Два года каникул - Жюль Верн

Колонисты выступили в поход с восходом солнца, и первые два часа все шло довольно гладко, хотя повозка двигалась не так уж быстро из-за колдобин на берегу Зеландской реки. Гораздо труднее стало продвигаться лесом, меж деревьев, когда пришлось огибать трясину. У Доля и Костара заныли ноги, и Гордон по просьбе Бриана разрешил им присесть на повозку.

Около восьми часов утра, когда гуанако с трудом тащились мимо трясины, Кросс и Уэбб, шедшие немного впереди, подняли крик, зовя Донифана, за которым побежали и остальные.

В самой середине болота, развалясь, лежало какое-то огромное животное, тотчас опознанное юным охотником. Это был толстый розовый гиппопотам[129], к счастью для него, успевший скрыться в мутной воде прежде, чем Донифан выстрелил. Впрочем, зачем было и стрелять!

— Что это за толстенное животное? — спросил Доль, испугавшись одного его вида.

— Это гиппопотам,— ответил Гордон.

— Какое смешное название!

— Это вроде как речная лошадь,— пояснил Бриан.

— Да ведь он нисколько не похож на лошадь! — возразил Кросс.

— По-моему,— заявил Сервис,— лучше бы назвать его «свинопотам»!

Это замечание, не лишенное справедливости, очень насмешило малышей.

Примерно в начале одиннадцатого часа повозка выехала на побережье Топкой бухты, и Гордон устроил стоянку недалеко от устья, в том месте, где находился лагерь мальчиков во время разборки яхты.

Около сотни тюленей плескались или грелись на солнце у рифов, а многие нежились на береговом песке за линией прибоя. Очевидно, они не привыкли к присутствию человека, а вернее всего, никогда его не видели. Поэтому тюленье стадо не выставило сторожей на случай опасности, как обычно поступают морские животные, которых промышляют в арктических или антарктических водах.

Но прежде чем начать охоту, колонисты устремили взоры на океан, широко расстилавшийся перед бухтой от Американского мыса до пика Ложного моря. Он как всегда был пустынен; еще раз пришлось убедиться, что трассы судов пролегают вне здешних вод.

И все-таки существовала вероятность, что какие-то корабли случайно могли проходить в виду острова. Вот если бы установить наблюдательный пункт на Оклендской гряде да втащить на нее маленькую пушку яхты, еще остававшуюся на берегу, то это привлекло бы больше внимания, чем мачта. Но ведь нельзя же постоянно днем и ночью сидеть на скале, вдалеке от Френч-дена! Даже Бриан, не перестававший думать о возвращении на родину, признал это невозможным.

После завтрака на скорую руку, когда полуденное солнце выманило на берег большинство тюленей, девять старших мальчиков стали готовиться к охоте; младшие остались на попечении Моко вместе с Фэнном, которого нельзя было подпускать к тюленьему стаду. Охотники взяли огнестрельное оружие и порядочный запас патронов; в этот раз Гордон не поскупился.

Надо было прежде всего отрезать тюленей от моря. Донифан, руководивший всей операцией, предложил пройти вниз по реке до самого ее впадения в море, а оттуда осторожно пробраться по линии прибрежных скал, чтобы окружить песчаную полосу. Вскоре этот маневр был успешно выполнен, и охотники расположились полукольцом на расстоянии тридцати — сорока шагов друг от друга. Затем по сигналу Донифана они разом вскочили и открыли огонь.

Каждый выстрел нашел свою жертву. Оставшиеся в живых тюлени забили хвостами, приподнялись на ластах и большими прыжками стали уходить к морю. По ним успешно стреляли вслед; особенно отличился Донифан. Вся охота закончилась буквально за несколько минут, пока последние уцелевшие тюлени не скрылись под водой, за рифами. На берегу осталось около двадцати убитых и раненых животных.

Таким образом, экспедиция удалась полностью, и охотники, вернувшись к стоянке, разбили лагерь под деревьями.

После отдыха они занялись весьма отталкивающим, но необходимым делом, в котором приняли участие все, начиная с Гордона. Прежде всего надо было вытащить на берег туши тех убитых тюленей, которые застряли на рифах — труд нелегкий, хотя животные были не особенно крупными. В это время Моко, разведя костер меж двух камней, поставил на огонь котел с пресной водой, набранной в реке во время отлива. Тюленей разрубали на куски по пять-шесть фунтов и бросали в котел; после нескольких минут кипения на поверхность поднимался светлый жир, который постепенно сливали в бочонки. Варящееся тюленье мясо издавало отвратительный запах, так что все зажимали носы — но не уши, что позволяло слышать шуточки, отпускавшиеся во время этого занятия. Даже изысканный «лорд Донифан» не ворчал и не уклонялся от работы, продолжавшейся и на следующие сутки.

На исходе второго дня Моко собрал несколько сот галлонов[130]жира. Этого было достаточно, чтоб обеспечить освещение Френч-дена на всю предстоящую зиму. Тюлени на берег не возвращались и, очевидно, не появятся здесь, пока со временем не пройдет испуг.

На третий день, на заре, мальчики, ко всеобщему удовольствию, могли покинуть лагерь. Уже с вечера они нагрузили повозку бочонками жира, котлом и инструментами да прицепили еще и пушку. Было очевидно, что обратный путь займет гораздо больше времени, так как гуанако предстояло везти тяжкий груз, да еще в гору — от бухты к Семейному озеру.

Когда они отправились в дорогу, на берегу стоял оглушительный крик тысяч хищных птиц, налетевших на выброшенное тюленье мясо.

Отсалютовав флагу Соединенного Королевства, развевавшемуся на мачте, и бросив последний взгляд на морской горизонт, маленький отряд двинулся вверх по течению Зеландской реки. На обратном пути ничего особенного не случилось. Несмотря на трудную дорогу, гуанако хорошо справились со своими обязанностями, а мальчики при необходимости подталкивали повозку, так что к шести вечера колонисты благополучно вернулись во Френч-ден.

В последующие дни все занимались обычными делами. На пробу заправили фонари тюленьим жиром, он хотя и не давал большой яркости, но вполне годился для освещения пещер. Значит, нечего бояться темноты в долгие зимние вечера.

Тем временем приближались Сочельник[131] и Рождество, которое так весело празднуют англичане. Гордону, конечно, хотелось отметить этот день поторжественнее. Это будет как бы воспоминанием о далекой родине, сердечным порывом к отсутствующим семьям. О, если бы они слышали, как их дети кричат: «Мы здесь! Все! Живые и здоровые! Мы увидимся! Бог приведет нас домой!» Да, дети верили, что родители там, в Окленде, еще не утратили надежды увидеть их вновь!