Лезвие на воде (СИ) - Оксана Самсонова

Данте начинает играть тихую спокойную мелодию, а я петь. Постепенно она набирает темп, становится более сильной и громкой. Мой голос набирает высоту и звучит сильнее. Данте играет превосходно, мелодия проникает в самую душу, от нее бегут мурашки по всему телу.

Я ловлю на себе взгляд бездонных глаз Данте, он продолжает играть, неотрывно смотря на меня. Взгляд его нежен, доброжелателен, заботлив. Вызывает желание окунуться в него полностью и забыть обо всем плохом. Просто жить и наслаждаться жизнью. Хотя бы сегодня.

Снова я хочу сделать себе поблажку, дать слабину.

Хилария прекрасно чувствует темп. Движения ее рук и тела завораживают, как дрожащее пламя свечи. Притягивает взгляд, как далекий огонек в ночной тьме. Она танцует, уйдя в себя, слившись с мелодией. Юбка ее красного платья, украшенная множеством разрезов, колышется вокруг ее ног подобно огненным змеям.

Я замечаю взгляд Оберона, обращенный лишь на Хиларию. Восхищенный и скучающий, нежный и болезненный. Он с силой заставляет себя отвести взгляд ближе к концу танца, сильно сжимая бокал. Как только песня заканчивается, а Хилария перестает танцевать, Оберон первым встает из-за стола, желает всем спокойной ночи и покидает террасу.

Хилария провожает Оберона таким же взглядом, как тот смотрел на нее минуту назад.

Почему не может быть все проще хоть у кого-то из нас?

— Спасибо за прекрасный вечер, Хозяин Востока. Я пойду в свою комнату. Спокойной ночи. — произносит Хилария, продолжая улыбаться с тоской в глазах.

— Тебе спасибо, Хилария. Прекрасный танец.

Следом за Хиларией, я и Данте направляемся в его комнату. На этот раз процедура лечения проходит легче. Яда меньше, чистой крови больше.

— Можешь спать здесь, я лягу в зале, если хочешь. — предлагает Данте, как только заканчиваем процедуру очищения.

— Я в порядке, пойду к себе. Спокойной ночи.

— Я ведь могу чем-то помочь? Обязательно ли уходить навсегда на другую сторону? — у самой двери голос Данте заставляет меня остановиться.

Я, конечно, представляла, что мы разберемся с нападениями, и сможем встречаться после того, как вернусь к родителям. Но разве это жизнь все время прятаться и скрывать ото всех наши встречи?

— Родители не пройдут через барьер. А оставить их я не смогу.

— Но тебе удалось…

— Потому что я потомок одного из создателей барьера…

— Тогда кто-то из твоих родителей…

— Это не всегда так. Если бы кто-то из родителей мог пройти сквозь барьер они бы не оставили меня одну. Это передается не столько по крови, сколько по уровню силы.

— Даже если так, неужели мы не сможем видеться?

— И прятаться? Подвергать опасности друг друга? Что будет, если все знают, что ты общаешься со стихийницей? Я не хочу лишать тебя возможности на нормальную жизнь.

***

Проходя мимо большого коридора, замечаю Оберона, стоящего на балконе. Перевертыш держит в руках очередной бокал с вином, в один момент его кисть сжимает его так сильно что, мне кажется, бокал сейчас лопнет.

— Что происходит? Ты же влюблен в другую! Может хватит театр разыгрывать? — раздраженно, прямо в лоб, высказываю Оберону под действием алкоголя.

— Я не разыгрываю. — Оберон даже не скрывает своих эмоций по отношению к Хиларии, как обычно. — Она мне нравится…

— Ты ей тоже.

— В этом и проблема. Я не хочу, чтобы она пострадала… — недоговаривает Оберон, продолжая говорить загадками.

— Я думаю у тебя прекрасно бы получилось ее защищать. Громадина вон какая. Белый волк надо же. Мое поколение о перевертышах только в книгах читало. Все уверены, что вы никогда больше не повстречаетесь нам из-за нападений людей.

— Дело не в том, что я не могу защитить ее от кого-то или от чего-то.

— Тогда в чем? Я пьяна и поэтому не отстану от тебя и тебе не удастся меня заткнуть своим фирменным взглядом. Мне кажется, тебе было бы проще сказать реальную причину почему ты отталкиваешь Хиларию, чем придумывать эти жестокие отмазки. — я совсем себя не сдерживаю и поток колких слов так и летит в направление Оберона.

— Я не смогу защитить ее от себя. Она пострадает рядом со мной… — Оберон тяжело вздыхает и делает глоток вина. — Наткнулся я раз на старца. Его ограбили, избили. Я помог ему, дал денег, а он… А он в качестве благодарности предостерег меня, сказав, что я потеряю ту которую полюблю.

— Вот это подарок. — растерянно произношу, облокачиваясь на перила балкона, выдергиваю из рук Оберона полупустую бутылку с вином и делаю глоток.

— Не то слово. Что теперь делать ума не приложу. Я ведь уехал тогда из деревни специально подальше от нее. Уже тогда в мыслях только она и была.

Тревога в душе после его слов нарастает. Мне не хочется верить в правдивость слов какого-то старца. Но я прекрасно знаю, что, если это был не шарлатан, то избежать его пророчества не получится, куда бы ты не бежал.

— Но ты уже ее любишь…

Оберон лишь кивает на мои слова и наполняет свой бокал, который уже успевает опустошить двумя глотками ранее.

Хилария тоже его любит….

— Остается надеяться, что тебе попался шарлатан, иначе, я тебя отправлю вслед за ней, если что-то случиться. Не пей много.

— Ты сама как?

— В отличии от Дея, я все еще дышу и в который раз вырываюсь из лап смерти благодаря Данте.

***

Мы собираемся ранним утром у ворот поместья и направляемся в западном направлении сквозь столицу, затем выезжаем на дорогу ведущую к Западной долине через множество деревень и небольших городов.

— Мы будем присутствовать на балу. Так я не вызову подозрений своим очередным визитом. А вы будете наблюдать за остальными гостями. Наблюдать за младшим сыном и то, как он будет себя вести. С кем говорить. Но быть всем предельно осторожными. — раздает инструкции Данте.

Теперь все зависит от Властителя Запада. Согласится ли он проверить своего младшего сына.

— Я так у тебя и не спросила. Откуда у тебя твой меч? — вспоминаю, что хотела спросить еще во время прошлой, не совсем удачной, конной прогулки.

— Мой дядя был очень сильным полукровкой, и артефактов у него было припрятано немало. Победить его голыми руками или с обычным мечом у меня бы не вышло. Мне пришлось отыскать артефакт, что сильнее всех его артефактов вместе взятых.

— Где ты его нашел?

— В океане Гауфридус. Он хранился у сирены по имени Фингула.

— Надо же даже имя ее запомнил. — не могу удержаться от едкого замечания. — Но неужели она его тебе просто так отдала?

— Не просто так, конечно, она потребовала мое сердце, и чтобы через десять лет