualitat»). Эта мысль очень скоро, в начале века, была подхвачена и развита до целой теории восприятия, которая сразу противопоставила себя теории ассоцианистской, ассоцианистической, атомистической. Теория эта основывалась на очень простых фактах, на очень простых явлениях. Я не буду излагать подробно эту теорию, только приведу ее общую схему, ее главные, угрубленные немножко положения, так же как я сделал это по отношению к теории ассоцианистической. Явления, которые и обосновывают, и иллюстрируют вместе с тем эту концепцию, очень просты. Я не буду обращаться к доске, тем более, что писать на ней негде, а обращусь лучше к вашему воображению. Это, может быть, даже лучше. Итак, вообразите себе, что перед вами три точки, расположенные вот так: одна и здесь две. Несомненно, я изобразил перед вами, начертил на доске треугольник. Но позвольте, треугольник же не образуется этими тремя точками, правда? Я могу эти три точки расположить иначе, и тогда эти же самые три элемента, эти три атома образуют совершенно другую молекулу. Теперь другое изображение: квадрат – четыре точки, а вот так четыре – это что? Отрезок прямой. Значит, кроме элементов есть еще что? Остается осадок, остаток, качество формы, – так эта структура и есть форма, поэтому направление, которое развивало эту антиассоцианистическую теорию, пробрело название гештальттеории.